Михаил Харитонов - Путь Базилио

• Название: Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1–7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

А в своей крохотной девичьей комнатке тихо плачет мышка Розочка — одна, совсем одна, без любви, без живительных паров толуола.

Молодая поняша Гермиона Ловицкая, умница и заучка — что с ней? Она полуночничает в «Кабинете»: лежит в Красном Зале у камина и уплетает очередное ведёрко любимых сухариков. Назавтра у неё разболится живот, но сейчас ей хорошо. Ну или, так скажем, неплохо. Хотя сердце её… а что такое, в сущности говоря, сердце? Дым, фантазия! Во всех отношениях сердцу стоит предпочесть желудок. Фру-Фру, похоже, склоняется именно к такой теории — а иначе зачем она заказала корытце тёмненького? Кстати, это уже второе. Дойдёт ли дело до третьего? А сам-то как думаешь, впытчивый читатель? Ась? Вот то-то и оно-то!

Администратор «Кабинета», педобир Иеремия, тем временем сидит в своём кабинетике и, периодически обмакивая коготь в желудёвые чернила, приуготовляет бумагу, которую иные читатели назвали бы отчётом, а иные — доносом. Истина, как всегда, где-то рядом — ну то есть типа посередине, но ближе к краю. К какому? Это как бы зависит.

Позорный мент, мурло которого так изгадило наше повествованье, вызывает сомнения — да уж не спит ли он? Нет, смотрите-ка, он пошевелился! Мент не спит, он занят: пьёт. Утром двадцать первого ему на стол положили приказ о повышении, подписанный губернатором Пендельшванцем. По такому случаю он запил. Он пил бы и дальше, но ему завтра сдавать дела сменщику-рептилоиду.

Ничего этого не знает поросёнок Пётр, сидящий в холодной. Он не спит — так как помещение охлаждено до плюс десяти градусов по цельсию, а в полночь температурку снижают до плюс пяти. Лучшее, на что он может рассчитывать — так это на три-четыре предрассветных часа до побудки, когда измученное тело отключит мозг принудительно. Поспать нормально ему удастся только завтра днём, когда новый начальник-рептилоид, не желая разбираться с чужими делами, выкинет всех задержанных вон.

Кроличка Заенна Гуцуляк, она же Зойка, ждёт клиента-крота. Клиент задерживается. Зоя коротает время, мечтая о том, как она поднакопит денег, уйдёт из профессиии и откроет лавочку, где будет продавать плетёную мебель и глиняные тарелки. И родит ребёночка от кого-нибудь из бывших клиентов — чисто для себя, ну и чтобы в лавочке помогал. Такие грёзы помогают ей настроиться перед работой.

Чем занята Мальвина, девочка с голубыми волосами, говорить пока не стоит, но заметим: и она не спит. Не спит и пудель Артемон — во всяком случае, с ней, если вы об этом подумали. Нет, он расхаживает туда-сюда, взирая на неподвижный лик луны, и мысли его далеко-далеко от сих мест, а вот помыслы — напротив: близки, но тщетны. Такое случается с натурами романтическими.

Тем временем недопёсок Парсуплет-Парсуплёткин при свете звёзд, на газоне… так, стоп, а это ещё кто такой? Откуда он взялся? Он не наш герой, мы вовсе его не знаем. Похоже, этот шаромыжник проник сюда в общей толпе незваным. Брысь, нелегал! Пинками, пинками гони его с газона и из книги вообще, читатель! Нам что, персонажей не хватает? У нас их, вообще говоря, перепроизводство! Пошёл, пошёл, скобейда поебучая! Если сунешься ещё хоть раз… ну ты поэл.

Услыхав слово «перепроизводство», в наше повествование пролазит с чёрного хода философ-номиналист Уильям Оккам (1258–1347). Он терпеть ненавидит умножать сущности без необходимости, и по этой-то причине нас хулит за чрезмерное обилие действующих лиц, потрясая своею бритвою. Мы эти мерзкие происки и подлые выпады проторенессансного так называемого мыслителя с негодованием отметаем. Ставя ему на вид, что на Земле вполне вещно и реально жило и живёт огромное количество существ, весь смысл бытия которых лишь в том и состоит, чтобы поедать шоколадные батончики и смотреть телевизор. И если они все вотпрямща сдохнут, дадут дуба, протянут копыта, склеют ласты и загудят под фанфары, то мир ничего не потеряет — ибо всё равно будет кому поедать шоколадные батончики и смотреть телевизор. Однако желать столь всеобъемлющего пиздеца было бы ужасно, просто ужасно, и никто не желает подобного, кроме совершеннейших злодеев и бестрепетнодушных оригиналов, не так ли? Наши же герои все как на подбор своеобычны, и тем уже хороши — хотя, признаем это, ужасно, просто ужасно невоспитаны. Или, наоборот, ужасно воспитаны — это как будет благоугодно посмотреть на сей предмет другу-читателю. Кстати, давненько мы с ним не общались. Что сидишь, друг-читатель, невесел, что головушку повесил? За мной!

А ну-тко, окинем критическим взглядом фигуру кролика Роджера, по фамилии Веслоу! Сей архисквернослов — кто бы мог подумать? — диктует пупице докладную записку. При этом он регулярно вставлет в текст разные заковыристые ругачки, которые простодушная ящерка иногда принимает за научные термины. Как раз сейчас он обозвал её изнаночносучьепадлой подзалуплесенью за то, что она записала в список археологических находок еблябливую россмердь и цыкроту лилиебохую — в то время как это были самые обычные кроличьи выражения, адресованные нерадивым снабженцам.

Сиротка Хася кушает. Точнее, лакомится. Чем занят в этот момент Тарзан, вождь нахнахов — проще догадаться, чем читать объяснения, да и к чему входить в такие подробности? Но ни он, ни она не спят. Хотя сон так полезен для здоровья.

Безопасник Мага — жив курилка! — стоит у дверей палаты Тарзана. Он явился с докладом. Ему прыдёцца нэмножэчка падаждат, даа.

Зато черепаха Тортилла занята делом совершенно неотложным — она порождает свой приплод. На сей раз она запланировала большую кладку: трёх специалистов по силовому прикрытию — она уже дала им имена Серова, Васнецова и Верещагина — и трёх психомиметиков: Шагала, Дали и Гельмана. Психомиметиков ей заказали шерстяные, нуждающиеся в специалистах по сведению с ума военнослужащих потенциального противника, а силовиков — их основной потенциальный противник. Откладывая яйца в тёплый песок, черепаха размышляет о том, что надо бы усилить личную гвардию, ныне состоящую в основном из головастиков.

Пупица Сявочка экспериментирует со своей окраской. Она пытается придать своей ладошке тот оттенок розового, который ей мерещится. Почти получилось — но она не учитывает освещения. Под беспощадно-жарким лучом студийного прожектора она полиловеет.

Бурбулисы, случайно встреченные нами, знаете чем заняты? Они выпиливают! Не подумайте чего плохого: у них есть хобби — мастерить домашнюю мебель. Сейчас они заняты изготовлением полочки для специй. Вклад их в общее дело разнствует: один работает лобзиком, а второй, устроившись на козетке, копается в заветной баночке с мелким железом, отыскивая восемь одинаковых шурупчиков на полсантиметра каждый — чтобы прикрутить ко дну полочки крышки[104] подвесных банок. Пока он нашёл шесть шурупчиков и скоро найдёт седьмой. Восьмой найти ему не суждено. Вместо него придётся вбить два маленьких гвозика. Но тссс! — это тайна, они об этом ещё не знают. Не будем же торопить события.

Кот Базилио справляет нужду. Эстет непременно написал бы что-нибудь вроде — «отправляет естественную надобность», но это прозвучало бы претенциозно, манерно, неискренне. Так что напишем просто, по-русски, без экивоков — справляет нужду. Какую именно? Ну знаете ли! всему же есть граница! Пусть о таких физиологических подробностях пишет какой-нибудь записной похабник — де Сад, де Кок[105] (о, какая же у него мерзкая рожа!), или хотя бы писатель Владимир Г. Сорокин. Нам это чуждо — как и нашему скромному, опрятному герою.

Его альтер-эго, кот Базиль, трясётся в почтовой карете. Лишившись дружков по шайке, он решился попытать воровского счастья в Директории. Раньше бы он туда не сунулся, но теперь начали поговаривать, что директорийская полиция уже не та, и рулят ею чуть ли не менты. Кот думает попробовать себя в профессии форточника или щипача. Он нам ещё встретится, этот скользкий тип.

Такса Муся пишет кляузу на подруг, её таки отбуцкавших за блохастость. Кроме того, ей оторвали левое ухо. Она надеется на бесплатный ребилдинг по медстраховке, полагающейся сотрудникам ИТИ. На это мы скажем — ну-ну. Да, именно так мы и скажем! Почему? А вот тут — промолчим. Должна же оставаться в книге какая-то недоговорённость, загадка, тайна? Вы скажете, что загадка эта фиговенькая и ни единой живой душе не интересная. Допустим; но лучше что-то, чем ничего, n'est-ce pas?

Поняшу Юличку (такую помните?), спокойно спавшую, укусил овод, и она уже вторую минуту гоняется за ним по опочивальне, щёлкая зубами. Но тщетно: злобный овод жужжит и торжествует. Жу! Жу-жу-жу! Муа-ха-ха!

Буратина задумчиво гладит подбородок, на котором выросли мягкие, бледноватые сосновые иголочки. Видать по всему, он вышел из отроческого возраста и вступает в пору юности, прыщавую и нечистую. Деревяшкин думает, соскоблить ли иголки, выщипать ли, или оставить так. Точнее, он уже пришёл к тому, что лучше именно соскоблить, но не может вспомнить, куда задевал мачете. Трудно жить на свете с маленькой памятью и коротенькими мыслишками! Но и он, заметьте, не спит.