Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

• Название: Записки бывшего милиционера
• Автор: Эдуард Скляров
• Издательство: Правда Севера
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-85879-908-5

Настоящие записки, названные как «Записки бывшего милиционера», являются не литературным, а кратким документальным описанием моей жизни, и то только в той части, которая запомнилась мне самому или о которой я узнал из документов, прочих бумаг и рассказов других людей, и не только милицейского периода, которому отдано почти тридцать лет собственной жизни.

Когда задумывались «Записки…» — а это было достаточно давно, — тогда и родилось их название, и мне казалось, что милицейский период моей жизни — это самое важное и единственное, что достойно описания. Но в последующие годы в моей «милицейской» голове под влиянием новых жизненных событий и обстоятельств произошли такие переоценки всего и вся, что теперь я твёрдо знаю: милицейский период — это далеко не самое главное в моей жизни. Главным является вообще вся жизнь, со всеми её взлётами и падениями; а то, что ранее казалось мелким и незначительным, на самом деле не менее важно, чем служба в милиции. Другое дело, что какие-то периоды, какие-то события хотелось бы прожить по-иному. Но, увы, двух жизней не бывает.

---

В конце первого года службы, ещё до начала боевых дежурств на базе, меня, как специалиста по обработке металла, — я оказался единственным в своём дивизионе человеком, имеющим реальный практический опыт работы на производстве, — на два месяца командировали в Ригу на курсы оружейных мастеров при военном арсенале, который находился рядом с Межепарком. Нас было несколько человек из различных частей, и жили мы по два человека в палатках, установленных на территории арсенала. В моих напарниках оказался парень по фамилии Курилов, хронический алкоголик, дошедший до того, что пил бурду, отцеженную из свернувшегося лака. Несколько раз он пытался и меня вовлечь в этот процесс, но натыкался на стопроцентное «нет». Моё психологическое состояние в то время было таково, что я не пил бы не только эту гадость, но и лучшее шампанское в мире.

Мне никто не верит, когда я говорю, что за три года службы в армии я не только не выпил ни грамма спиртного, не только ни разу не побывал на губе, но ни разу не получил наряда вне очереди, хотя ничем не отличался от общей массы солдат и даже несколько раз бывал в самоволке: вместе с Ренатом бегали за яблоками на хутор, а больше и ходить-то было некуда.

Два месяца оружейных курсов пролетели быстро. За это время мы несколько дней учились с открытыми, а потом с закрытыми глазами делать полную, до последнего винтика, разборку и сборку автомата, затем по несколько дней отрабатывали по очереди все технологические операции по реконструкции автомата: АК переделывали в АКМ, упаковывали оружие в ящики и вагонами отправляли в заграничные горячие точки. В нашу армию в это время шли АКМы заводского изготовления. Закончились курсы недельной стрельбой с утра до вечера, пристрелкой автоматов одиночными выстрелами и очередями. К сожалению, защиты для ушей нам никакой не давали, и с тех пор у меня началось необратимое медленное ухудшение слуха, которое обострилось на почве взаимоотношений с одним из самодуров-начальников уже на милицейской службе.

Отправляя меня в часть, начальник арсенала ничего лучше не придумал, как вручить мне ходатайство о моём поощрении правами командира полка за хорошую учёбу на курсах, а на обороте листа с этим ходатайством написал другое ходатайство — о строгом наказании Курилова за его пьянство и лень. В результате никто не узнал ни о первом, ни о втором ходатайстве, потому что бумагу эту пришлось порвать и выбросить.

Среди солдат дивизиона попадались большие оригиналы. Один здоровый парень с Украины по фамилии Ящук — из призыва после нас — заявлял, что никогда не видел и не ел белого хлеба. Не знаю, где он жил на Украине, но кусок белого хлеба он клал сверху чёрного и ел, как бутерброд, громко сопя от удовольствия. Другой парень, с Донбасса, переросток — ему было под тридцать — с мужицкой цыганской внешностью, мнил себя красавцем, донжуаном и пытался насильно овладеть женой одного из офицеров, приехавшей навестить своего мужа. Наличествовали в солдатском коллективе не только эти, но и другие странные и морально уродливые персонажи, которые не давали нам скучать.

Всеми нами, солдатами, повседневно, днём и ночью, командовал старшина Чернов. Это был оригинал на всю дивизию. Он считался самым «чёрным» старшиной, и его назначили к нам в дивизион с учётом особой важности и секретности нашего оружия.

Порядок в казарме был идеальный, старшины все боялись, обмануть его было очень трудно, но мы иногда как-то ухитрялись. Даже мне однажды это удалось сделать во время десятикилометрового кросса. Поскольку я всю жизнь плохой бегун, то десять километров на время для меня были большой проблемой. Так вот, в начале маршрута мне «посчастливилось» запрыгнуть на торчащий из-под дивизионной скорой помощи прицепной узел, благополучно проехать на нём всю дистанцию и вовремя с него соскочить. Старшина, зная мои беговые качества, долго ходил вокруг меня, пытаясь уразуметь, каким образом я в таком свежем виде одолел десять километров. Для него эта загадка осталась неразрешённой.

Как ни грозен и суров был старшина, я и Чартия быстро нашли с ним общий язык. Однажды, подарив ему сувенирную стограммовую бутылочку вина, мы увидели, с какой радостью он принял подарок. Такие редкие подношения сделали своё дело: мы стали заходить к нему в кабинет, как к своему товарищу, а он и не возражал. Видимо, роль «чёрного» старшины психологически давалась ему довольно трудно. Ему не хватало положительных эмоций и контактов, а мы с Нодари своей болтовнёй компенсировали этот дефицит.

Моя служба в армии закончилась досрочно. Мы с Чартия умудрились своевременно подать рапорта о зачислении нас на курсы офицеров — младших техников-лейтенантов, опередив огромное количество таких же солдат. Дело в том, что курсы открывали возможность поступления в институт прямо в солдатской форме без увольнения из армии. Для таких лейтенантов в частях даже создавались подготовительные курсы для сдачи вступительных экзаменов в вузы. Мы закончили и те и другие курсы, а потом — сначала Партия, а через неделю и я — уехали сдавать экзамены в институты. Поступил ли Партия в институт, я не знаю, но сомневаюсь, зная его подготовку. Все мои попытки наладить с ним связь посредством писем не увенчались успехом, но через полгода он прислал мне на тбилисский адрес письмо, из которого я понял, что моих писем он не получал. Я ответил ему, потом послал ещё несколько писем, но отклика так и не получил. А очень хотелось бы узнать, как сложилась его жизнь.

6. Студенчество

Надо сказать, что во времена правления Н. С. Хрущёва власть много внимания уделяла порядку поступления молодёжи в высшие учебные заведения. Считалось более целесообразным, чтобы молодёжь поступала не со школьной скамьи, а уже имеющая за плечами трудовой опыт, опыт общения в трудовых коллективах, то есть поступали люди, которые знают, что такое труд, могут более или менее самостоятельно совершать общественно значимые поступки и оценивать их, соизмеряя с окружающим миром.

Служба в Вооружённых силах страны по призыву — а в то время это не менее трёх лет в сухопутных войсках и четыре года в морских — отвечала этим задачам, и, видимо, поэтому в годы моей службы в армии поощрялись подготовка солдат к сдаче вступительных экзаменов и реальное предоставление им возможности поступления в вузы на последнем году службы. Естественно, все сто процентов срочников, имеющих среднее образование, не могли быть одновременно отпущены для сдачи экзаменов, и командование вполне справедливо создавало при частях подготовительные группы, зачисляя в них положительно зарекомендовавших себя солдат и матросов и привлекая для проведения занятий в этих группах школьных преподавателей.

В некоторых частях занятия в таких подготовительных группах стали предварять курсами по подготовке младшего офицерского запасного состава, а в некоторых частях и совмещать службу на курсах и подготовку к вступительным экзаменам. Так произошло и в нашей части. Но самое удивительное, что в год моей демобилизации из нашего дивизиона на такие курсы были зачислены только я и Нодари Чартия, который до армии учился в грузинской школе и по-русски — практически вынужденно — научился писать в армии, хотя на русском языке говорил сносно.

Зачислены были именно мы, а не кто-нибудь другой, а желающие были все без исключения солдаты третьего года службы. Всё это породило в части дурные разговоры, хотя в отношении меня ни у кого сомнений не было: я числился в передовиках, был рационализатором, вёл занятия по своей системе (8К63У) с офицерами-новичками из других, только что созданных ракетных баз, одним словом, был на виду. Но у всех встал вопрос: «А почему Партия?» Честно говоря, для меня это тоже было загадкой. Может быть, всё дело в том, что рапорт о зачислении на курсы мы подали одновременно, как минимум за полгода до объявления об очередных курсах, то есть раньше всех в части. Но всё-таки в дивизионе были парни, более заслуживающие этих курсов, чем Партия.

В том году на курсах готовили офицеров запаса категории электриков-бортовиков ракетных систем 8К63У, напичканных электроникой, что для начала советских 60-х годов было абсолютной новинкой. В эти времена неспециалисты большой разницы между электрикой и электроникой не видели, а о специалистах-электронщиках мы вообще не слышали. Стержнем всей учёбы была зубрёжка десяти бортовых электросхем ракеты (схема заправки, схема старта, схема наведения на цель, схема стабилизации и т. д.), каждая из которых была невероятно сложной сама по себе, а тем более во взаимосвязи друг с другом. Мы должны были знать их назубок, быстро находить места сбоев и принимать соответствующие меры, если это было возможно и необходимо для запуска и полёта ракеты. Усвоение такого учебного материала было невероятно трудным.

Полегче прошли занятия по подготовке к вступительным экзаменам в вуз, особенно для меня, так как я психологически мобилизовал для этого все свои внутренние ресурсы. Желание поступить в вуз было огромным, и тому было три причины, основанные, конечно же, на честолюбии. Первая — никто из моих многочисленных родственников не имел высшего образования; вторая — доказать всем своим бывшим одноклассникам по дневной школе, что я могу достичь чего-то в этой жизни, хоть и окончил вечернюю (а не дневную) школу, и могу быть успешнее многих из них; третье — желание вырваться из среды работяг и чтобы надо мной было как можно меньше начальников (чем меньше — тем лучше!).