Мария Боброва - Марк Твен

• Название: Марк Твен
• Автор: Мария Боброва
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1962

Литературное наследие Марка Твена вошло в сокровищницу мировой культуры, став достоянием трудового человечества.

Великие демократические традиции в каждой национальной литературе живой нитью связывают прошлое с настоящим, освящают давностью благородную борьбу передовой литературы за мир, свободу и счастье человечества.

За пятидесятилетний период своей литературной деятельности Марк Твен — сатирик и юморист — создал изумительную по глубине, широте и динамичности картину жизни народа.

Несмотря на препоны, которые чинил ему правящий класс США, борясь и страдая, преодолевая собственные заблуждения, Марк Твен при жизни мужественно выполнял долг писателя-гражданина и защищал правду в произведениях, опубликованных после его смерти. Все лучшее, что создано Марком Твеном, отражает надежды, страдания и протест широких народных масс его родины. Эта связь Твена-художника с борющимся народом определила сильные стороны творчества писателя, сделала его одним из виднейших представителей критического реализма.

Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

---

Покинув Сан-Франциско ради Нью-Йорка, Твен оказался в 1867 году в центре общественной и политической жизни страны. Жизнь и работа в Нью-Йорке в течение нескольких месяцев (перед отъездом в Европу) имела большое значение для духовного роста Марка Твена. Из Нью-Йорка он посылал корреспонденции на Запад, в журнал «Калифорнией».

Нью-Йорк — город с миллионом жителей; «половина из них, — пишет Твен, — скучена в дырах, подвалах, берлогах, невообразимо грязных»[80]. Все эти люди — будущая добыча холеры, которая наступает на столицу (Марк Твен плыл на пароходе, большинство пассажиров которого умерло от холеры).

Твен с головой уходит в городскую жизнь. Его письма в «Калифорнией» говорят о посещении театров, картинных галерей, митингов, лекций. Твен слушает женщину-оратора (Анну Дикинсон), выступавшую в защиту женских прав, модного проповедника Генри Бичера, знакомится со знаменитой итальянской трагической актрисой Аделаидой Ристори, посещает прославленный «Сенчюри клаб» — место времяпрепровождения нью-йоркских писателей и артистов, сталкивается с «моими старыми друзьями» — с полицией, изучает Нью-Йорк фешенебельный и Нью-Йорк трущоб (Бауэри). Однажды Твен проводит ночь в полицейском участке в обществе бывших солдат, безработных, бродяг, проституток; слушает рассказ проститутки, у которой замерз голодный ребенок.

Несколько страниц своих писем Твен посвящает всевластию магнатов религиозного бизнеса, отмечает надменность нью-йоркских торговцев, владельцев баров, землевладельцев, говорит о дороговизне жизни — приводит точные цены на продукты питания, на табак, вино, театры («семейному не прожить»), называет столицу «великолепной пустыней», в которой человек «одинок среди миллиона человеческих существ»[81].

Все это говорит о самочувствии молодого журналиста, о том, что он плохо обеспечен и одинок. И далек от тех слоев организованного рабочего класса, над чьей трудной жизнью он задумывался. Следует отметить, что в 60-х годах Нью-Йорк становится центром деятельности социалистических рабочих организаций, В 1867 году Коммунистический клуб Нью-Йорка присоединился к I Интернационалу и стал одной из его секций. «Интернациональные товарищества рабочих» образовались в других индустриальных городах, например в Вашингтоне, где поселился Марк Твен, возвратившийся из европейского путешествия в том же году.

Марк Твен стал работать в качестве секретаря сенатора У. Стюарта из Невады. Здесь и раньше, в Нью-Йорке, он имел возможность наблюдать «дела и дни» чиновников государственных учреждений, сенаторов, конгрессменов.

У Марка Твена была внутренняя сопротивляемость человека, связанного с народом; он признавался, что чувствует отвращение к пресмыкательству перед «силой, властью и деньгами». В письме 1867 года к брату Ориону из Вашингтона Твен пишет о человеке как о существе, «которому бог дал возможность заниматься своими делами и быть независимым». У него самого эта независимость суждений проявилась в целой серии рассказов с сатирическими зарисовками «государственной деятельности» тупиц, глупцов, взяточников и авантюристов, облеченных званиями сенаторов и конгрессменов.

Рассказ «Почему я подал в отставку» («The Facts Concerning the Recent Resignation»)[82] ведется от имени «Марка Твена — письмоводителя в сенатской комиссии по конхологии»[83].

Автор надевает привычную маску фольклорного простака, который вообразил, что он принадлежит к составу правительства, и начал вмешиваться в государственные дела и подавать непрошеные советы, обнаруживая при этом здравый смысл простолюдина и злой юмор. Его «наглость» вызывает издевательства, и оскорбленный писец «подает в отставку». Этот несложный сюжет дает возможность Марку Твену с помощью героя-«простака» дать критику политических нравов, антинародных авантюр, показать продажность, царящую среди государственных чиновников.

Твен сатирически высмеивает военную экспедицию против индейцев, предпринятую генералом Ли. Рассказчик «Твен», явившись к военному министру, доказывает ему, что «лучше всего на индейца действует бойня». «Если же он считает немыслимым допустить до этого, — добавил я, — то весьма хорошее средство против индейца — мыло и просвещение. Они действуют не столь быстро, но в конечном итоге неизбежно приводят к смертельному исходу. Недорезанный индеец еще может оправиться; но если вы возьметесь просвещать и умывать его, то так или иначе вы его прикончите»[84].

Сатирические выпады Твена напоминают читателю историю физического истребления индейцев в США: войны, водка и резервации привели к тому, что от 3,5 миллиона индейцев, населявших ранее США, в XX веке осталось меньше 250 тысяч. Современник Марка Твена — герой Гражданской войны, соратник Линкольна, генерал Грант, мемуары которого будет издавать Марк Твен в 80-х годах, — подсчитав издержки государства в войнах с индейцами 1865, 1866, 1867 годов, заявил: «Хотя бы в целях экономии денег было бы выгоднее кормить каждого взрослого индейца до конца дней его, обучать их детей умению самостоятельно заниматься сельским хозяйством, чем вести войну с индейцами в течение одного года»[85].

Показав истинную цену «мудрости» «государственных мужей», Марк Твен в заключение язвительно пародирует в рассказе счет правительственного чиновника, запускающего руки в государственную казну: при 36-долларовом жалованье он приписывает себе 2950 (!) долларов за «консультации» и «проезд». Вот куда направлены усилия государственных чиновников, указывает Твен читателю. У правительственного руля стоят головорезы, воры, тупицы. Беспечный народ отдал им государственную власть. Этот подтекст рассказа Марка Твена получит большую определенность через несколько лет в романе «Позолоченный век».

Сходный по названию и содержанию рассказ того же времени «Как я служил секретарем у сенатора» («The Facts Concerning the Late Senatorial Secretarship»)[86] представляет собою описание лихих шуток простака, который, подобно Эйленшпигелю, все пожелания, приказания и советы понимает буквально. Благодаря этому секретарь — «простак» раскрывает плутни изворотливого сенатора, который хотел бы прослыть доброхотом в глазах своих избирателей, не считая нужным при этом хоть в чем-либо удовлетворить их справедливые требования.

Коротенькая юмористическая литота (преуменьшение) в ответе секретаря хорошо раскрывает характеры двух: сенатора — наглого, зарвавшегося чинуши, и деликатного простака из народа. Разъяренный сенатор орет: «Вон из моего дома! Убирайтесь, чтобы я не слыхал о вас больше!» Простак-рассказчик скромно комментирует: «Я понял это как осторожный намек на то, что в моих услугах больше не нуждаются…»

Твеновский юмор имеет множество оттенков. Здесь читатель не хохочет. Ему грустно, и в то же время он улыбается. Деликатный и честный простак (его давно уже любит читатель!) терпит оскорбления от грубого сенатора, но читатель и автор знают, что это все же несущественно: главное в том, что простак — человек, а сенатор — животное.

Следующие два рассказа дополняют два предыдущих, составляя как бы единый цикл произведений, в которых звучит один и тот же вопрос: кто правит страной? В названии этих четырех рассказов автор настойчиво повторяет слово «факты», не потому, что он желает подчеркнуть достоверность описываемых событий (рассказы сатиричны, и поэтому краски в них сгущены), а потому, что в них изображена правда жизни.

Ко второму изданию рассказа «По поводу смерти Джорджа Фишера» (The Facts in the Case of George Fisher, Deceased)[87] Марк Твен дает примечание, полное горечи: «Несколько лет тому назад, когда этот рассказ впервые появился в печати, не многие поверили ему, большинство сочло его шуткой. В наши дни с трудом верится, что было время, когда плутни нашего правительства являлись новостью». Автор называет свой рассказ «правдивой историей». Это действительно история многолетнего и систематического грабежа национального достояния США ненасытными и предприимчивыми делягами вкупе с государственными чиновниками.

В начале века индейцы разграбили ферму Джорджа Фишера, рассказывает Твен. А через двадцать лет косвенный наследник Фишера (второй муж жены Фишера) предъявил иск правительству на уплату ущерба, причиненного якобы правительственными войсками, усмирявшими индейцев. Иск был удовлетворен. С этих пор «разграбленная» ферма Джорджа Фишера превратилась в курицу, несущую золотые яйца. В течение 50 лет (!), регулярно через каждые пять-шесть лет, «наследники Фишера» получали по искам «за потраву» и «за разграбление» и т. д. С помощью министров и своры жадных чиновников иски с «фермы Джорджа Фишера» разрастались и ширились, обогащая целые поколения мошенников. «Таковы факты, они исторически верны», — утверждает автор и приводит перечень архивных документов казначейства.

Мастерство Марка Твена проявилось здесь в умело созданной картине казнокрадства. Закон или только подобие законности превращается в ширму для темных дел. Сатирический гротеск раскрывает закономерности общественной жизни страны: недавно «дело Фишера» казалось скверным анекдотом; прошло пять лет — оно уже никого не удивляет и постепенно превращается в традицию, уходящую в глубь времени.