Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

• Название: Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
• Автор: Мигель Унамуно
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973

В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".

В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.

Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.

Вступительная статья Г. Степанова.

Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.

---

Не только философия «Трагического жизнеощущения», но и отдельные темы, мотивы, образы, цитатные ссылки на различных писателей, используемые Унамуно в этом трактате, дублируются в тексте «Тумана». Кроме того, в роман входит материал из статей Унамуно 900-х годов. Таким образом, процесс создания романа вовсе не был столь иррационален, как старается изобразить это сам писатель.

«Туман» — первое произведение Унамуно, в подзаголовке которого стоит слово «нивола», долженствующее обозначать некий новый жанр, созданный писателем. (Правда, впоследствии Унамуно называл «ниволой» и роман «Любовь и педагогика», опубликованный еще в 1902 году.) В неологизме «пивола» больше эпатажа современной Унамуно читательской публики и ортодоксальных критиков, нежели действительного отражения жанровой специфики создаваемых писателем произведений. Унамуно неоднократно подчеркивает, что «ниволу», как и родственные словообразования — «сонит», «тригедия», «друма», — не следует воспринимать всерьез, и подсмеивается над простодушием своих читателей.

Действительно, все конструктивные черты «Тумана» — диалогический строй повествования, его многоплановость, сочетание буффонады и трагедии, введение в основную сюжетную линию «вставных новелл» — воспроизводят те особенности жанра романа, которые были присущи ему и на самом раннем этапе его развития: «Дон Кихот» Сервантеса, неоднократно упоминаемый на страницах «Тумана», — прямой предшественник «нивол» Унамуно.

«Туман» органично входит в ту линию повествовательной литературы, в которой сюжет строится как эксперимент над идеей, как испытание идеи, литературы, корни которой уходят еще в античность. Недаром, приводя в «Тумане» эпизод из диалога «Федон» древнегреческого философа Платона, Унамуно — устами своих героев — характеризует платоновский диалог как «ниволу»; философская проблематика диалога — спор о бессмертии души, — которая впрямую решается и в «Тумане», персонажи, проигрывающие заранее заданную философскую ситуацию, и другие черты «Федона» позволяют Унамуно сблизить его с жанром собственных произведений. Естественно, в повествовании, непосредственно касающемся кардинальнейших проблем бытия, отсутствует описание обстановки, пейзажей, портретов, герои выступают не столько «от имени» определенной среды — как «типичные представители», сколько «от имени» идеи, имеющей общечеловеческую значимость. Художественный мир романов Унамуно в сравнении с действительностью, изображаемой романистами XIX века, кажется обнаженным, лишенным материальных примет. Поэтому Унамуно в «Истории «Тумана»; выступает против того, «что называется реализмом», против заземленного бытописательства. В прологе к «Трем назидательным новеллам» он писал, противопоставляя героям романистов XIX века своих героев — «реальных в высшем смысле слова»: «Едва ли можно найти что-либо более двусмысленное, чем то, что в литературе называется реализмом… По сути дела, под так называемым реализмом понимают обыкновенно чисто внешнее, кажущееся, преходящее, то есть то, что скорее относится к литературной форме, а не к самому процессу поэтического творчества… Типы, изображаемые реалистами, — это всегда облаченные в платья марионетки, приводимые в движение веревочками и заключающие у себя в груди фонограф, который воспроизводит слова и фразы, подслушанные и записанные хозяином театра… на улицах, площадях или в трактирах» (перев. Г. Степанова). Конечно, эта критика «реализма» распространяется не на сам метод реалистического изображения — за него как раз и ратует Унамуно, — а в первую очередь на произведения некоторых испанских романистов конца XIX века, слепо следовавших манифестам французских натуралистов. Говоря же о влиянии на Унамуно кого-либо из писателей XIX века, приходится вспоминать не собственно романиста, а философа: генезис «Тумана» критика с полным основанием возводит к «Дневнику самоубийцы», составляющему часть трактата датского религиозного мыслителя Сёрена Кьеркегора «Или-или». В «Тумане» почти дословно воспроизводятся многие эпизоды из «Дневника», использованы отдельные мотивы и даже сама сюжетная канва этого произведения.

В первом издании «Туман» имел очень четкое конструктивное обрамление, которое подчеркивало двойственность развязки романа (дискуссия о причинах смерти героя начинается уже в прологе): пролог — постпролог и интервью героя с автором — эпилог. Эта четкость несколько нарушается из-за включения в текст романа «Истории «Тумана» и «Интервью с Аугусто Пересом», которые тем не менее имеют существенное значение для понимания замысла этого сложного произведения.

Появление «Тумана» вызвало ряд откликов в испанской прессе, но по-насгоящему соотечественники Унамуно оценили роман после того, как он был переведен на многие языки и получил всемирную известность. «Туман» неоднократно переиздавался в Испании и в странах Латинской Америки, в частности вошел во второй том полного собрания сочинений Унамуно, подготовленного крупнейшим знатоком творчества писателя Мануэлем Гарсиа Бланко (Miguel de Unamuno, Obras completas en 15 tomos, Madrid, 1950–1963). На русский язык «Tуман» переводится впервые. Настоящий перевод выполнен А. Грибановым по изданию: М. de Unamuno, La niebla, Ed. Taurus, Madrid, 1967.

2

Стр. 37. …ибо желания сеньора Унамуно — для меня непреложный закон. — Иронический намек на то, что «Пролог» принадлежит перу созданного самим Унамуно персонажа.

3

Стр. 38. Антолин С. Папарригопулос — как и автор пролога, один из персонажен «Тумана».

4

В связи со статьями дона Мигеля в «Мундо графико»… комментируют фразу сеньора Унамуно, что, мол. сеньор Сервантес… был не без таланта… — В номере от 10 апреля 1912 года мадридского еженедельника «Мундо графико» была опубликована статья Унамуно «Размышления о стиле», в которой, скрывшись под маской ученого-педанта — излюбленного объекта комических выпадов писателя, — автор статьи в снисходительно-поучающем тоне рассуждал о «недостатках» сервантесовского стиля: Сервантес-де не знал грамматических времен, позволял себе повторять по нескольку раз на странице одно слово, был несведущ в социологии и т. п. Эта пародийная статья открывалась утверждением критика, что он склонен признать наличие у сеньора Сервантеса некоторых способностей. Провинциальные читатели «Мундо графико» восприняли эту статью Унамуно всерьез.

5

…пишет слово «культура»… «Kultura»… — Kultura (нем. Kultur) — германизированное написание слова, которое в испанском языке начинается с буквы «с» — cultura. В статье, опубликованной в 1913 году в «Мундо графико» и называвшейся «Эрудиты, ерудиты и эррудиты», Унамуно объяснил, что он пользуется словом «Культура» для различения культуры (cultura) и цивилизации (Kultura), то есть внешней стороны, организующей формы жизнедеятельности духа. В статье «Интервью с Аугусто Пересом» писатель прямо связывает первую мировую войну с наступлением отвлеченно-рассудочных, формальных институтов на личностное, духовное начало, отсылая читателей к названной статье 1913 года. «Я не ждал начала войны, — пишет он, — чтобы предупредить своих соотечественников об опасностях, которые несет в себе слово «Kultura», начинающееся с четырехконечной буквы «К».

6

Стр. 39. Табоада Луис (1848–1906) — испанский писатель, автор юмористических развлекательных рассказов, черпавший материал для своих комических сценок из мелкобуржуазного быта. Пользовался при жизни большим успехом у публики.

7

Кеведо-и-Вильегас Франсиско де (1580–1645) — крупнейший испанский писатель-сатирик XVII века.

8

Не говоря уже о попытках считать идиомой выражение «зари занимался уже», открывающее одну из глав, когда предыдущая кончается словом «час». — Словом «час» (исп. hora) заканчивается третья глава первой части «Дои Кихота», а выражением «уже занималась заря» (исп. La del alba sería), представляющим собой цитату из народной песни, открывается, соответственно, четвертая глава романа Сервантеса. Продолжая розыгрыш, начатый в статье «Размышления о стиле», писатель использует здесь то обстоятельство, что у Сервантеса слово «час» употреблено не в собственном смысле слова — для обозначения времени, а в словосочетании «à la buen hora» (дословно — «в добрый час»).

9

Стр. 40. …я уже двадцать лет занимаюсь преподаванием классиков… — С 1890 года Унамуно преподавал греческий язык в Саламанкском университете.

10

Отсюда же и отвращение к жизни у Леопарди… — Джакомо Леопарди (1798–1837) — итальянский поэт-романтик, создатель пессимистической теории infelicitá — универсального зла, господствующего во вселенной. Своим интересом к проблемам морали, преклонением перед классической древностью, острым ощущением преходящего характера всего сущего и поисками высшего оправдания человеческого существования Леопарди был очень близок Унамуно и оказал непосредственное влияние на поэтическое творчество последнего.