Федор Кудрявцев - Повесть о моей жизни

• Название: Повесть о моей жизни
• Автор: Федор Кудрявцев
• Издательство: Союз писателей Санкт-Петербурга, Журнал «Звезда»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7439-0202-6

Начало XX века. Федя Кудрявцев, крестьянский мальчик из Ярославской губернии, отправлен в Питер «в люди». Там он в полной мере испытывает участь чеховского Ваньки Жукова. Но затем судьба его меняется. Его берут буфетным мальчиком в Европейскую гостиницу. Весной 1914 года он вместе с другом старшего брата, австрийцем Францем Лерлом, тоже служащим гостиницы, оказывается в Карлсбаде, знаменитом европейском городе-курорте. Тут его и застает начало Первой мировой войны. И почти сразу Федя становится военнопленным. Судьба перемещает его из одного города Австро-Венгерской империи в другой, бросает из одной тюрьмы в другую. Именно в заключении крестьянский мальчик из Ярославской губернии начинает познавать мир, здесь, вдалеке от родины, он проходит свои «университеты»… Только в 1918 году ему с товарищами удается бежать из плена, и он снова попадает на родину, — только теперь это уже совсем другая страна…

Книга подготовлена к печати ООО «Журнал „Звезда“» (16+).

---

В Петрограде

В октябре 1922 года я собрался в Петроград. Я мог уехать и раньше, но моя совесть подсказывала мне, что, пока не будут окончены тяжелые деревенские работы, включая молотьбу, оставить отца и мачеху с кучей детей будет с моей стороны непорядочно.

Кроме того, меня задерживала еще и потеря воинского документа, без которого нельзя было рассчитывать поступить на работу.

Итак, не дожидаясь местного престольного праздника «Времянной», я решил ехать. Помывшись накануне отъезда в бане, я вечером лег спать. Ехать на станцию надо было рано утром. Но только все уснули, как среди ночи раздался набат. Все вскочили с постели и увидели ярко освещенную пожаром церковь и соседние с ней дома. Вблизи от нас за речкой полыхал сенной сарай. Летящие от него искры и горящие хлопья сена грозили зажечь соседние строения. Всю ночь пришлось пробыть на пожаре в борьбе с огнем. К утру пожар был потушен. Спешно умывшись и перекусив, мы с отцом на лошади поехали на станцию Родионово. К поезду мы опоздали. Пришлось в доме моей крестной близ станции ждать до вечера другого. Вечером проводить меня на поезд крестная послала одного из сыновей, подростка Алешу. По пути Алеша сунул мне в руку пачку денег, сказав, что это мне от его мамы. Крестная словно знала, как трудно мне будет на первых порах в Питере. Эти ее деньги меня очень поддержали.

И вот я еду в холодном темном вагоне. От стужи и неудобства положения, а также от рассказов соседей по вагону о разных страхах, якобы переживаемых населением города, о сне не приходится и думать. И так вторая ночь без сна. Поезд еле тащится, подолгу останавливаясь на станциях. До Петрограда добираемся только через сутки езды.

Город радует меня светом, знакомыми Знаменской площадью, Невским проспектом, извозчиками и трамваями, от чего я уже порядком за восемь лет отвык.

Несмело сажусь в блистающий лаком трамвай. Еду на Мойку к дальним родственникам, надеясь найти у них хотя бы ненадолго пристанище. Вот и их дом — недалеко от Невского проспекта. Звоню в квартиру на четвертом или пятом этаже, заранее радуясь жилью.

— Кто там?

— Беловы здесь живут? — спрашиваю.

— Ну здесь.

— Я к ним, откройте, пожалуйста, — прошу я.

— Не открою, приходите днем, — отвечают за дверью, и я слышу удаляющиеся шаги.

Озадаченно оглядываю площадку полутемной лестницы. В окне стекла выбиты, видно, и на других площадках тоже. Зябну до дрожи во всем теле. Снова настойчиво звоню. Тот же голос:

— Кто там?

— Я к Беловым, откройте, пожалуйста, или позовите их, — отчаянно прошу я.

— Я вам сказала, приходите завтра, — зло отвечает голос.

— Но я только что с поезда, с вокзала.

— Ах, ты опоздал, — издевается голос за дверью, — так и жди утра, — и снова топ-топ от двери.

Удивленный таким бессердечием женщины, сажусь в уголке возле двери на свой чемоданчик, который был со мной в Австрии. Дрожу от стужи. Слышу, как изредка кто-то идет по лестнице. Хлопает чья-то дверь, и опять тихо. Чтобы согреться, раза два пробежал вниз и вверх по лестнице, снова сел на чемодан. Чуть забылся и тут же очнулся от испуганного женского крика над самой головой:

— Ай, кто тут? Уходите от двери, дайте мне войти! — кричала возле меня какая-то молодая женщина, дергая за ручку звонка. Я попытался объяснить ей мое положение, но в это время дверь приоткрылась и впустила испуганную женщину. Я было пытался втиснуться за ней, но меня оттолкнули и дверь захлопнулась. Я услышал, как молодая сказала:

— Как я напугалась, какой-то мужчина у нашей двери.

— Не знаю, какой-то тип весь вечер ломится к Беловым, а я его не пускаю, — ответил уже знакомый мне голос.

— И правильно делаешь, — одобрила молодая.

Я третью ночь провел без сна, на стуже.

В семь утра по лестнице и во дворе началось движение, я снова позвонил в квартиру. Дверь тотчас открыла пожилая женщина.

— Я к Беловым, — сказал я.

— Пройдите в конец коридора, — как ни в чем не бывало сказала она.

Беловы — два молодых брата, уже встали. «Сейчас напоят меня чаем, и я согреюсь», — подумал я, увидя на столе чайник, и рассказал им, как ночевал на лестнице. Братья сказали, что они накануне поссорились со своей квартирной хозяйкой, и она выместила свою злость на мне.

Хотя комната у Беловых была большая, они деловито сказали мне, что не могут пустить меня ночевать или напоить чаем, и дали мне адрес одной своей родственницы, Зины Лодыгиной, которую я хорошо знал. Я отправился к ней на Козье Болото, так называлась местность, где находятся Псковская и Мясная улицы.

Я стал звонить и стучать в квартиру Зины, но никто не отвечал. Соседка по площадке сказала мне, что Зина именинница и ушла в церковь. Я стал ждать ее на лестнице. Через час она пришла. Встретила меня радушно и попросила помочь ей подготовиться к приходу с работы мужа и гостей. Затопила имевшуюся в квартире русскую печь и начала готовить кушанья. Нашлось дело и мне.

Часов в шесть вечера, когда у нас почти все уже было готово к столу, пришел с работы муж Зины Иван Сергеевич. Дружески поздоровался со мной. Он тоже знал меня, так как год назад на его свадьбе с Зиной я был шафером. Грудь у Ивана Сергеевича неестественно топырилась. Он снял пальто, пиджак, и вытащил из-под рубашки огромную рыбину соленой трески. Он работал грузчиком на продовольственном складе флотского экипажа в Новой Голландии и каждый день приносил домой что-нибудь съедобное, ловко спрятанное под одеждой.

Собрались гости, человек пять товарищей хозяина по работе. На столе появился самовар, брага, самодельное пиво. Начался пир, без водки и вин, которых тогда не было. Поздравив хозяйку с днем ангела, гости не спеша стали пить и есть. Хмелели медленно. Беседовали степенно. Я тоже выпивал и закусывал и отчаянно боролся со сном. Гости засиделись до утра. Благодаря этому я провел четвертую подряд бессонную ночь.

На утро Зина постлала мне на оттоманке, и я уснул, как только лег. Проспал почти целые сутки.

На другой день за завтраком Зина и Иван Сергеевич рассказали мне, как много в Петрограде безработных и как трудно поступить на работу, причем только через биржу труда.

Зина и Ваня — добрые души! Я всю жизнь благодарен им за это — предложили мне жить у них, пока не поступлю на работу и не устроюсь с жильем.

Первым делом я встал на учет на бирже труда как неквалифицированный рабочий и получил чудовищно далекий номер для посылки на работу.

Затем стал разыскивать товарищей по прежней работе, земляков и родственников, с которыми почти не общался, надеясь получить через них какую-нибудь случайную работу на день или два, чтобы заработать буквально на несколько дней на хлеб. Но и такой работы не было. Деньги, что у меня были с собой и дала мне крестная, быстро уходили на самое скудное питание черным хлебом и чаем и изредка куском дешевой колбасы или рыбы.

Я разыскал одного знакомого по «Европейской» гостинице, повара Ивана Алексеевича Морозова. Он работал в доме отдыха № 10 на Каменном острове. Он накормил меня сытным обедом и велел «заходить». Но заходить чаще, чем через две недели или дней через десять, было неудобно. Еще один повар-земляк работал на улице Герцена в столовой АРА (Американская организация помощи голодающим). У него я пообедал один или два раза и больше заходить не решался.

Как-то раз с одним молодым земляком Петром Ивановичем мы зашли в воскресенье на квартиру тоже к земляку Алексею Ильичу Тупицыну, жена которого Софья Степановна держала несколько девушек-портних и выполняла заказы на шитье женской одежды. Девушки у нее же и жили. Поэтому приход молодых людей в этот дом был радостью для хозяев и для девушек. Кроме того, с Тупицыными мы были немножко в родстве. Поэтому Софья Степановна и Алексей Ильич пригласили меня и Петю обедать. Обед был хороший. Хозяин был кладовщиком на холодильнике в порту. До этого я с неделю не обедал, и суп показался мне необыкновенно вкусным. Хозяйка предложила всем добавить супа. Добавки попросил я один. И в этот момент, при мысли, насколько я голоден, у меня перехватило горло и из глаз покатились слезы.

В другой раз я пережил такое же состояние, покупая в булочной полфунта хлеба на последние деньги. Хозяин булочной отрезал мне немного больше. Я попросил его отбавить. Он пристально взглянул на меня, протянул мне хлеб, не отбавляя, и отказался от денег. «Мне подали милостыню, — подумал я, — какой же у меня голодный вид!» — и мне сдавило горло.

С глубокой сердечной благодарностью я вспоминаю, что вечером, когда я приходил домой, Зина и Ваня, который вскоре оказался и сам без работы, делились со мной своим скудным ужином.

Один раз Ваня радостно сообщил мне, что нашел работу по вычерпыванию выгребных уборных в какой-то военно-морской части. Работы было дня на три-четыре. Когда же мы пришли выполнять эту работу, комендант, пожилой человек, узнав, что Ваня до войны был продавцом в обувном магазине, а я мальчиком в ресторане, отказался допустить нас к яме как непривычных к этому делу.