Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

• Название: Воспоминания (1915–1917). Том 3
• Автор: Владимир Джунковский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-8242-0143-7

В 2015 г. исполнилось 150 лет со дня рождения В. Ф. Джунковского (1865–1938), свиты генерал-майора, московского губернатора (1905–1913), товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов (1913–1915).

В августе 1915 г. В. Ф. Джунковский был отстранен от службы по личному указанию императора Николая II, после того как представил на высочайшее имя записку, в которой подробно изложил неприглядные факты о деятельности Г. Распутина.

Осенью 1915 г. Джунковский добился назначения в действующую армию и командовал дивизией, а затем 3-м Сибирским корпусом, продолжая вести дневник, ставший основой его воспоминаний за 1915–1917 гг. Западный фронт, напряженные бои под Нарочью, окопные будни, Февральская и Октябрьская революции, падение монархии и развал армии, а следом и распад страны – все это документально зафиксированно очевидцем и непосредственным участником событий.

Издание проиллюстрировано фотографиями из фронтовых альбомов мемуариста. Публикуется впервые.

---

Обед был обильный, закуски, суп с зеленью и кулебякой, поросенок с кашей, гусь с капустой и вместо пирожного очень вкусный крюшон, белое и красное вино с яблоками. Оригинальный напиток, но вкусный и не крепкий. Вернулись к себе только в 5 часов.

На другой день я, по поручению начальника дивизии, осматривал передовой перевязочный отряд дивизии, пробовал пищу в команде гренадер 30-го полка (так назывались команды, вооруженные ручными гранатами) и присутствовал на обучении рот пополнения рассыпному строю. Ночью же отправился в окопы, мне хотелось ознакомиться с жизнью в окопах в это время, днем ведь служба в них замирала, оставались одни наблюдатели, ночью же шли и работы и занятия, все люди были на ногах. С 9 ½ часов вечера и до 7 утра я успел обойти линию окопов всей дивизии, меня сопровождал начальник штаба. Начали с правого фланга, где производились работы по выносу окопов на ½ версты вперед.

Пройдя вперед за проволочное заграждение, мы осмотрели произведенные работы, а затем направились к району соседних рот, которые не знали о нашем прибытии. Тени наши за проволокой показались наблюдателям подозрительными и со всех сторон были высланы цепи, чтобы нас окружить. Хорошо еще, что не открыли стрельбу. Проверив секреты, находившиеся впереди, мы вернулись в окопы и продолжали обход, успев к утру пройти всю линию в 15 верст. Было очень трудно идти, т. к. перед тем была оттепель и земля замерзла колдобинами. Везде я нашел все в большом порядке. Немцы нас не трогали, несмотря на то что мы довольно близко подходили к их проволочным заграждениям, но когда я приказал одному пулеметчику выпустить пол-ленты по окопам немцев, а проходя мимо пушки Гочкиса[148], пустить в них парочку гранат, то немцы в отместку открыли довольно сильный ружейный огонь, но впустую. Когда мы выходили из окопов, подъехали походные кухни с утренней пищей для стрелков. Я попробовал, пища оказалась прекрасной.

Около 10 декабря зима наконец, по-видимому, установилась, а то все время была распутица, то снег, то дождь, людям в окопах приходилось очень тяжело от таких перемен погоды. 10 декабря был первый сильный мороз, температура опустилась до 17°. В этот день начальник дивизии поехал в дивизионный обоз и взял меня с собой, пришлось проехать на автомобиле 15 верст, благодаря моему чудному полушубку я не ощущал вовсе холода. Дивизионный обоз, о котором я не имел до того никакого понятия, представлял собой огромное учреждение – более 1000 повозок – оно было главной продовольственной базой дивизии.

Начальник дивизии при мне произвел на выдержку проверку разных припасов, все оказалось на месте и все в большом порядке. Оттуда заехали в Пермский лазарет, обошли раненых, напились чаю у сестер и вернулись домой. На обратном пути нас застала сильная метель, которая продолжалась три дня, снегу навалило целые горы, окопы с трудом удавалось расчищать. В самую сильную метель я отправился проверить запасы продовольствия в обозах II-го разряда. Первый раз поехал в санях, которые купил за 25 рублей у одного крестьянина. Меня конечно в такую пургу не ждали, но все оказалось в большом порядке, я осмотрел обозы всех 4-х полков, лошадей, повозки, цейхгаузы, пробовал пищу. В 2-х полках пища была на редкость чудная, кашевары получили от меня по рублю. Не обошлось и без комичности – начал я с 32-го полка, где меня, конечно, не ждали, пища была чудная, но кашевары были в засаленных грязных фартуках, в 31-м полку кашевары уже успели надеть белый чистый передник сверх засаленного, в 30-м – оба кашевара были в белых рубахах и передниках, а в 29-м – кроме снежной белизны фартуков и рубах, кашевары были в чудных с иголочки новых поварских колпаках, как мне показалось, даже накрахмаленных.

Я рассказывал об этом, смеясь, начальнику дивизии и сказал, что очевидно, если бы было еще несколько полков, то, пожалуй, костюмы кашеваров продолжались бы украшаться crescendo[149]. Но пищу подменить не успели, и в 29-м полку она была хуже, за что старательному кашевару от меня влетело.

Приказ по армии

Я уже писал выше о приказе Эверта, воспрещавшем офицерам и классовым чинам ухаживать за сестрами, теперь же последовал дополнительный относительно врачей. Генералов оставили в покое, очевидно, их считали, по возрасту, уже не опасными, а про пословицу «седина в бороду, а бес в ребро» Эверт позабыл. Одновременно получили в штабе и совершенно секретную бумагу, чтобы не принимать и не передавать никаких сведений о Распутине, об его жизни, поступках и вообще говорить о нем. Это было и смешно, и возмутительно, и просто не умно – у нас и так никогда никто не интересовался и не говорил о Распутине, а с получением этой бумаги, которую все же читали писаря, начались всевозможные, закулисные толки и, во всяком случае, не в пользу династии. Меня это распоряжение страшно расстроило и вывело несколько из спокойной колеи, как новое подтверждение, что Россия-матушка катится под гору.

14 декабря прибыл целый возок с вещами из склада императрицы на мое имя для дивизии, благодаря хлопотам моей дорогой сестры. Я был страшно счастлив, что мог их раздать своим стрелкам. Я лично, с разрешения начальника дивизии, распределил все вещи между четырьмя полками, сотней казаков, ротой сапер, командой при штабе и семью батареями. Все были в таком восторге, вещи присланы были самые нужные. Накануне, по случаю воскресного дня, я был в церкви у обедни в местной церкви, много крестьян исповедовалось и причащалось. Жаль было на них смотреть, все они были разорены, жили в сфере огня, и каждый день случайно попавшим снарядом последнее их имущество могло быть уничтожено, а сами они искалечены. Много я передумал, глядя на них, когда они подходили к святому причастию, на их лицах отражалась вся их внутренняя скорбь и в тоже время отсутствие какого-либо ропота.

После обедни я сидел дома, обдумывал, как устроить елку у нас в штабе. Благодаря суровому и необщительному характеру начальника дивизии царил какой-то гнет, а это очень тяжело действовало на настроение. Начальника дивизии все сторонились, и между ним и чинами штаба стояла какая-то стена. Вот я и задумал устроить елку, чтобы несколько оживить атмосферу, разбить эту стену. Редько, к моей радости, пошел мне навстречу и принял устройство елки очень близко к сердцу. Я переговорил со всеми офицерами и предложил каждому внести некоторую сумму сообразно получаемого содержания. С прапорщика, получавшего 100 руб. жалованья в месяц, пришлось 3 руб., с меня 40 руб., с начальника дивизии – 50 руб. Суммы для каждого необременительные. Таким образом, все чины штаба являлись хозяевами на предстоящем празднике. Решено было пригласить врачей и сестер трех отрядов Красного Креста и представителей от всех полков и частей дивизии. Т. к. мне, благодаря моей связи с чинами корпуса жандармов, облегчены были сношения с Петроградом по пересылке и грузов, и багажа, то я предложил взять на себя все хлопоты по покупке всего необходимого чрез мою сестру и пересылке к нам.

Вступление во временное командование дивизией

15 декабря в приказе по 3-му Сибирскому армейскому корпусу было отдано следующее:

«Отъезжая сего числа с разрешения командующего армией в г. Минск, приказываю во временное командование корпусом вступить начальнику 8-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенанту Редько, а во временное командование 8-й сибирской стрелковой дивизией командиру бригады этой же дивизии Свиты его величества генерал-майору Джунковскому.

Командир корпуса генерал-лейтенант Трофимов».

Отсутствие Трофимова предполагалось в течении 5 недель, так что на все это время мне пришлось взять на себя всю ответственность по сложной работе управления дивизией. Я успокаивал себя тем, что все чины штаба и начальники частей дивизии считали меня уже своим и относились ко мне с большой предупредительностью и потому у меня была какая-то уверенность, что они не подведут меня, а напротив, будут мне помогать всеми силами для выполнения возложенной на меня задачи.

На фронте в то время было затишье, боевых столкновений не ожидалось, но зато на позициях шли усиленные работы по их укреплению; все время свыше сыпались суровые приказы, присылали недовольные депеши, что работы идут очень медленно, а между тем, благодаря непогоде работать было трудно, земля промерзла местами до ½ аршина, а настоящего инструмента не было, приходилось работать кирками – молотами, при ударе коими отлетал небольшой комок мерзлой земли. Кроме того и кирок этих было мало, а покупать их не разрешалось, боялись поднятия цен. Вот и приходилось мучиться над этим вопросом как быть? Работы шли при этом на совершенно открытой местности, что еще более их осложняло, т. к. производить их можно было только с наступлением темноты, днем немцы обстреливали, и даже в светлые лунные ночи было далеко не безопасно.