Филипп Соллерс - Мания страсти

• Название: Мания страсти
• Автор: Филипп Соллерс
• Издательство: Инапресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-87135-146-8

Филипп Соллерс — один из самых знаменитых и значительных деятелей французской литературной сцены. Его приход в литературу приветствовали такие корифеи, как Ролан Барт и Натали Саррот.

«Мания страсти» — новый любовный роман замечательного писателя, написанный свежо, ярко и увлекательно. В нем читатель обнаружит помимо «исследования любовного чувства» современного героя как мании, целый спектр новейших приманок — от восточной мудрости до европейской въедливости.

Автор проводит нас по лабиринту любви, предлагает решения и ставит вопросы.

Роман переведен на русский язык Аллой Смирновой (ее наиболее известные работы — «Обретенное время» Марселя Пруста, «Чудо о розе» Жана Жене, поэзия Макса Жакоба), за свою деятельность она была удостоена французской премии «Триумфальная арка».

---

Дора пахнет хорошо. Это персиковая кожа, согретая природой. Я люблю ее маленькие ножки, ее шею, где удобнее всего вдыхать аромат. Чуточку духов, и все ее тело начинает говорить языком аромата. Она — микроскопическая космическая катастрофа, которую можно вдохнуть, можно съесть, как хлеб и вино. Ее догоняет запах морской соли, а еще горелой древесины, лаванды, травы. Независимость пахнет хорошо, приятного запаха не существует без свободы. Можете проверить.

Желание идти в противоположном направлении всегда инстинктивно, рефлекторно. Оно проявляется очень рано, с колыбели, и даже еще раньше, на уровне фибровой ткани. Затем появляются, допустим, опыт, ошибки, поправки, страсти. Так продолжай, ищи свой путь в сумрачном лесу.

Чжуан-Цзы: «Человеческая жизнь между небом и землей подобна тому, как белый жеребенок пытается перепрыгнуть через ров: вспышка — и конец».

Конец, и все начинается сначала. Жизнь — это очень долгая вспышка. Дай мне руку, красавица, пойдем прямо в ночь.

Пятьдесят седьмая гексаграмма «Книги перемен» — это Сунь, «Проникновение», утончение, проникновенность, ветер.

Вот в целом его смысл: осторожно погрузиться в самую суть проблемы.

Комментарий: «Нежное (проникающее, ветер) вызывает некое воздействие, которое проникает нежно, как ветерок, или как прорастают в земле корни. Тот, кто хочет проникнуть в суть занимающей его проблемы, должен проявить мягкость, уступчивость, попытаться приспособиться, входить осторожно, действовать в зависимости от обстоятельств. Это предполагает некоторое смирение, ясность сознания и способность к здравому суждению. Еще необходимо, чтобы он знал, куда направить свой путь, и держался верного курса».

— В конце концов, — сказала Дора, слегка пьяная, — мы познакомились с тобой в борделе, и с тех пор, надо признать, все было не так уж и плохо. Тебе не хватает борделя?

— Иногда. Но это было бы не совсем то же самое. Всему свое время, и в те времена за борделями не слишком хорошо следили, они возникали, расширялись, меняли природу. А ты-то зачем туда приходила?

— Посмотреть. Поэкспериментировать. Поразвлечься.

— Ну и развлеклась?

— Немного.

Молчание. Необходимый период траура.

Я начинаю снова:

— Это было время, когда сексуальность была откровенностью, все сексуальное шокировало. Теперь же все наоборот. Но все еще вернется.

— Ты думаешь?

— Разумеется, все возвращается.

— В каком-то другом обличье?

— Всеобщий конформизм вскоре станет непригоден для существования. Появятся новые виды девиации. Любознательные умы не преминут пополнить свои знания. Родятся всякого рода неуступчивые характеры. Настанет время, и возникнут ситуации суровые, пугающие, забавные, коварные, непонятные, их станут описывать.

— А сейчас?

— Переходный период. Трансляция на дальние расстояния. Навигация в пределах видимости суши. Это не ново, такое уже бывало. Точный удар, промах. Прорыв — ян, отступление — инь.

— Пьют в Китае?

— В Китае.

Чтобы завершить тему — что касается Франсуа, он больше в Китай не верил (это вернется к нему позднее). Как и множество других, и несмотря на присущую ему гениальность, он оставался пленником девятнадцатого века, идеализация, романтизация, в общем, сплошное разочарование. Лично я, в конце концов, стал в этом смысле типичным представителем меньшинства, ну и довольно об этом. Я стал продолжать один. Я больше не думал о Китае в географическом, экономическом или политическом плане, но лишь о том, что он мог означать для нас, когда появился в нашей жизни впервые. И теперь, чтобы приблизиться к истинному, сегодняшнему впечатлению, необходимо преодолеть тонны последующих наложений, ложных интерпретаций, предрассудков, искажений по отношению к вещам совершенно простым. Все простое нами сразу отвергается. Вот пример: если бы в настоящий момент я не видел, как моя рука скользит по бумаге и выводит эти слова, я не замечал бы и черно-зеленую рощицу перед собой, синие чернила, стол, неспокойную воду справа, набережную, красные и серые кораблики, чаек. Все это, тем не менее, составляет одно, и я вовлечен в это ускользающее и в то же время непоколебимое единство. «Дао, — говорит Чжуан-Цзы, — не есть существование. Однако существование не есть его полное отрицание». Разбирайся, как хочешь. Но если я переведу эту самую формулировку буквально (сверху вниз, справа налево), то прочту:

«Дао — не — значит — быть, быть — не — значит — небытие».

Что делает вещи, не правда ли, куда более ясными.

Я могу сказать: «Святой распределяет утверждение и отрицание, плывя по течению неба. Это называется амбивалентной действительностью». Но я совершенно исчерпал смысл китайского:

«Вот — почему — святой — человек — составлять — это — при — помощи — утверждения — и — отрицания — и — плыть.

Тогда — небесное — течение: это — называться — двойственностью».

Не убеждает. Здесь, на Западе, лучше оставить для себя эту логическую утонченность. Она производит дурное впечатление, механизм под названием Леймарше-Финансье здесь вовсе не для того, чтобы колебаться перед «дважды два четыре», и не для того, чтобы оспаривать принцип подлинности. Каждому свой номер, своя карта, свой файл, свои пальцевые и генетические отпечатки, свое понимание морали.

Подвожу итог:

«Вейс, Дора: сорок лет, адвокат, француженка голландского происхождения, вдова известного французского кардиолога, некогда связанного с кружками сюрреалистов. Мать восемнадцатилетней дочери, студентки биологического факультета. Госпожа Вейс с некоторых пор тесно связана с господином X., двадцати восьми лет, французом, корректором одного научного издательства, но имеющим, похоже, изрядные литературные амбиции. Последний довольно часто видится с неким Франсуа В., тридцати трех лет, французом, без определенных занятий и места жительства, известного своей революционной деятельностью. Они оба, будучи личностями асоциальными, не принадлежащими ни к одной из официально зарегистрированных организаций, недавно, один за другим, совершили путешествие в Китай. Необходим надзор».

«Люди, знающие госпожу Дору Вейс, описывают ее как молодую красивую женщину, весьма энергичную, очень талантливого адвоката. С некоторых пор она, похоже, представляет китайские интересы как во Франции, так и в Соединенных Штатах. Ее часто видят в сопровождении некоего молодого француза без определенных занятий, который представляется писателем, но не обладает никакой известностью в соответствующих кругах. Покойный супруг госпожи Вейс был известным кардиологом, а также страстным коллекционером редких изданий. По некоторым источникам, ее нынешний молодой спутник якобы являлся членом некоей группы артистического авангарда, имеющей подрывные цели во Франции и Италии, однако данный факт еще подлежит выяснению. Недавно побывал в Китае, мотивы неизвестны, во всяком случае, не туристическая поездка. Политические замыслы? Вероятно. Наркотики? Возможно. Требуется дополнительная информация».

«Согласно вашему требованию о конфиденциальной информации, касающейся господина X., писателя французской национальности, и сопровождающей его особы, госпожи Доры Вейс, адвоката, также по национальности француженки, имеем уточнить, что эти двое путешествовали по нашей территории исключительно частным образом и не входили ни в прямые, ни в косвенные контакты с нашим Иностранным Отделом.

За Генерального Секретаря, господина Ли, мадемуазель Люо, Пекин».

Великая китайская классика «Книга Пути и Истины» начинается так:

«Подлинный Путь — не есть Путь неизменный,
Подлинные Пределы — не суть Пределы неизменные».

Итак, следует ли предположить, что Путь (Дао) изменчив, переменчив, непостоянен? Если это так, то не стоило и называть его так. Предметы и явления изменяются, превращаются в собственную противоположность, становятся совсем другими, но ведь тот факт, что предмет есть предмет, он-то, этот факт, предметом не является и, следовательно, остается неизменен. Я говорю мания страсти, потому что напрасно я менялся, прогрессировал, эволюционировал, соскальзывал, отступал, худел, набирал вес, старел, молодел, останавливался, вновь пускался в путь, в сущности, я всегда следовал этой страстной маниакальности. Я испытываю сильное желание сказать, что это она живет мной, умирает мной, использует меня, формирует, покидает меня, забирает вновь, катит меня по дороге. Я ее забываю, вспоминаю о ней, я доверяю ей, она прокладывает дорогу сквозь меня. Я являюсь собой, лишь когда она — это я. Она обволакивает меня, покидает, советует мне, отказывается от меня, уходит, возвращается. Я рыбка, плавающая в ее воде, одно имя среди сонма ее имен. Она позволила мне родиться, она знает, как заставить меня умереть.