Филипп Соллерс - Мания страсти

• Название: Мания страсти
• Автор: Филипп Соллерс
• Издательство: Инапресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-87135-146-8

Филипп Соллерс — один из самых знаменитых и значительных деятелей французской литературной сцены. Его приход в литературу приветствовали такие корифеи, как Ролан Барт и Натали Саррот.

«Мания страсти» — новый любовный роман замечательного писателя, написанный свежо, ярко и увлекательно. В нем читатель обнаружит помимо «исследования любовного чувства» современного героя как мании, целый спектр новейших приманок — от восточной мудрости до европейской въедливости.

Автор проводит нас по лабиринту любви, предлагает решения и ставит вопросы.

Роман переведен на русский язык Аллой Смирновой (ее наиболее известные работы — «Обретенное время» Марселя Пруста, «Чудо о розе» Жана Жене, поэзия Макса Жакоба), за свою деятельность она была удостоена французской премии «Триумфальная арка».

---

В подобного рода ситуациях это обычная китайская уловка: ты получил удовольствие, я тоже, прекрасно, теперь поговорим о другом. Что вовсе не означает безразличия или холодности, напротив. Но никакого слияния не предвидится. Каждый представляет собой двух разных людей, когда нас двое, то, следовательно, на самом деле четверо. А вокруг самый настоящий театр: облака и дождь, ветер и солнце, перелетные птицы, два горных склона, клумба пионов, озеро на западе, цветущая слива, посвистывание в кроне дерева, утро синей бабочки, нефритовая флейта, чешуйчатое туловище дракона, культурная революция, омовение императрицы, мраморные холмы. Для какой-нибудь уроженки Запада секс — это прежде всего способ, некая рента: завладение объектом, микстура нарциссизма, средство против депрессии, замужество, реальная или вымышленная беременность, взаимная выгода. Смерть самца предполагается с самого начала, но при этом она вовсе не означает конец, насекомое расплодилось, оплатило все расходы, обеспечило пенсию, пристроило отпрысков, его поторапливали, выжимали соки, выход здесь, теперь пускай сдохнет. Вне всякого сомнения, китаянка вынуждена будет приспособиться к подобному ходу событий — японские вдовы уже почти похожи на вдов американских — но всегда останется это самое почти. Чайная церемония, инстинкт, гармония, искусство составления букета, шелк, театр теней за ширмой, узкие ступни, беспричинная улыбка, создание образа… Вы умеете заниматься любовью в позе утки-мандаринки? Нужно только, чтобы была естественность, внимание, это очень личное.

Господин Ли по-прежнему молчалив, но одобрительно молчалив. Мадемуазель Люо, должно быть, дала обо мне положительный отзыв. Я смог бы вернуть долг в Париже, как раз то, что нужно, чтобы продержаться год-другой и продолжить приключение, которое, по правде сказать, не имеет никакого отношения, как я подозреваю, к официальной пролетарской революции. Господину Ли на это плевать, он мыслит шире. В настоящий момент от него потребовалось вызвать там, очень далеко, некоторое количество тактических беспорядков. Он увидел, догадался, взвесил, решился. Беспорядки будут.

Мы никогда не потеряем из виду наших китайцев. Это наши волшебные феи. В старых книгах в таких случаях говорится о бабочках, о рыбах. Другие предпочитают сюжеты о козах, свиньях, кобылах, коровах: у каждого свои пристрастия.

Дора и Клара тоже были бабочками, рыбами, но не только. Я снова слушаю запись Клары, баховскую Английскую сюиту номер два в ее исполнении, то, как она набрасывается на обрывистый конец, джигу. Она упряма и напориста, настойчива, легка, словно серна скачет со скалы на скалу. Она карабкается, скатывается вниз, парит, вырастает до гигантских размеров, обвал и бунт, поражает это немыслимое равновесие между обеими ее руками, двумя долями ее мозга, она нависает, резко падает вниз, танцует джигу, но, даже танцуя, остается вне, словно наблюдая со стороны свою собственную вибрацию, а ты ощущаешь ее спину и ягодицы на черном кожаном табурете; проходящую по плечам и рукам зыбь ее укрощенного дыхания, глаза, которые не видят больше ничего, кроме клавиатуры, ставшей гигантской сетчаткой. Она изгибается, начинает снова, джига, да, английское слово, быстрый танец с трехчастным ритмом, отбивающий пятки, носки, все это переместилось теперь в ее пальцы. Giga, префикс, обозначающий увеличение в миллиард раз. Giga, gigantos, гигант. Есть еще рукава a gigot, то есть рукава буфами, широкие в верхней части и зауженные книзу, к запястью. Бах en gigot…

Именно так: в какие-то музыкальные моменты руки выполняют функции ног, они танцуют, они бегут, вся энергия переходит в касания, туше, энергия и свобода, и точно так же руки оставляют следы своего касания, как ноги — вмятины на песке. Она, Клара, с силой бьет по своему роялю, но как объяснить, почему эта энергия разрешается так нежно и осторожно, почему возникает ощущение легчайшего прикосновения, ласки, ветерка-мотылька, парящей рыбки? Китайцы любят рыб, потому что они забываются — так они говорят — в океанах, морях, реках, озерах. Они здесь, но их словно бы и нет. Забвение, высшая форма познания. Прощайте. До свидания. До скорого. До вечера. До никогда. Увидимся, когда рак на горе свистнет.

Токката и Партита, теперь Веймар, год 1717. Это молодой Бах, ему тридцать два года, насколько помнится, свои сочинения он посвящает «любителям, для увеселения души». Наше тело предназначено, чтобы развлекать душу, и наоборот. Стойте-ка, ему уже сорок два, ровно столько, чтобы дать почувствовать, настолько идиотским представляется вопрос «сколько лет Баху?», как знают это все органисты, клавесинисты, пианисты, виолончелисты, скрипачи, гобоисты… Трубачи, тромбонисты, фаготисты… Певцы, певицы, дети, хористы… Все церкви… Любой, самый крошечный садик… Пляжи… Самолеты, поезда, автомобили… Корабли, радио… Баха слушают уже на Луне… как и предсказывал Сирано…

Кому принадлежат годы 2000, 3000, 7000, 9000? Чжуан-Цзы, Баху. Вам нравится беспрестанное изменение, новизна? Тогда ваши примеры для подражания Чжуан-Цзы и Бах. Вы, напротив, хотите поддерживать извечные традиции, те, что уже тысячелетия проповедуют одно и то же, словно бы ничто не изменилось, словно это было не тысячу лет назад, а вчера? Все тот же Чжуан-Цзы, тот же Бах. Избегайте праздных дискуссий, устойчивых мнений: ныряйте в пустоту, выбирайте Вибрацию. В крайнем случае, можете также припомнить Паскаля: «Кто смог бы отыскать секрет, как радоваться хорошему, не огорчаясь при этом плохому, тот отыскал бы исходную точку: это и есть вечное движение».

Теперь Клара:

— О чем ты думаешь, когда играешь?

— О следующих пяти секундах.

— Есть ли связь между музыкой и физической любовью?

— Ну и вопрос.

— Бог существует?

— В Бахе, несомненно.

Она достает двадцать четвертую гексаграмму из «Книги перемен», Фу, «Возврат». Вверху Кунь, исполнение, земля; внизу Чжэнь, возбуждение, гром.

Комментарии: «Возврат описывает ситуацию возрождения, позволяющего вернуться к забытой энергии и все начать с нуля. Речь идет о том, чтобы повернуть обратно, вернуться назад, к истокам, и на этот раз пойти по верному пути. Возвращение означает также возможность вновь обрести прежний пыл, свежесть и чистоту первых чувств. Некоторые вещи и понятия должны вновь словно всплыть на поверхность. И не надо им в этом препятствовать».

Она смеется. «Ну да, конечно, почему бы и нет?»

Забвение, что озаряет… Со мной случилось такое однажды возле океана, я словно вновь переживаю это. Было шесть часов утра, лето в очередной раз вставало над Лонг Айлендом, Дора и Клара еще спали, было тихо, даже чайки не начинали орать над водой. Я сидел на берегу, в траве. И вдруг в мгновение ока меня покинула память, это была полнейшая пустота и в то же время твердое ядро, как если бы земля вдруг сомкнулась над моей головой. Она поглотила себя и меня, это было земное затмение. В течение трех секунд, или трех веков, не было ничего, все оказалось стерто, вычеркнуто, черная дыра. Поглощено, оторвано, я есть, меня нет. По ту сторону, но одновременно и по эту. Как на подносе: это сравнение родилось само собой. Земля в самом деле круглая? А ее сердцевина, это что? Ни ее, ни моя, зато это ничто, напротив, возникло со всей очевидностью. Я наклонился вперед, чтобы посмотреть, присутствовало ли еще при этом мое тело, не отказали ли его рефлексы. Я вытянул перед собой руку, и я увидел эту свою руку. Я прочистил горло, и я услышал это свое горло. Там был газон, и меня немного покружило на траве вместе с саркастическим скелетом (это выражение тоже пришло само собой). Ваш саркастический скелет, уважаемый сударь, преподнесен вам на блюде в качестве подарка. Кости видят, уши пробуют на вкус, язык слушает, глаза ощупывают и погружаются внутрь, голова находится везде одновременно, как если бы нужно было удерживать руки и ноги, чтобы вернуться в себя, чтобы упасть в обморок, не теряя при этом сознания. Я принялся тихонько смеяться, настолько неожиданной и комичной была ситуация. Самое смешное, что кругом все смеялось одновременно со мной.

День наступал, пробираясь сквозь акации, откуда-то справа, красное солнце было уже в ветвях. На самом деле было уже очень поздно, все произошло очень давно, совсем на другом горизонте, за лесами и запрудами. Цветы хихикали, они тоже прекрасно знают этот фокус, они, можно сказать, живут этим. Никогда ничего ни с кем не происходило, я просто-напросто умер, все очень просто. Сколько историй ради какого-то кубика воздуха, крошечного уголка природы, легкий толчок, и ты просыпаешься совсем в другом состоянии, бродишь, словно тень среди прочих теней. Жизнь — это сон, спасибо за то, что дали посмотреть сны. Я был прав, что молчал, что лукавил, уворачивался, за то, что был изъят. Пол? Забудьте. Деньги? Забудьте. Смерть? Забудьте. Нет ни желчи, ни печени, ни ануса. С одной стороны зависть, ревность, с другой — забавы, забвение… Разумеется, какое-то разветвление существует. Взгляните сюда, сейчас же, их расстрелянные на месте морды ради социального благополучия младенец деньга сортир. Какое волнение! Какой напор!