Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1

• Название: Несущая свет. Том 1
• Автор: Донна Гиллеспи
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-305-0, 5-88590-304-2

Действие этого монументального романа-саги происходит в эпоху древнего Рима. Описываемые в нем события переносят читателя в сам Вечный Город, и на территории, где обитают германские племена. На фоне грозных событий повествуется о приключениях главных героев — дочери германского вождя Балдемара Аурианы и Марка Юлиана — сына римского сенатора, судьбы которых переплетаются самым причудливым образом.

Книга рассказывает об увлекательном мире страстей, интриг, предрассудков, языческих верований далеких времен.

---

Но Ауриана не стала ждать его ответа; она подошла к одной из жриц и попросила у нее белый плащ. Когда девушка проходила мимо Деция, она быстро прошептала так, чтобы ее слова мог слышать только он:

— Прощай, мой добрый друг!

К ее удивлению, в глазах Деция стояли слезы. «Наверняка, это от пыли», — подумала Ауриана.

Вернувшись на край косогора, она подняла на копье белый плащ и помахала им в воздухе. Белый цвет был цветом мира, потому что сама Фрия, Ткущая Полотно Мира, носила белые одежды; белыми были ее голуби, символ любви; белыми были ее мысли — облака; белым был льющийся лунный свет, окутывавший с головы до ног саму Фрию.

На равнине у подножия холма сразу же, как по команде, все копья опустились вниз. Ауриана, обернувшись, взглянула на Витгерна. Чуть помедлив, он все же подошел и стал рядом с ней.

Ауриана не знала, что испытывали в этот момент воины, стоявшие за ее спиной — облегчение и радость, или жалость и сочувствие к ней, — той, которая купила их жизнь ценой собственной свободы.

Ауриана увидела Одберта, скачущего верхом на огромном вороном жеребце, которого ему наверняка подарили его римские хозяева. Он ухмылялся ей. Костяная рукоять его меча была усыпана рубинами, на сбруе его коня красовались серебряные круглые накладки, сверкавшие на солнце. Внешне Ауриана хранила полное спокойствие, но внутренне она вся сжалась, ощущая полное отчаянье и безнадежность своего положения.

«Не может быть, чтобы это был мой конец! Неужели Рамис прокляла меня за отказ идти с ней? А какой отвратительный этот Одберт! Он облизывается словно пес, увидевший лакомый кусок».

Ауриана подавила охватившую ее панику, принявшись внимательно наблюдать за строем противника. Она измерила на глазок расстояние между лошадьми, обратила внимание, чем вооружены всадники, и как они ведут себя. Поискав глазами, она нашла, наконец, те механические приспособления, которые стреляли тяжелыми стрелами, и поняла, что их возят на специальных подводах в обозе военного отряда.

Одберт тем временем бросил веревку одному из молодых воинов отца, и тот связал Ауриане и Витгерну руки за спиной, после чего оба они были посажены верхом на лошадей, поводья которых крепко держал другой воин Видо, ехавший рядом с пленниками. Ауриана, поразмыслив, решила, что в лагерь они прибудут через двое суток. А оттуда уже трудно будет бежать.

* * *

Видо вернулся в свой шатер, разбитый посреди бревенчатых стен древней кельтской крепости. Дождь барабанил по крыше из натянутых кож. От сырой погоды у Видо ломили кости. В шатер вошел часовой вместе с Сердиком, худым нервным юношей, который служил у Видо гонцом.

— Девица захвачена! — сообщил Сердик. Он скакал всю дорогу стремительным галопом, опередив отряд Одберта, чтобы сообщить Видо радостную весть. — Они прибудут завтра на закате солнца.

— С ней все в порядке? Она невредима? — спросил Видо, на лице которого не появилось даже тени торжествующей улыбки. Этот опытный хитрый человек слишком хорошо знал, что в каждой хорошей новости скрыты семена будущих бед и поражений. Он сидел, нервно пощипывая свои густые косматые усы. Однако постепенно его мысли настроились на приятный лад, он не мог отказать себе хотя бы в минуте торжества.

«Это хорошо! Бальдемар своими уловками заставил людей ненавидеть меня. Когда же его дочь станет моей родственницей, пусть они все подавятся своей ненавистью! Военное счастье Бальдемара всегда служило только ему одному, а теперь он вынужден будет разделить его со мной, поделившись заодно и своей славой».

Позади Видо стояла Гримельда, она перевязывала ему рану, нанесенную мечом, задевшим верхнее ребро. Глаза женщины сердито сверкали, она была крайне недовольна тем, что ей помешали. Ее рыжеватые густые волосы были заплетены в косы толщиной с человеческую руку и торчали в разные стороны, как коровьи рога, так странно, что гонец в других обстоятельствах — будь на месте Гримельды другая женщина — счел бы это смешным и засмеялся, но в присутствии жены Видо все чувствовали себя не в своей тарелке. Когда рядом была Гримельда, каждый думал только об одном: «Где ее топор?» Она могла вспылить по любому поводу, и тогда уже не жди пощады. Единственным человеком, который мог ее не бояться, был сам Видо — она баловала и нежила своего мужа, как малое дитя. Она, действительно, вела себя так, будто Видо был ее единственным родным ребенком, а на своих настоящих детей смотрела, как на щенят, путающихся у нее под ногами.

Гримельда нависала всем своим мощным, необъятным телом над сидящим Видо, накладывая повязку неуклюжими толстыми руками и громко пыхтя от усердия. Она так туго стягивала рану, что Видо изрыгал проклятия от острой боли, пытаясь вырваться из ее объятий, отчего она в свою очередь осыпала его громкой бранью. Несчастный гонец, присутствовавший при этой сцене, никак не мог понять, откуда исходит отвратительная вонь, наполнявшая все помещение и похожая на запах протухшего сыра, — несло ли это от самой Гримельды или так пахла рана Видо?

Под огромной, свисавшей грудью Гримельды, напоминавшей Сердику раздутые меха с вином, он заметил рукоять топора.

— Она получила несколько незначительных ран по своей же вине, — ответил, наконец, юноша на вопрос Видо и отступил на шаг к двери, моля богов, чтобы его движение осталось незамеченным. — Мы уложили пятнадцать человек из их отряда, прежде чем захватить их в плен, — продолжал он вдохновенно врать. — Люди Бальдемара сдались всем стадом, словно овцы! Но позже, в дороге, мы потеряли троих наших воинов. Потому что кто-то развязал девчонку, и она…

— И я подозреваю, что этот малый с воловьими мозгами, которого все называют моим сыном, так и не дознался, кто именно развязал ее.

— …и она начала драться, словно дикая кошка. Она убила троих наших воинов их собственным оружием. Но теперь ее снова надежно связали и не спускают с нее глаз, так что можешь не беспокоиться.

— Мой сын — мое несчастье, — запричитал Видо, яростно тряся своей косматой головой, так что его спутанные волосы задевали лицо Гримельды. Этому парню следовало бы быть более послушным и дисциплинированным, вот что я тебе скажу! А ты, Сердик, скачи назад во весь опор и передай такие слова… Да постарайся произнести их погромче и поотчетливей так, чтобы все воины в отряде непременно услышали их, и чтобы Одберт почувствовал свой позор! Объяви всем, что Одберт не получит эту девицу. Она предназначена Ульрику, да, именно так! Пусть лучше этот идиот получит ее!

Но тут за спиной Видо раздался резкий голос.

— Я запрещаю это! — голос принадлежал Клавдию Хилару, молча слушавшему весь разговор из затемненного угла шатра. Он бы римским эмиссаром, в чьи обязанности входило следить за каждым шагом Видо теперь, когда Бранхард был мертв. — Мой господин — Римский Наместник — не позволит тебе поступить подобным образом! Твои воины никогда не пойдут в бой за Ульриком.

— Хилар, однажды, когда ты в очередной раз неосторожно произнесешь слова: «Я запрещаю!», это может плохо кончиться: Гримельда — прежде чем я смогу вмешаться — разделает тебя, как быка, на жаркое, — мягко сказал Видо с хитрецой в глазах. — Неужели ты думаешь, что я хочу поссориться с Римом и потерять те богатства, которые уже получил от вас? Если я действительно кажусь таким идиотом, утопи меня лучше в бочонке с медом. Девчонка, конечно, достанется Одберту. Мы будем вашими союзниками еще не одно поколение, так что дети наших детей будут дружить с Римом. Поэтому убери свои когти и успокойся! Я просто хочу, чтобы мой сын какое-то время думал, что он не получит девчонку, я хочу подразнить его, понятно?

Но тут вмешался Сердик, он скрепя сердце отважился вновь заговорить:

— Мой господин, мне поручено еще кое-что сообщить тебе. Люди Одберта поймали и подвергли пыткам одного из гонцов Бальдемара. Похоже, что дочь Бальдемара совершила неслыханное убийство. Она сразила в поединке считавшегося пропавшим без вести Префекта Римской конницы Валерия…

— Что?! — перебил его Хилар, медленно вставая со своего места. Он решительно двинулся вперед и остановился рядом с Видо. Шея его напряглась, так что под кожей проступили сухожилия, а флегматичное лицо начало наливаться кровью.

— Что такое ты сказал, мой мальчик? — тихо переспросил он.

— … Сильван… — пробормотал Сердик упавшим голосом, как человек, только сейчас заметивший, что сказал что-то лишнее.

Хилар повернулся к Видо.

— Убийца Сильвана! Да эта девица — настоящий мясник! Клянусь Минервой, вот теперь я чувствую, что нахожусь среди настоящих дикарей. Если все это правда, Видо, ты должен выдать нам ее для совершения казни.

Видо потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Наконец, он медленно повернулся к Хилару, пряча свои истинные чувства за сдержанной улыбкой. Но глаза его были жестки и колючи, словно острые стальные дротики.