Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

• Название: Деревья-музыканты
• Автор: Жак Стефен Алексис
• Издательство: Издательство "Художественная литература"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1964

После открытия Христофором Колумбом в 1492 году Эспаньолы (так он назвал остров Гаити) испанские конкистадоры почти полностью истребили его коренных жителей - непокорных индейцев. Нынешнее население страны - это потомки африканских рабов, которых привезли в XVII веке французские колонизаторы для обработки плантаций. На протяжении всей истории острова жителям приходилось защищать Гаити от посягательств иноземцев. Роман "Деревья-музыканты", написанный в 1957 году, - это широкая картина народной жизни, мужественной и жестокой борьбы гаитянских крестьян за свои земли, за национальную независимость, за свою культуру.

---

Раздался гром аплодисментов. Приговор вынесен! Бурный восторг овладел собравшимися. Люди поздравляли и образумившегося мужа, и сияющего от радости тестя, которые крепко, обнялись. Буа-д’Орм еще раз встал со своего места.

— Тише! Я требую тишины!.. Скажите, жители четвертого сельского округа, кто вы — люди или звери? Говорят, будто наследники покойного Тонтона Пьера поклялись поколотить друг друга и, — что хуже всего, — решили обратиться в суд! И все это из-за дележа наследства!.. Как будто у вас и без того мало забот! Да разве для деревенских негров, вроде нас, существует правосудие? Неужели вам хочется продать половину своей земли, чтобы оплатить судебные издержки? Неужели вам хочется отдать свои участки мэтру Адаму Мишелю, мэтру Жану-Батисту или Сен-Крепену?.. Горожане поклялись уничтожить наши хунфоры. Более того, ходят слухи, что они собираются передать нашу землю белым «мериканам»! Но ведь стоит начаться судебному процессу, как непременно явится горожанин и потребует ту самую землю, которую оспаривают друг у друга братья-враги. И кому всегда достаются спорные земли? Горожанину!.. Дети Ремамбрансы не должны пускать сюда ни одного землемера с его инструментами!.. Пусть придут ко мне завтра наследники Тонтона Пьера. Мы сами, по-семейному, уладим наши дела, а затем сходим к нотариусу Мюрату, но лишь для того, чтобы составить бумагу...

Буа-д’Орм снова сел. Наступила полная тишина. Люди думали о тяготах жизни, о жалких участках, над которыми они гнули спину, о своей братоубийственной борьбе, о вечных спорах из-за воды или из-за межевых столбов, об угрозе, нависшей над богами, которые взирали на них с высоты деревьев-жертвенников, о надвигающихся бедствиях, как черные тучи омрачавших синее небо. Вдруг толпа пришла в движение. Во двор вошел юноша, одетый в новенькие, с иголочки, рубашку и штаны, и крупными шагами направился к перистилю.

— Буа-д’Орм, мне надо поговорить с тобой, — заявил он.

Это был Гонаибо, мальчик с ручной змеей, отшельник с берега озера. Буа-д’Орм встал, приветствуя его.

— Добро пожаловать! Я ждал тебя, — ответил старец.

Главный жрец провел пришельца к центральной хижине сквозь изумленную толпу. Крестьяне повскакали со своих мест.

Воскресный прием отца Буа-д’Орма был окончен. Задумчиво расходились люди, возвращаясь к своим маленьким радостям, к своим повседневным заботам. Святые лоасы! Что случилось с родным краем? Каждый день новая неожиданность! Происходит что-то странное, непонятное. Все меняется, нет больше ничего устойчивого. А в последнее время по деревням разъезжает протестантский пастор, возвещая скорый конец света; он предсказывает, что звезды упадут с неба и горы опустятся в море!..

Покойный Тонтон Пьер был служителем Ти-Данги, бога-ребенка, начальника полиции на Олимпе. Долгие годы, со страстной субботы до пятницы на пасхальной неделе, Тонтон Пьер, в которого вселялся Ти-Данги, резвился среди лоасов-воинов и лоасов-охотников, пировавших во дворе святилища. Он бегал по святым местам, гоня перед собой обруч, играл в шары, в прятки и симони[68]. Старик Тонтон Пьер съел свою меру соли, ему пора было умирать, но почему это случилось именно теперь? Приближалась пасха, единственный большой праздник, который ежегодно справляли в Ремамбрансе. Кто станет наводить порядок среди непоседливых и ревнивых богов, когда уже нет больше Тонтона Пьера, так хорошо умевшего их урезонить?.. Ходили слухи, что мертвец повернулся в своей ванне из листьев, что он приоткрыл глаза и даже икнул к ужасу банщицы Атенизы и всех окружающих. По счастью, Атениза знала, как поступают в таком случае: она подскочила к мертвецу и надавала ему шлепков и пощечин! Таким образом, дурное предзнаменование потеряло свою силу. Но что за странность! Почему покойник, которому воздали надлежащие почести, пожелал увлечь в могилу и других? Айе! Боже мой, боже! А ведь какой славный человек был при жизни Тонтон Пьер! Кто станет наводить теперь порядок в святилище — источнике здоровья, хлеба, света, надежды? Ведь для обездоленных крестьян святилище было больницей, амбулаторией, пунктом ветеринарной помощи, ирригационной службой, мюзик-холлом, а также единственным прибежищем в несчастье!

Стемнело. Главный жрец вошел в Дом Мертвых, сплошь завешанный внутри белыми простынями. За ним следовал непорочный хор хунси, затем шли другие посвященные, принадлежавшие к семейству покойного. На полу большого помещения был приготовлен прибор Тонтона Пьера, а рядом расставлены бутылки оршада и ритуальные блюда с маньокой, маисом, плодами иньяма, бататами, мясом, лепешками, леденцами. Сосуд Ти-Данги, перевязанный белой лентой, занимал почетное место посреди комнаты, а в огромном продолговатом «погребальном котле» блестела переливчатым блеском беловатая жидкость, в которую опущены были две ветки «кружевного дерева».

Началось символическое погребение Тонтона Пьера, совершаемое согласно древнему обычаю Ремамбрансы. Буа-д’Орму предстояло освободить от телесной оболочки «владыку» покойника — лоаса Ти-Данги.

Процессия обошла Дом Мертвых. Двое мужчин вынесли в перистиль «погребальный котел», и Буа-д’'Орм направился к ограде святилища в сопровождении остальных верующих. Старик нес в своих иссохших руках большую белую скатерть. Чуть слышно шагая по гулкой земле, люди двигались вслед за главным жрецом, который шел, слегка покачиваясь. Дойдя до деревьев-жертвенников, он опустился на колени и расстелил на земле скатерть. Родственники покойного выстроились полукругом за оградой, Буа-д’Орм выпрямился; высоко подняв деку, он повернулся на все четыре стороны и склонился над скатертью. Послышались скорбные молящие звуки ритуального гимна.

Буа-д’Орм медленно качал головой, наблюди за собравшимися. По ту сторону дороги рос священный орешник, протягивая тонкие ветви навстречу ночи. Придет ли изумрудная змея, богиня, обитающая в этом чудесном кустарнике? Явится ли она своим детям?

Главный жрец стал взывать к ней:

Аизан, Аизан, приди ко мне!
О Аизан, Аизан, приди к нам!..

В орешнике раздался шорох, среди листвы показалась и тотчас же спряталась треугольная головка. Грянул хор, приветствуя богиню, согласившуюся присутствовать на мистическом погребении Тонтона Пьера. Клемезина Дьебальфей впала в транс первая. Она вышла вперед, сморщенная, еще более согбенная, чем обычно, нетвердо ступая под тяжким бременем лет. Звуки гимна поднялись к самым звездам.

— Аго-йе, Ти-Данги!.. — взывал Буа-д’Орм. — Тонтон Пьер вырос на нашей земле стройный, как ствол молодой пальмы. Он работал в поте лица, Ти-Данги! Он никогда не боялся нищеты, Ти-Данги! Он трудился, трудился, трудился!.. Мы все знали только нищету и труд, аго-йе!.. Мы отдавали тебе то немногое, что имели, аго-йе! Не покидай нас, Ти-Данги!.. Твой служитель умер, Ти-Данги, но все же не покидай нас!.. Приди, выбери того, кто достоин служить тебе!.. Мы все собрались здесь, выбирай! Ты нужен нам, Ти-Данги! Мы не можем отпустить тебя, Ти-Данги!

Буа-д’Орм бросился на колени. Как молния, промелькнуло в листве какое-то животное и упало на белую скатерть. Подхватив ее, главный жрец тут же связал все четыре конца. Никто не успел рассмотреть таинственное животное. Хор запел, обращаясь к Ти-Данги:

Явись, Ти-Данги!
Прошел день,
Пройдет время,
Явись, Ти-Данги!

Четверо мужчин взяли скатерть. Подняли ее с глухим стоном, словно это была непосильная тяжесть. Шествие двинулось в обратный путь. Те, кто нес скатерть, дышали с трудом, как будто взвалили себе на плечи целый мир. Они двигались, шатаясь под тяжестью таинственного животного. Их лица были искажены от натуги.

Войдя в Дом Мертвых, носильщики положили скатерть в угол, рядом с прибором. Женщины принялись вытирать большими платками потные лица тех, в кого вселились духи. Одержимые молча подходили к вдове Сентамизе и протягивали ей скрещенные руки. В Ремамбрансе боги сами избирали своих служителей. Случалось порой, что какой-нибудь бог годами не проявлял себя. Кого изберет своим служителем Ти-Данги? Он был великим богом. Что станут делать без него в дни испытаний дети Ремамбрансы? В стране появился недавно прибывший из Ямайки протестантский проповедник Клинг. Поговаривали, будто Септимус и Десимус Пьер собираются принять протестантство. До сих пор они колебались, боясь вызвать недовольство старика отца, — ведь он должен был оставить им наследство. Но теперь он умер, и сыновья, верно, не станут долго раздумывать. Десимус, казалось, совсем подпал под влияние пастора и все реже появлялся в святилище. Сегодня вечером он, однако, пришел. Он еще не смел отречься от богов предков, хотя и твердил, что ему надоело отдавать свой скудный заработок ненасытным лоасам...

Буа-д’Орм стоял прямой, как пальма. В глубине души он молил лоасов... Нет, он не может бессильно взирать на упадок и гибель святилища, это было бы слишком несправедливо. Ти-Данги не поступит так со старым служителем! Вера постепенно, но неуклонно покидает детей Ремамбрансы. Что до него, он всем пожертвовал небу. Нет, лоасы, он не заслуживает такой участи! Лучше умереть!.. Согбенная, дряхлая Клемезина Дьебальфей, в которую вселилась Аизан, подошла к главному жрецу и тихонько вытерла ему лицо платком, затем положила руку на его лоб.