Ян Дрда - Однажды в мае

• Название: Однажды в мае
• Автор: Ян Дрда
• Издательство: Детгиз
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В марте 1939 года при поддержке империалистических кругов Англии, Франции и фашистской Италии территория Чехословакии была оккупирована гитлеровскими войсками. Целых шесть лет страдали народы Чехословакии от фашистского угнетения. Тысячи ее верных сынов и дочерей участвовали в подпольной борьбе с оккупантами. Трудящиеся всех стран хранят светлую память о Юлиусе Фучике и других славных героях, отдавших свою жизнь в борьбе с фашизмом.

Воодушевленные радостными известиями о наступлении советских войск, 5 мая 1945 года трудящиеся Праги восстали с оружием в руках. Во время боев, которые велись на улицах окруженной эсэсовскими войсками Праги, восставшие патриоты обратились по радио к союзным войскам с призывом о помощи.

Несмотря на то, что части американской армии уже находились на территории Чехословакии, они не оказали поддержки восставшим.

Советские войска вели в эти дни ожесточенные бои на подступах к Берлину и на его улицах. Несмотря на огромное напряжение и усталость, танковые части 1-го и 2-го Украинских фронтов за короткий срок преодолели 350-километровый переход от Берлина и 9 мая вступили на улицы Праги. Они принесли свободу чехословацкому народу и спасли от разрушения древнюю столицу.

События Пражского восстания в мае 1945 года легли в основу повести чешского писателя Яна Дрды «Однажды в мае». Прочитав ее, вы узнаете о мужестве молодых чешских патриотов, о том, как пятнадцатилетний Пепик Гошек ходил в разведку, как сражался на баррикадах и подбил фашистский танк, о счастливых днях освобождения от фашизма.

---

Домовладелец Мацоур, оптовый торговец с Роганской улицы, днем тоже приколол себе трехцветный значок, не желая отстать от других в проявлении патриотизма, но при виде первого же полицейского он предусмотрительно спрятал значок. Сейчас пан Мацоур отгородил для себя место в подвале двумя огромными кожаными чемоданами, перетянул их ремнями с миниатюрными, но прочными пряжками и привязал рядом с собой уродливую пучеглазую японскую собачку. Та истерически лаяла при малейшем шорохе.

Под низким бетонным сводом, который был затянут паутиной и запорошен пылью, рядом с кучей угля стояли детские постельки или простые деревянные топчаны с соломенными тюфячками. На них съежились испуганные, ничего не понимающие малыши. Тревога, которую матери не в силах были скрыть, отражалась в их простодушных круглых глазенках. Пищали грудные дети — им было душно в холодном, затхлом подвале.

Темные тени лежали под глазами усталых матерей, кое-где можно было увидеть и встревоженного папашу. Одинокие женщины устроились, съежившись, на стульчиках, ящичках. Некоторые супружеские пары сидели в обнимку, словно боялись, что ужасы войны скоро разлучат их. Несколько пожилых мужчин, прислонившись к стене, шепотом с увлечением вспоминали прежние войны.

Все облегченно перевели дух, как будто открылось окно, когда кто-то из квартирантов принес и включил небольшой приемник. Но не успел разгореться зеленый магический огонек, как домовладелица сердито запротестовала:

— А кто за электроэнергию будет платить?

У всех в глазах вспыхнуло молчаливое презрение. Владелец приемника достал кошелек и протянул Мацоуровой бумажку в десять крон:

— Вот вам в залог, чтобы вы из-за нас убытка не потерпели…

Домовладелица машинально протянула руку и тут же вздрогнула, как ужаленная. Она поняла насмешку. Все вокруг злорадно захихикали. Из ящичка загремело: «…призывают пекарей немедленно приступить к работе. Борющейся Праге нужен хлеб…»

— Тсс! — умоляюще зашептала одна из матерей, боясь, что этот громкий голос разбудит ее ребенка.

Звук приглушили, и продолжение фразы затерялось в неразборчивом шепоте.

Тщедушный бледный человек лет тридцати, по фамилии Фара, сидел с красивой черноволосой женой у постельки четырехлетней дочурки. Вот он встал и молча высвободил свою руку из судорожно стиснутой ладони жены.

— Лойзик… — испуганно взмолилась Фарова.

Но он погладил ее по иссиня-черным волосам и сказал просто:

— Ведь я пекарь! Слышишь, мы нужны…

На лестнице послышался стремительный топот подкованных сапог.

— Господи… Немцы! — воскликнула пожилая женщина и заломила руки.

Но двери, через которые только что вышел пекарь Фара, распахнулись, и в подвал вбежал Иозеф Стршельба в солдатской каске и с винтовкой в руке. Гошек уже с час, как разослал во все стороны своих посланцев.

— Все мужчины к мосту! На постройку баррикад! — крикнул хриплым, простуженным голосом Стршельба и свободной рукой вытер мокрое лицо.

Японская собачонка залилась бешеным лаем. Никак нельзя было предположить, что такое крохотное существо может наделать столько шуму.

— Убирайтесь вон отсюда со своим ружьем! Из-за вас здесь всех перестреляют. Или вы этого и добиваетесь? — набросился Мацоур на Стршельбу и отодвинулся от него в сторону, словно от зачумленного. Вытаращенные глаза и срывающийся голос придавали ему сходство с японской собачкой, увеличенной во много раз.

— Не связывайся с ними, пусть сами расхлебывают! — бессмысленно кричала пани Мацоурова.

— Тише!.. Вы разбудите детей… — взмолилась одна из перепуганных женщин.

Стршельба виновато улыбнулся, точно просил извинения за поднятый шум. Глаза у него глубоко ввалились от усталости. Уже почти все мужчины пробирались к выходу. Тут к Стршельбе подошла пожилая женщина и смущенно дернула его за рукав;

— А как женщины? Они могут помочь? Руки у нас тоже есть!

— Женщины тоже могут, понятное дело! — весело ответил Стршельба. — Всякий честный чех годен, коли у него сила найдется.

Тут, словно по команде, встало с десяток женщин. И пани Фарова, у которой только что ушел муж, тоже поднялась. Девчурка, словно почувствовав во сне движение матери, тихонько захныкала. Фарова вздрогнула и заботливо склонилась над постелькой.

— Ступайте, дочка… Я пригляжу за вашей крошкой, — сказала вдруг пани Фаровой ее соседка.

Это была бабушка Боушкова, совсем дряхлая старушка, тихо сидевшая до этого в уголке. Фарова благодарно взглянула на нее и ушла с остальными женщинами. Подвал наполовину опустел, у детских кроваток осталось только несколько матерей и старушек.

Лишь домовладелец Мацоур, забаррикадированный своими чемоданами, походил вместе со своей японской собачонкой на потерпевшего кораблекрушение. Иозеф Стршельба подошел к нему, не обращая внимания на бешеный лай собачонки.

— Я жду только вас, пан Мацоур! — сказал Стршельба. — Вы ведь тоже мужчина и чех?

— Чего вы от меня хотите? Мне нужно свой дом караулить! — взвизгнул домовладелец.

— Не беспокойтесь, мы за ним присмотрим! — сказала старушка, которая взяла на себя заботы о дочке Фаровой. — Никто ваш дом не съест и не украдет.

Пани Мацоурова, которая раньше притворялась, что дремлет, вдруг вскочила, сбросила с себя верблюжий плед и пришла мужу на выручку.

— Франци нельзя выходить на улицу! Он болен! — И она принялась заботливо укутывать мужу шею.

Промокший, усталый Иозеф Стршельба, который ничего не ел с полудня, когда приступом брали поезд, вдруг потерял терпение и сдернул винтовку с плеча.

— Долго еще вас ждать? Мне не до шуток!

Домовладелец понял, что другого выхода нет. Он сердито нахлобучил шляпу и направился к дверям подвала. На пороге он оглянулся и истерически завопил:

— Я уступаю насилию, поняли? Хорошо вы начинаете… с террора!..

— Фу, какой стыд! — сказала старушка, которая взялась присматривать за дочкой Фаровой.

Пани Мацоурова засопела в бессильной злобе. Стршельба улыбнулся храброй бабушке, поправил ремень на плече и вышел следом за Мацоуром на лестницу. Японская собачка стихла, а затем удобно расположилась на пледе, который упал с колен домовладельца. Дети спокойно спали в наступившей тишине.

* * *

Когда Гошек пришел к мосту, там в ночной темноте жизнь уже била ключом. Во мраке трудилась молчаливая черная толпа. Мужчины отодвигали в сторону опрокинутые трамвайные вагоны, освобождая для ручных двуколок путь к северному концу моста. Двуколки были доверху нагружены огромными рулонами бумаги, которые взяли в типографии поблизости. Мужчины похлопывали мокрые рулоны и вполголоса одобряли:

— Бумага первый сорт… в ней все пули застрянут.

Кто-то с грохотом прокатил тяжелые железные бочки. Они гремели, словно колонна броневиков. Мужчины по двое переносили на плечах короткие балки, которые нашлись на складе строительных материалов. Некоторые подтаскивали тяжелые ящики, наполненные шурупами.

С военной точки зрения, может, и не было особого смысла строить баррикаду на самом северном конце моста. Ведь он весь находился под обстрелом фашистских пулеметов с либенских и кобылисских высот. Оттуда мост был виден весь как на ладони. Защитники этой выдвинутой вперед баррикады даже не могли по мосту добраться до своих мест: чтобы не угодить под пули, им приходилось переправляться через реку на лодках под защитой мостовых опор. Но Гошек после короткого совещания с Испанцем и угольщиком еще до наступления вечера решил, что на конце моста, по ту сторону реки, все-таки нужно поставить баррикаду. Да разве можно было оставить мост незащищенным со стороны Трои? С этим никто не согласился бы. Попробуй кто-нибудь предложить нечто подобное — его сочли бы сумасшедшим или предателем. На мост не ступит нога фашистов — таково было невысказанное вслух, но совершенно единодушное мнение. Эта мысль запала всем глубоко в сердце, была у всех на уме. Впрочем, с точки зрения тактики у этой баррикады был один остроумный секрет: оттуда просматривалось все шоссе на Кобылисы, почти до тех мест, где три года назад рука мстителей поразила протектора Чехии Гейдриха. Там скорее всего могли появиться немецкие танки, — значит, незаметно они не подберутся.

В основание этой баррикады легли бочки с камнями и песком, бумажные рулоны шириной больше метра, тяжелые деревянные ящики с шурупами, перевернутые рыбацкие плоскодонки, разные балки, старые домовые двери и самый необыкновенный хлам, собранный по соседним дворам. Камня было мало, хотя повсюду вокруг, где только возможно, почти голыми руками из мостовой выдирали гранитные кубики брусчатки.

— Асфальт пустое дело! — бранил кто-то в темноте проезжую часть моста. — Если нацисты у нас тут прорвутся, так только из-за асфальта!