Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

• Название: У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику
• Автор: Малькольм Лаури
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Издательская аннотация отсутствует.

Со страниц «У подножия вулкана» встает аллегорическая и в то же время чувственно-конкретная панорама земного ада, в котором бьется, терзается и страждет человеческая душа (отнюдь не произвольны в тексте книги частые ссылки на великое Дантово творенье). Повесть же «Лесная тропа к роднику», напротив, видение о земном рае, самое ясное и просветленное произведение Лаури.(Из предисловия.).

---

— Твоя лошадь, Ивонна, не хочет пить, она просто любуется своим отражением. Пусть ее. Ты не тяни поводья.

— Я и не тянула. Знаю сама, — ответила Ивонна с коротким ироническим смешком.

Медленными зигзагами они переправлялись через реку; собака плыла ловко, как выдра, и была уже почти у берега. Хью почувствовал, что какой-то вопрос словно витает в воздухе.

— Ты ведь у нас в гостях…

— Рог favor[100].— Хью наклонил голову.

— …не хочешь ли пообедать где-нибудь в ресторане и пойти в кино? Или ты готов мужественно есть стряпню Консепты?

— Как-как? — Хью почему-то вспомнилась первая неделя после его поступления в английскую закрытую школу, неделя, когда еще не знаешь, что делать и как отвечать на вопросы, но чувствуешь, что уже взвалил на плечи общее бремя невежества и оно влечет тебя в переполненные классы, в суету, в беготню и даже хочется отличиться, выделиться среди всех, как было однажды, когда жена директора пригласила его покататься верхом, и это, сказали ему, была награда, но за что именно, он так никогда и не узнал. — Нет, в кино мне как-то не хочется, спасибо большое, — сказал он со смехом.

— Любопытное местечко — быть может, тебе понравится. Тут всегда крутили киножурналы двухлетней давности, и теперь едва ли что-нибудь переменилось. Один и тот же фильм пускают снова и снова. «Беглый раб», «Золотоискатели», выпущенные в тридцатом, и еще, представь себе, в прошлом году мы смотрели видовой фильм «Посетите солнечную Андалузию» как бы вместо хроники об Испании…

— Черт знает что, — сказал Хью.

— И свет обязательно гаснет.

— Кажется, я где-то видел этот фильм с Питером Лорре. Он великий актер, но фильм отвратительный. Говорю тебе, Ивонна, твоя лошадь не хочет пить. Какая-то история про пианиста, которого мучит раскаяние, потому что у него руки убийцы или что-то в этом духе и он все старается отмыть с них кровь. Может, он и вправду убил кого-то, я уже не помню.

— Похоже на кошмар.

— Конечно, но это только кажется.

На другом берегу лошади действительно захотели пить и они сделали остановку. Потом поднялись по откосу на дорогу. Здесь живые изгороди стали повыше и погуще, они были оплетены вьюнком. Вполне могло показаться, что они в Англии и едут наугад глухим проселком где-нибудь в Девоне или в Чешире. Сходство было полнейшее, его нарушали лишь стервятники, слетевшиеся на свои тайные сборища и кое-где усеивавшие ветки деревьев. Дорога, одолев крутой лесистый склон, теперь расстилалась по ровной земле. Вскоре лес расступился и они перевели лошадей в галоп… «К черту все, как это чудесно, или нет, к черту, как хотелось бы поверить в этот обман, подобно Иуде, — думал Хью, — и вот все повторяется, будь оно проклято, — ведь, может статься, у Иуды была лошадь, или он взял ее у кого-нибудь, или, верней всего, украл после той зари, величайшей из всех зорь, уже сожалея, что возвратил тридцать сребреников. „Что нам до того? Смотри сам“, — сказали эти мерзавцы. — И он жаждал выпить рюмку, тридцать рюмок (как наверняка выпьет Джефф сегодня утром), и быть может, ему даже удалось выпить в долг, и ехал, вдыхая приятный запах кожи и лошадиного пота, слушая мерный стук лошадиных копыт, думая, как радостно было бы ему ехать вот так, под ослепительным небом Иерусалима — забывшись на миг, чтобы поистине вкусить эту радость, — как чудесно было бы все, если б только я не предал вчера этого человека, хотя я прекрасно знаю, что не мог его не предать, как все было бы чудесно, когда бы этого не случилось, когда не было бы роковой необходимости удавиться....»

И вот снова явился он, искуситель, трусливый, всепагубный змей: растопчи же его, дурак безмозглый, будь достоин Мексики. Разве ты не преодолел реку? Во имя господа, погибни, И Хью действительно раздавил маленькую, уже дохлую змейку, распластанную на дороге, словно оброненный кем-то поясок. А может, то была ящерица.

Они ехали теперь по самому краю то ли большого, запущенного парка, то ли некогда пышной рощи высоких, горделивых деревьев. Они перешли на шаг, и Хью, придержав лошадь, несколько времени ехал один… Жеребята отделяли его от Ивонны, а она смотрела прямо перед собой застывшим, безучастным взглядом и, видимо, не замечала ничего вокруг. Ручьи были искусственно запружены; должно быть, некогда они орошали рощу, но теперь русла их заглушила палая листва — хотя многие деревья не осыпались, и на земле чернели густые, частые тени, — а по опушке разбегались тропы. В такую же тропу постепенно превратилась дорога, по которой они ехали. Слева послышалось громыханье поезда; как видно, где-то неподалеку была станция; скорей всего, она впереди, вон за тем холмом, над которым повисло белое облачко дыма. Но железнодорожное полотно с высокой насыпью проглянуло сквозь деревья справа от них; вероятно, здесь рельсы описывали широкую дугу. Они миновали иссякший фонтан подле развалин каких-то ступеней, полный сучьев и сухой листвы. Хью потянул носом: резкий, кисловатый запах, который он не сразу узнал, носился в воздухе. Казалось, они подъезжали к какому-то французскому замку. Полускрытый деревьями, он стоял как бы в центре большого двора, на опушке рощи, за высокой, обсаженной кипарисами стеной с массивными воротами, распахнутыми им навстречу. Ветер выдувал за ворота пыль. «Cerveceria Quauh-nahuac»[101]. Эти белые буквы Хью увидел теперь на стене замка. Он окликнул Ивонну, сделал ей знак остановиться. Итак, замок оказался пивоварней, но весьма необычной на вид — словно она еще смутно хотела стать ресторанчиком под открытым небом и распивочным заведением. Посреди двора стояли круглые столы (скорей всего, на случай, если нежданно нагрянут полуофициальные «дегустаторы»), почернелые, замусоренные листьями, под сенью могучих деревьев, чуть похожих и на обычные дубы, и на тропические растения, не слишком древних, но будто овеянных седой стариной, словно их собственноручно посадил тьму веков назад какой-нибудь император, который вскапывал землю лопаткой из чистого золота. Под деревьями, где они остановились, играла с броненосцем маленькая девочка.

Из пивоварни, которая вблизи выглядела совсем по-иному и скорей напоминала мельницу — причудливая, вытянутая в длину, странно грохочущая, словно внутри действовали мельничные жернова, испещренная зыбкими, отброшенными близким ручьем солнечными бликами, какие играют на мельничном колесе, — вышел, распахнув дверь, за которой на миг мелькнули работающие машины, живописно одетый человек в фуражке, похожий на лесника, неся две кружки немецкого пива, накрытые шапками пены. Хью с Ивонной не спешились, и он, подавая кружки, поднял их выше головы.

— Боже, оно как лед, — сказал Хью. — Но мне нравится.

Пиво оказалось забористое, с легким привкусом металла и земли, как у чистого глинозема. Оно было такое холодное, что обжигало губы.

— Buenos dias, muchacha [102].— Ивонна, опустив кружку, улыбнулась девочке с броненосцем. Мужчина, похожий на лесника, прошел за дверь, к машинам; он плотно закрыл дверь, словно задраил люк корабельного трюма, и грохот стал глуше. Девочка присела на корточки, не выпуская броненосца из рук и с опаской поглядывая на собаку, которая улеглась в сторонке и не сводила глаз с жеребят, разгуливавших на задворках пивоварни. Едва броненосец пускался наутек, словно катился на крошечных колесиках, девочка хватала его за длинный, как хлыст, хвостик и опрокидывала на спину. Каким поразительно смирным и беспомощным становился он сразу! Вот она перевернула его на брюхо и снова отпустила этого некогда свирепого хищника, который за миллионы лет выродился в такую жалкую тварь. — Cuänto?[103]— спросила Ивонна.

Поймав броненосца, девочка ответила тонким голоском:

— Cincuenta centavos [104].

— Надеюсь, ты не собираешься его покупать?

Хью — похожий на генерала Уинфилда Скотта, подумал он про себя втайне, после перехода через ущелья Серро Гордо — сидел, закинув одну ногу на лошадиную холку.

Ивонна кивнула, поддразнивая его:

— Очаровательная зверюшка. Просто прелесть.

— Ты никогда его не приручишь, и девочка тоже: оттого она и хочет его продать. — Хью отхлебнул пива из кружки, — Я знаю этих броненосцев.

— Ну, я сама знаю не хуже! — Ивонна шутливо покачала головой и взглянула на него широко раскрытыми глазами. — Все знаю!

— Тогда учти, стоит только выпустить эту тварь в сад, она тут же попросту зароется в землю, и поминай как звали.

Ивонна все так же слегка насмешливо покачивала головой и блестела глазами.

— Разве она не мила?

Хью опустил ногу, поставил кружку с пивом на лошадиную холку и разглядывал броненосца, длинную, злобную мордочку, игуаний хвост и мягкое крапчатое брюшко, словно это была игрушка какого-нибудь марсианского ребенка.

— No, muchas gracias, — решительно сказал он девочке, стоявшей на месте с безучастным видом. — И мало того, Ивонна, если ты попробуешь удержать эту проклятую тварь, она и тебя уволочет под землю. — Он обернулся к ней, высоко поднял брови, и они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. — Кажется, любимый твой У. X. Хадсон убедился в этом на опыте, — сказал наконец Хью. Где-то позади них сорвался с дерева лист и упал с шуршанием, словно кто-то вдруг сделал быстрый шаг и остановился. Хью залпом пил ледяное пиво. — Ивонна, — сказал он, — сделай милость, скажи мне прямо, ты действительно разошлась с Джеффри или нет?