Семен Кирсанов - Лирические произведения

• Название: Лирические произведения
• Автор: Семен Кирсанов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1974

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.

Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.

Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.

Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.

---

«ФЛОРИАН»

Мир голубей
                    покрыл квадрат
камней святого Марка.
Брожу я с самого утра
от арок
              к новым аркам.

И вот кофейня
                     «Флориан»,
и вспомнить ты успеешь,
что здесь
              садился на диван
синьор Адам Мицкевич

смотреть
                на разноцветный грим
и ленты карнавала…
Чего ж,
              о польский пилигрим,
тебе недоставало?

Недоставало с вышины
холмов
             смотреть на села?
Недоставало тишины
далекого костела?

Хоть тут
                и небо голубей,
и в лавках звон богатства, —
хотелось
               этих голубей
послать на Старе Място…

Рука поэта
                    оперлась
на темно-красный бархат.
Вокруг
          Венеция неслась
на карнавальных барках.

Помпоны,
                 длинные носы,
арлекинады краски
и фантастической красы
ресницы
               из-под маски.

Но вспоминает он корчму,
где,
          по цимбалам грянув,
мой прадед раскрывал ему
страну
           Ядвиг и Янов,

где ураганный этот звон
остался жить
                    в «Тадеуше»,
и потому
                не смотрит он
на чернокудрых девушек,

на золотого,
                  в звездах льва,
и в бархатной неволе
он шепчет про себя слова
тоски,
            обиды,
                            боли.

РАССВЕТ В ВЕНЕЦИИ

Я в шесть часов утра
шел
      утренней Венецией.
Сырой туман устлал
серебряный венец ее.

И кампанилы стан
тянулся
             в небо млечное,
одел ее туман,
как платье подвенечное.

Из сводчатых ворот
по уличке Спаддариа
шел
       заспанный народ
в сиреневое марево.

Шел, думая про стол,
шел с брюками опухшими,
вперед,
           не глядя,
                           шел,
шел с головой опущенной.

Шел, ящики неся
в тратто́рию,
                      к хозяину,
шел, зная,
                спать нельзя,
и не заснуть
                   нельзя ему.

На солнечных часах
еще и тени не было,
и сырость,
                 как роса,
закрыться шарфом требовала.

Ночные дамы шли,
с недо́сыпа осипшие,
металл
           незвонких лир
в свои карманы ссыпавши.

Шла бедность,
                          шла нужда
на полдороге к голоду,
которой не нужна
экскурсия по городу.

А с каменных перил
смотрели
               птичьи головы:
то, в пух своих перин
уткнувшись,
                   спали голуби.

На них садился снег,
как пух,
             еще не узнанный
являлись к ним во сне
кулечки кукурузные.

Все это в стороне
я вижу из тумана.

Вставать в чужой стране
рекомендую —
                             рано.

ФЛАГИ

Венеция,
               красив твой флаг,
где лев на синем поле!

У стен
         со львами на углах
я двигаюсь в гондоле.

Канал
         или ладья сама
мой разум укачала,
но мне почудилось:
                                дома
привязаны к причалам,

и эти —
            рядом, на мели
дворцовые громады —
в действительности
                                корабли
таинственной армады.

Чья тень
              мелькнула на носу?
Кто искру в воду бросил?
А окна круглые внизу —
что,
         разве не для весел?

Но из бойниц
                       наискоски́
протянуты не пушки —
здесь на древке́
                           висят носки
и простыни для сушки,

гирлянды мокрого белья —
трусов,
          сорочек разных
от корабля до корабля
развешаны,
                   как в праздник.

И, лепкой дивною богат,
дворец
         над гнутым мо́стом
стоит,
            как парусный фрегат
надутых ветром простынь!

Но вот блеснула и рука,
нет,
       ручка из оконца,
флажок батистовый платка
повесила на солнце.

И я увидел
                      вензель «R»,
исполненный умело.
О, все понятно мне теперь:
он вышит
                  для Ромео!

Я разгадал дворцовый быт,
проник в секрет фамильный,
в палаццо этом
                         бак кипит
с водой и пеной мыльной.

И там,
           спиною к площадям,
с туманного рассвета
стирает,
               ручек не щадя,
на всю семью Джульетта.

Я ей желаю
                 всяких благ,
плывя в своей гондоле,
пока на солнечных часах
спит лев
             на синем поле.

ПАЛАЦЦО ДОЖЕЙ

В Палаццо дожей
                             входим мы.
Но я осмыслил позже,
что значит эта фраза:
                                       «Мы
вошли в Палаццо дожей».

А это —
             в живопись войти,
где вздыбленные кони,
поверить
                в старые холсты
с Венецией на троне;

поверить
               в утреннюю синь,
в корабль под парусами
и в женщин
                  с лицами богинь
и с рыбьими хвостами;

поверить
              в бронзовых рабов
перед узорной дверцей;
поверить
              в грозную любовь
с кинжалом возле сердца;

в мост Вздохов,
                        в горестную дрожь
в предсмертном коридоре,
и в перстень,
                      что бросает дож
в сверкающее море.

Узнав дельфина
                               по хребту,
когда ладьи трясутся,
суметь поверить,
                              что Нептун
трясет своим трезубцем;

поверить
              в умиленный взгляд
Мадонны на младенца,
в волхвов молящихся,
                                      в козлят,
упавших на коленца;

поверить в воинов,
                                   что тут
стоят в сплошном железе,
но верить
                 не в господень суд,
а в гений Веронезе,

и не в тюремный
                           сумрак дел,
рассказанных о дожах,
а в то поверить,
                                что сумел
вообразить художник,

и в нашу сказку
                            о Садко,
и в Гофмановы сказки.
Во все
           поверить
                           здесь легко!
Так убеждают краски.

РИМ В СНЕГУ

Мы в Рим приехали,
                                когда
шел снег стеною с неба,
хоть создан
                   Римский календарь
был без учета снега.

На Форум
                 он валил с утра,
и в барельефы втерся,
и завалил
                     собор Петра,
устлал
            кварталы Корсо.

Так, видимо, на новый Рим
разгневался
                     Юпитер,
что стал он видом снеговым
похож
             на старый Питер.

И тут повысыпали вдруг
все гимназисты
                           Рима, —
снежками целиться в подруг
и попадать,
                     и мимо!

И не сердилась
                           божья мать
в районе Ватикана
на то,
            что снег пустились мять
прохожие в сутанах.

Мы показали
                    высший класс
игры
             под крики «браво».
По вкусу
             римлянам пришлась
московская забава.

И каждый брошенный комок
был свеж
             и полон света,
и он осмыслить нам помог,
что мы —
             одна планета.

А снег лежал,
                    куда ни кинь,
и, обратясь к ухабам,
стояли
          статуи богинь
подобно снежным бабам.

Но сердце мне
                        щемила мысль
о бедности озябшей,
о шеях
           без куниц и лис,
без выпушки под замшей.

И ветер
              изменил свой путь.
С утра по тротуарам
теплынью
                  с моря стало дуть
и пахнуть банным паром.

И таил снег,
                     теплом гоним,
и оползал с колонны,
и оказалось,
                    что под ним —
Рим
         был вечнозеленым.

От дуновенья теплоты,
летящей
             с океанов,
пылали яркие цветы
на клумбах
                  у фонтанов.

Пар подымался,
                           словно дым,
от гордых пальм тропических…
Так я узнал
                      типичный Рим
в условьях нетипических.

В РЕДАКЦИИ «LʼUNITÀ»