Светлана Гольшанская - Страждущий веры (СИ)

• Название: Страждущий веры (СИ)
• Автор: Светлана Гольшанская
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Не ходи, деточка, на север, не ступай на тропу нетореную. Вспыхнут полугодовой ночью в небе зеленые огни червоточины и захватят тебя в свою круговерть. Затянут в ледяную преисподнюю, в логово демонов самое. Наобещают любовь до гроба Ночные Ходоки, как поверишь — всю кровушку выпьют, а потрохами варгов свирепых прикормят. И будут шальные туаты отплясывать на твоих костях. Не ищи, глупая, зверя диковинного, не буди бога трусливого. Исказит судьбу тропа нетореная, изуродует — всю жизнь маяться будешь. И не счастье тебя ждет в конце дороги, а демон лютый, самый страшный из всех.  

---

К утру я был уже в селе, но… опоздал. Нашествие уже началось. Кругом кишели демоны, пили кровь односельчан, распарывали животы и пожирали кишки. Эти картины до сих пор преследуют меня в кошмарах, — Микаш замолчал, переводя дыхание, и сжал своё лицо растопыренными пальцами, морщась словно от нестерпимой боли. — Я побежал к нашему дому на отшибе через всё село, кто-то из людей был ещё жив, просил помощи, но я мог думать только о сестре. В доме первое, что я увидел, было растерзанное тело матери. Сестра сидела рядом за столом и смотрела на неё без тени страха или скорби, как смотрят на что-то обыденное, вроде огня или дождя. В ушах до сих пор звучат её слова: «Мама не хотела отпускать меня к жениху. Но мне уже шестнадцать. Мне можно замуж, — повернулась ко мне с осмысленным взглядом. — Подойди, братик, дай обнять тебя на прощание».

Я подошёл, не мог не подойти, так завораживал блеск её прежде пустых и тусклых глаз, длинные правильные фразы, хотя раньше она и двух слов связать не могла. Она была и осталась единственным близким мне человеком. Только в тот раз от её объятий сделалось больно, она выпустила клыки: — Микаш отдёрнул ворот малицы и показал два едва заметных шрама на шее. У меня остались такие же на память о Найте. — «Познакомься с моим женихом напоследок. Он такой же сильный и добрый, как ты, только он никогда не оставит меня одну, чтобы идти на свою дурацкую работу!» Я увидел его в её тени, демона, точь-в-точь похожего на меня, только выше и старше. Пришло понимание. Я знал. Всё это время я знал, что зло притаилась именно в нашем доме: видел мельтешение призрачных фигур, слышал обрывки шёпота, но закрывался, заставлял себя ослепнуть и оглохнуть, чтобы сохранять наш уютный мирок как можно дольше. Это за мою беспечность поплатилась мама и всё наше село.

Запах собственной крови, ощущение чего-то липкого под воротом рубахи что-то сотворили со мной. Перед глазами полыхнуло багрянцем, я плохо понимал, что делаю, словно мной овладела потусторонняя сила. Оттолкнул сестру и ударил её мечом, а потом демона, быстрее, чем он успел сообразить. Выбежал на улицу и принялся рубить каждую встреченную тварь, буднично, как дрова на растопку. Их кровь, кровь убитых ими односельчан — всё смешалось в грязный багрянец. Не помню, как оно закончилось, сбежал ли кто-то из тварей или я остановился сам, когда ни одной в живых не осталось.

На следующее утро меня нашёл старый милорд Тедеску со свитой, отец Йордена. Он был не из наших краёв, возвращался домой из похода. Когда понял, что я один порубил целую орду тварей, велел никому не рассказывать. Обещал, что если я хорошо ему послужу, он поможет мне попасть в орден. Тогда я только этого и хотел — стать рыцарем и убивать тварей, не требуя платы, чтобы ни одно бедное село больше не постигла такая судьба. Думал, что хотя бы так мне удастся искупить вину. Я был таким наивным. Сколько бы тварей я ни убил, в орден меня не примут, и совесть тоже заглушить не удастся.

— В этом не было твоей вины, — не выдержала я, когда Микаш замолчал и сокрушённо понурил голову. — Борьба с демонами — дело Стражей, а ты был всего лишь ребёнком.

— Ненавижу пустые оправдания, — отмахнулся он и отклонился назад, пытаясь спрятаться в тени.

— А что это были за демоны?

— Ходоки.

Неприятно было бередить его незажившую рану, но теперь хотя бы всё встало на свои места.

— Поэтому ты помог Вейасу спасти меня?

— Да, ты напомнила мне сестру.

Как булавкой кольнуло. Руки сами сжались в кулаки.

— Ты хочешь сказать, что я похожа на твою полоумную сестру?!

— Нет, конечно, нет, — быстро начал оправдываться Микаш. На мгновение я расслабилась. Зря. — Она была намного добрее и умнее тебя.

Я встала, не желая больше слушать, и направилась к брату.

— Стой! — я чуть не подпрыгнула от возгласа погонщика, который сидел перед спящими, скрестив лодыжки и закрыв глаза. Его одеяние состояло из переливчато-чёрных, явно вороновых перьев. Казалось, он погрузился в транс и никого не слышал и не видел. — Не подходи ближе. У тебя слишком сильный покровитель, лечащие духи испугаются его и убегут. Тогда всё мои труды будут напрасны.

Вей лежал неподвижно между таких же неподвижных туатов. Я тоскливо вздохнула и поплелась обратно. Микаш не глядя протянул мне миску с дымящимся супом. Ели мы молча, отодвинувшись друг от друга как можно дальше. Невкусно, тошнит от однообразной пищи. Хочу, чтобы Вейас был со мной, а не Микаш. Хочу домой!

В углу раздалось шевеление. Погонщик встал и, пошатываясь, направился к костру. Вымотался? Я отставила свою миску и налила суп в чистую. Погонщик устало опустился возле костра, снял маску и накидку из перьев. Утёр вспотевшее лицо рукавом просторной малицы и забрал у меня миску.

Погонщик оказался обычным человеком с плоским обветренным лицом, чересчур высокими скулами и широким лбом. Длинные тёмные волосы щедро припорошены сединой. Карие глаза такие тёплые, что согревают не хуже огня. Погонщик уселся у костра, скрестив ложыжки, и принялся за еду. Видимо, слишком привык к одиночеству: не смотрел и даже не пытался заговорить.

Я закашлялась, прочищая горло.

— Как они? Духи помогли?

Погонщик ошалело глянул на меня, взлохматил пятерней всклокоченные волосы и заговорил скрипучим, словно петли двери, которой давно не пользовались, голосом:

— Давненько я не видел, чтобы огни червоточины горели так ярко. Так и знал, что безумие Северной звезды кого-то прихватит, чувствовал, но не видел где — рыскать по тундре долго бы пришлось. Повезло, что меня позвали, а то завела бы звезда на край обрыва, и потом только косточки собирать осталось, и то если белые медведи не добрались бы раньше.

— Мы вас звали? — я вытянула из-за пазухи ожерелье Юле. Взгляд погонщика стал более внимательный. Узловатые жилистые руки пробежались по косточкам с рунами.

— Младший брат всегда звал меня, когда приходила беда. Это ожерелье я для него сделал, — с доброй ностальгией улыбнулся он и снова застучал ложкой по миске, доедая всю похлёбку без остатка.

Я ждала продолжения, но он снова погрузился в себя и забыл о нас.

— Вы брат Юле?

— Хорхор-икке, — соизволил представиться. — Последний оленевод Утгардской тундры. Мои собратья ушли вместе с Юле искать лучшей доли на юге. А мне, как старшему сыну вождя и великому шаману, пришлось остаться. Ждать. Сторожить. Поддерживать бренное тело чарами, пока для меня не найдётся великая цель. А как её исполню, можно будет и на покой уйти. За грань. Навсегда.

Я украдкой глянула на дремавшего, опершись о ледяную стену, Микаша. Какие же странные эти мужчины, всё им цель какую-то подавай, как будто сами придумать ничего не могут. Хорхор вон совсем старый, а туда же. Надо жить, чтобы жить, просыпаться, созерцать чудеса мира, продолжать путь.

— Как это, за грань? — спросил Микаш.

Я вздрогнула. Думала, он спит. Небось, опять в моих мыслях копался. Мысленно показала ему язык.

— Бывают шаманы малые, средние и великие. Мой младший брат средний, был средним, пока не ушёл, а теперь просто... Как это у вас называется? Целитель.

Когда наступает время, белая птица Умай уносит души малых и средних шаманов на край света, где растёт железное дерево, и три года высиживает их у себя в гнезде, потрошит, заменяет внутренности на новые, лучшие, а старые скармливает духам болезней, которые шаман потом сможет лечить. После он возвращается к людям и обретает силу. Великие шаманы другие, старые души. Приходили в этот мир с самого сотворения. Нас не забирает птица, мы сами отправляемся в путешествие на девять лет. Бесплотными духами мы скитаемся по свету, постигаем, вспоминаем то, что истёрли жернова Мельницы душ, вглядываемся в мерцание Северной звезды, в пульсацию огней Червоточин, слушаем музыку мироздания. И понимаем, что это воплощение — последнее. Когда мы постигнем всю мудрость божественного замысла, настанет час вырваться из мельничного колеса и шагнуть дальше, к сиянию Северной звезды.

— Очередные религиозные бредни, — невежливо оборвал Микаш.

Я пихнула его локтем. Больно! У него что под одеждой стальные пластины?! Ну хоть замолк и отодвинулся. Грубый, неотёсанный… Стоп! Не приведите боги, сейчас опять прочитает и начнёт об стены биться. Вдруг лёд не такой прочный? Не хотелось бы на улице спать. Но Микаш просто закрыл глаза и вернулся к дрёме. Я облегчённо выдохнула и глянула на Хорхора. Тот загадочно вертел в руках чашку с дымящимся отваром. Грел ладони.

— Дядюшка Хорхор, они выздоровеют? — почтительно спросила я и кивнула в сторону отряда.

Узкие раскосые глаза сощурились в щёлочки, изрезанные тонкими морщинами губы растянулись в добродушной улыбке.

— Поправятся, не переживай. Безумие Северной звезды я остановил. Завтра поможете их от мерячки избавить, и будут как новые.