Светлана Гольшанская - Страждущий веры (СИ)

• Название: Страждущий веры (СИ)
• Автор: Светлана Гольшанская
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Не ходи, деточка, на север, не ступай на тропу нетореную. Вспыхнут полугодовой ночью в небе зеленые огни червоточины и захватят тебя в свою круговерть. Затянут в ледяную преисподнюю, в логово демонов самое. Наобещают любовь до гроба Ночные Ходоки, как поверишь — всю кровушку выпьют, а потрохами варгов свирепых прикормят. И будут шальные туаты отплясывать на твоих костях. Не ищи, глупая, зверя диковинного, не буди бога трусливого. Исказит судьбу тропа нетореная, изуродует — всю жизнь маяться будешь. И не счастье тебя ждет в конце дороги, а демон лютый, самый страшный из всех.  

---

— С ними ведь ничего страшного не случится? — с запоздалой тревогой спросил Микаш.

— Имеешь в виду, ещё более страшного? — горько усмехнулась я и с трудом поднялась, цепляясь за скользкую стенку.

Микаш подставил своё плечо, и вместе мы заглянули внутрь. Посреди просторной комнаты на больших плоско стёсанных камнях горел костёр. В его пламени танцующий погонщик выглядел ещё более причудливо, как огромная чёрная птица с белой мордой, только клюва не хватало. Одежда была широкой сплошной накидкой с узкими прорезями для ладоней. От этого движения рук походили на взмахи крыльев. Туаты лежали в три ряда у дальней стенки с закрытыми глазами. Хвала богам! Пустые взгляды пугали меня до смерти.

Мы устроились возле очага, Микаш позаимствовал лежавший рядом котёл и набрал в него снега. Мы приладили его на подвешенную на шестах палку над огнём.

— Мы не слишком нагло тут хозяйничаем? — снова запоздал с беспокойством Микаш.

Я глянула на погонщика. Его кружения становились плавней и медленней, а голос падал до совсем низких нот и затухал в тишине.

— Не стоит его сейчас отвлекать, в любом случае он не ответит, — я пожала плечами.

Без полыхающих огней Червоточины стало легче, до безрассудства. Не хотелось ни о чём больше тревожиться. Я просто верила, что этот птичий человек та самая помощь, которую обещал Юле, та, которую я просила у Огненного зверя, без подвохов.

— Забудь про него. Расскажи лучше что-нибудь, — попросила я, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Помочь сейчас могло лишь чудо, так пускай лучше я раскроюсь ему навстречу, позволю воткнуть в сердце ядовитые шипы, чем убью неверием.

Микаш замялся и поморщился:

— Про что? Про то, когда лучше сажать рожь, а когда ячмень?

— Про то, как сворачивать шеи Ходокам? — улыбаясь шире, предложила я. Стесняется? Я-то думала, это я самый неуверенный человек в Мидгарде.

— Кровожадная! — шутливо воскликнул он.

— Я такая, как и должна быть дочь высокого лорда.

— Дочь лорда должна сидеть дома и вышивать крестиком, а не слоняться с шайкой демонов по долам и весям.

Я фыркнула в ответ:

— А простолюдин должен сажать ячмень и рожь и почитать Стражей.

— Когда бы слова Стражей не расходились с делом, я бы с удовольствием только этим и занимался!

— Ты себе противоречишь. Я ещё могу понять единоверцев — те хотя бы в демонов не верят и считают нас шарлатанами, но ты-то прекрасно знаешь, что это не так. Почему в тебе нет благоговения и страха, как в остальных из твоего сословия? Почему ты лезешь на рожон, хотя не был рождён и воспитан в доме Стражей. Или ты бастард?

— Я не бастард. Хотя, может, и бастард, но какая к демонам разница? У меня нет сословия, нет дома, больше ничего нет, поэтому я свободен делать то, что хочу. А хочу я убивать тварей.

Ишь как воспалился.

— Расскажи! — настояла я, чувствуя, что Микаш вот-вот сдастся. Заискивающе улыбнулась, жеманно, по-дурацки. Парням обычно нравилось: — Пожалуйста, это так необычно!

— Только глазки мне не строй — стошнит.

Забыла, что медведя очаровать нельзя. Его можно только заставить застыть, если подойти слишком близко. Я приняла серьёзный вид и занялась похлёбкой. Снег в котле расплавился в воду, и я подкинула туда рыбьей муки и немного гречки. На одной из стен рядом висели пучки сушёной травы, связки лука и чеснока. Я бы хотела добавить приправ, но брать ничего не решилась. Это ведь не котёл. Помыть и вернуть мы их не сможем.

— В селе говорили, что мать носила меня одиннадцать месяцев, — заговорил Микаш. От неожиданности я чуть не опрокинула на себя воду. — Я родился через одиннадцать месяцев после смерти её мужа, так что… наверное, я вполне могу быть бастардом. Мама не была распутной или жадной до богатств высокородных, она просто хотела, чтобы после смерти отца в доме появился другой мужчина, работящий помощник и защитник. Она боялась, что не справится с хозяйством одна. К тому же у неё на руках осталась дочь, моя старшая сестра, она была… особенной и доставляла много хлопот.

— Особенной? — встрепенулась я. — В смысле как ты, с даром?

Микаш загадочно качнул головой.

— Она была хорошей, не такой, как все. Доброй, нежной. Она так любила цветы. Порой сбегала на луг, и я находил её лишь к вечеру с охапками букетов и венков из одуванчиков. Так я её и называл — одуванчиком. Она притаскивала в дом раненых котят, собак, галчат и голубей, однажды даже хромую косулю привела. Самой их выходить у неё не получалось, и смотреть за ними приходилось мне, но от её радости на душе становилось так тепло, что я легко соглашался даже на самые бредовые просьбы. Иногда она болела. Раскачивалась из стороны в сторону на кровати и повторяла одни и те же слова часами. Я сидел рядом, держал за руку, успокаивал, пока она не засыпала от усталости. Только с ней я мог быть настоящим, не прятать свой дар. Из-за того, что я знал мысли окружающих, односельчане чурались меня и считали таким же, как моя сестра.

Мы жили бедно. Всё наше село с трудом перебивалось от урожая к урожаю, но без кормильца нам приходилось тяжелее остальных. Сызмальства я много работал и на своём дворе, и у зажиточных соседей, чтобы моя семья не голодала зимой. Я никогда не жаловался, не чувствовал себя обременённым или обиженным. Я любил их, мать с сестрой, готов был заботиться о них всю жизнь, каких бы тумаков и пота мне это ни стоило.

Глаза Микаша сделались большими и прозрачными, блестели в отсветах костра сухими слезами, выдавали сжимавшую сердце тоску.

— Так почему же ты ушёл?

— Не я ушёл — они, — Микаш тёр лицо ладонями и некоторое время молчал. Я помешивала варево и уже не надеялась на продолжение, но он снова заговорил, уставившись на обнимающие котёл языки пламени. — Мне тогда едва минуло двенадцать. Мы только-только вылезли из долгов и нищеты. Мать делала по ночам много пряжи и продавала её скупщику, который возил товар на ярмарку в город. Я днём гнул спину на поле, вечерами доил коров, а ночью помогал коневодам с большого хутора. Выпасал их огромные табуны. Я научился так хорошо закрываться от чужих мыслей и говорить лишь то, чего ждали, что в селе меня наконец-то приняли. Даже приступы у сестры прекратились, взгляд стал осмысленный, она сделалась почти нормальной. Казалось, беды оставили нас навсегда.

А потом начали пропадать овцы. Мы долго искали их, решили, что волки задрали. Накладно, но не смертельно. Вскоре исчезла девушка, молоденькая, глупенькая. Подумали, что сдуру в город подалась, на ней всегда шкура горела. Следом отправилась её подружка, сама всем рассказывала, как завидует предшественнице и хочет повторить подвиг. Никто и не удивился. Третьей пропала благоразумная девушка из зажиточной семьи, она уже и просватана была, свадьба на будущий год. Тогда мы и спохватились. Нашли сброшенных в овраг обескровленных овец, их тушами даже дикие звери побрезговали. В город отправили гонца, где, естественно, никого из наших девушек не видели. Родственники припомнили, как накануне исчезновения те подолгу запирались одни и разговаривали сами с собой. Стало ясно, что у нас завёлся демон, который их и свёл. Я опасался за сестру и вызвался сбегать в ближний замок Стражей за подмогой, хотя никто не верил, что они приедут. Мы не платили десятину.

— Почему? — встрепенулась я. Конец истории уже был ясен, как и причина ненависти Микаша к нам. — Десятина — это не так много. Это необходимо, чтобы содержать гарнизоны и…

— Когда у тебя есть чем платить, может, и немного, а наше село эта десятина спасала зимой от голодной смерти, — Микаш невесело усмехнулся и продолжил: — В любом случае я надеялся, что мне удастся их уговорить, как я уговаривал своих односельчан, с помощью дара. Каким же я был идиотом! В замке меня не стали слушать, посмеялись, сказали, что от тех тварей, что на нас напали, толку больше, чем от всего нашего села. А когда я попытался залезть в их головы, мне надавали тумаков и вышвырнули на улицу. Чудом я зацепил краешек их мыслей, что против тварей надо идти с серебряным оружием. Ночью я вернулся в замок. Забрался в телегу, которая везла туда бочки с яблоками, и, когда никто не видел, стянул у спящего стражника нужный меч. Не знаю, как мне удалось уйти незамеченным, перелезть через высоченную замковую стену и не свернуть себе шею.

К утру я был уже в селе, но… опоздал. Нашествие уже началось. Кругом кишели демоны, пили кровь односельчан, распарывали животы и пожирали кишки. Эти картины до сих пор преследуют меня в кошмарах, — Микаш замолчал, переводя дыхание, и сжал своё лицо растопыренными пальцами, морщась словно от нестерпимой боли. — Я побежал к нашему дому на отшибе через всё село, кто-то из людей был ещё жив, просил помощи, но я мог думать только о сестре. В доме первое, что я увидел, было растерзанное тело матери. Сестра сидела рядом за столом и смотрела на неё без тени страха или скорби, как смотрят на что-то обыденное, вроде огня или дождя. В ушах до сих пор звучат её слова: «Мама не хотела отпускать меня к жениху. Но мне уже шестнадцать. Мне можно замуж, — повернулась ко мне с осмысленным взглядом. — Подойди, братик, дай обнять тебя на прощание».