Павел Перец - От косяка до штанги

• Название: От косяка до штанги
• Автор: Павел Перец
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00048-Х

Подлинная история жизни культового питерского (а теперь и московского) персонажа Павла Перца, рассказанная им самим. Павел Перец – журналист и музыкант. Работал грузчиком, манекенщиком, продавцом кроссовок, Дедом Морозом, менеджером, столяром, диджеем, супервайзером, главным редактором газеты и гламурного журнала. Его книга "От косяка до штанги" – первый российский straight edge манифест и ярчайший пример современного идейного романа. Это путь от транквилизаторов к велосипеду с алюминиевой рамой, от водки к пятнадцатикилометровым пробежкам, от марихуаны к турнику в тренажерном зале. Подростковая проституция, сбор конопли в Астрахани, любительское драгдилерство, крысиные укусы, социальная реклама, похороны гранжа и хардкора, клубы "Тоннель" и "ТаМтАм"… Все это фон. На переднем плане – реальная история человека, который смог изменить себя, руководствуясь принципом "stay punk – stay clean".

---

Разгрузка угля, которой завершались наши сборы, никак не вписывалась в планы творческой богемы. Зато она вписывалась в «план» Дини, которого у него оставалось еще на пяток косяков. Наш куратор, который на военной кафедре обучал сусликов азбуке Морзе, приказал двум освободившимся от искусства боевым единицам (концерт проведен, надпись дорисована), отправиться за лопатами. Две освободившиеся от искусства боевые единицы послали его в известные всей русской нации края, а сами отправились под сень деревьев, находящихся вне досягаемости взора начальников. Диня настоятельно рекомендовал раскумариться. Я не курил уже несколько лет и начал забывать, что это такое. Вспоминать желания не было.

Мы залегли на берегу озера. В пятидесяти метрах от нас в воде плескались еще совсем молоденькие барышни, карельские наяды.

– Эх, девочки, что ж вы так поздно родились, – вздохнул я.

Грех было жаловаться. Месяц казарменного положения – не самое страшное, что может преподнести жизнь. К нам проявляли больше терпения, чем к здешним срочникам. В части на одного солдата приходилось три офицера, поэтому поиметь рядового защитника отечества было кому. В столовой лысый солдатенок, крепенький как маринованный подосиновик, наехал на курсанта. Договорились о стрелке за свинарником. Потом, пораскинув мозгами, решили не идти. То, что мы загасим солдатенков, сколько бы их туда не пришло, было ясно как божий день. Мало того, что мы превосходили их по численности, так и всяких каратистов-боксеров среди курсантов хватало. Но всплыви этот инцидент на поверхность, и несколько лет посещений военной кафедры псу под хвост, тогда как солдатам по большому счету терять нечего.

Солнце подогревало ноги, одетые в грязные, дырявые кеды, голова превращалась в печеное яблоко. Местность располагала к релаксации – летняя Карелия, курорт нордических людей, убаюкивала, вызывая торможение мыслительных процессов.

– Давай, давай дунем, – науськивал меня Диня.

Я согласился. Делать было нефиг. В конце концов, можно разок вспомнить молодость. Диня забил косяк, мы раскурили его тут же. Меня накрыло так, как не накрывало в былые годы. Трава была отменной.

– Кажется, тот берег начинает немного двигаться, – сообщил я о своих наблюдениях.

– Правда? – отозвался Диня, не вынимая травинку изо рта. – И с какой скоростью?

Мне было хорошо. Армейские страхи отошли на второй план. Лето создано для того, чтобы плавить сало на солнце, а не играть в слоников, как во время учебных занятий по РХБЗ (Радиохимическая и бактериальная защита). Весь взвод облачается в резиновые комбинезоны и противогазы и совершает круговые беговые движения по плацу. А тех, кто не бежал, заставили переползти футбольное поле три раза туда обратно. Это сложно – переползти футбольное поле несколько раз, хотя кажется, что проще репы пареной.

Мы лежали, подставив небу расслабленные дезертирские хари, в то время как в части была объявлена тревога, потому что две освободившиеся от искусства боевые единицы не могли сыскать уже два часа. Меня разбудил крик комвзвода Димы, с которым мы когда-то ходили в тренажерный зал.

– Петрович, живо в часть. Вас там уже ищут.

Мы с Диней похихикали.

– Ладно, хорош гнать.

– Я не шучу, давай немедленно.

В казарме уже заседал военный совет в лице полковника Качаева и еще одного полковника, названного Филей, поскольку фамилия его созвучна с именем спок-ноч-малыш песика. Где мы пребывали все это время, догадаться было не сложно, поэтому полковники просто дожидались возвращения блудных сынов, чтобы поставить их рачком, на что они имели полное право, потому что присягу мы уже приняли. Лицо Фили было такого же цвета, как панцирь обитателя водоемов с клешнями, которого подвергли термической обработке в кипящей воде. Качаев напоминал сосну в безветрие. Филя склонялся к тому, чтобы выгнать нас тут же к чертовой бабушке, посещение военной кафедры считать недействительным, в общем, перечеркнуть все надежды на откос от армии. Качаев пытался утихомирить своего коллегу, амортизируя его выпады в нашу сторону своим спокойствием. Он мне явно симпатизировал за пение в строю, за боевые листки, которые я писал в стихах (в одном из них Павлик, дешево копируя Пушкина, изобразил часть как царство, а Качаева как царя-батюшку).

Филя разорался. Он выпускал скопившийся пар минут десять, и мы с Диней постепенно углублялись в пол. Хэш еще не выветрился, и к нехилому испугу примешивалось желание захихикать. Я никак не мог прислушаться к голосу разума, который мог бы подсказать дальнейший расклад событий, потому что разум был затуманен, как осенняя Темза. И при этом жуткая измена. «Все смешалось в доме… этих, ну как же их?»

– За всю историю части такое В ПЕРВЫЙ РАААЗЗЗЗЗ!!!!!! – скандировал Филя с периодичностью один выкрик в секунду. – Подобной наглости никто до вас не набирался! Пишите объяснительную!

Мы отправились в комнату отдыха. Вооружившись двумя листами бумаги и двумя ручками, сели за стол. Безусловно, мы далеко не первые, кто послал начальство и свалил из части, но если Филе так больше нравится…

– Чего писать-то? – логично спросил Диня окруживших нас собратьев по институт и военному положению. Советы посыпались в изобилии. Запомнились потрясающие формулировки, типа «Ошибочно разъяснив свое состояние как болезненное, я позволил себе лечь отдохнуть…» или «Находясь в состоянии легкого недомогания…» После того как еле-еле мы родили два реестра с перечислением содеянных грехов, которые могли бы послужить ярчайшим примером солдатской мысли и наркоманской логики, Диня предложил:

– Давай внизу припишем: «Простите нас, пожалуйста, мы больше так не будем».

Хи-хи-хи. По идее, должно было быть не до смеха, но мы ржали. Производные тетрагидроканнабинола делали свое дело, конопля никак не могла позволить психическому состоянию прийти в норму. Боюсь, что если бы оно пришло в норму, то мы бы выглядели как те декабристы, которых не смогли повесить с первого раза.

А в командирской комнате меж тем разворачивалась нешуточная баталия. Качаев с Филей дебатировали так, что стены трещали. Слов было не разобрать, но по интонации голосов ход парламентских чтений был ясен. Мы с Диней сидели в ожидании участи, постепенно серея, сливаясь с цветом нашей замечательной формы. Дверь резко распахнулась, Филя вылетел, будто из парилки, оставляя за собой след реактивного истребителя. За ним спокойно вышел Качаев.

– Нормально, – произнес он негромко, глядя мимо нас, при этом обращаясь ко мне. – В городе проставишься, а пока наряды вне очереди.

Спектакль был соблюден. Отступников расчихвостили перед строем, впаяли вне очереди три наряда Дине и пять нарядов мне. До отъезда в Питер оставалось несколько дней, поэтому полностью отбыть повинность нам не удалось – отпахали по два наряда, один из них в столовой, где я обожрался домашним творогом, который, видать от избытка молока, здесь приготовляли в конвейерном режиме. Солдатам творог не выдавали, сия амброзия предназначалась для офицерского состава, поэтому каждый исхитрялся как мог, чтобы урвать стакан рассыпчатого молочного пластида. И, конечно же, нам пришлось отправиться на разгрузку угля, где я увидел чудо, и даже участвовал в нем. Двадцать человек толкали вагон с топливом, прославившем Стаханова, и вагон ехал! Наш паровоз вперед летит.

В вечер перед отбытием ренегат вооруженных сил России Павлик смотался в магазин за водкой, преступив закон еще раз. Интересна технология курсантской самоволки. Одевается спортивный костюм, поверх него форма. После пересечения территории части, форсирования полосы препятствий в виде кирпичного забора, зарослей репейника и можжевелового кустарника, производится частичный стриптиз: форма снимается и прячется в лопухах, а потенциальный клиент гауптвахты отправляется на «гражданку» в партикулярном наряде. После проведения мероприятий, ради которых солдат самовольно покинул свое локальное место жительства, служительства и работальства, происходит возвращение объекта в исходную точку, облачение в военную форму и проникновение (незаметное) обратно в родные казарменные пенаты.

По этой схеме я и действовал. Бутылка была одна, а ртов много, поэтому каждому по капле досталось. Ночевали мы уже на голых матрасах, потому что белье было сдано. Уезжали под вечер, предварительно приведя казармы в божеский вид. Настроение было приподнятое. На солдатиков лучше было не смотреть. Они выглядели как бездомные шавки, как дети, потерявшие родителей, наблюдающие пикник счастливого семейства. Их красноречивые взгляды демонстрировали всю уебищность такого социального института, как армия. Казалось, что они телепатировали нам: «Возьмите нас с собой, не оставляйте нас в этой дыре».

– Летом здесь кайфого, а вот зимой, наверное, вешаться хочется, – произнес я, не обращаясь ни к кому конкретно. Автобусы тронулись, мы заорали как полоумные и всю дорогу пели песни.