Изабел Уолф - Вопрос любви

• Название: Вопрос любви
• Автор: Изабел Уолф
• Издательство: Астрель; ВКТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41475-6, 978-5-226-04991-0

Три сестры, каждой из которых повезло в жизни…

«Икона стиля» — светская дама Хоуп. Благополучная жена и мать — Фелисити. И интеллектуалка Лора, неожиданно для себя ставшая ведущей популярной телевикторины.

Им завидуют. Ими восхищаются. Но счастливы ли они?

Карьеристка Хоуп практически не замечает, как все больше отдаляется от мужа.

Фелисити, полностью ушедшая в воспитание долгожданного ребенка, в упор не замечает явной измены обделенного вниманием супруга.

А Лора, измученная постоянным вниманием папарацци, с каждым днем все больше запутывается в сложных отношениях с давним любовником Люком Нортом, которым ловко управляет хитрая и коварная «бывшая»…

Каждый день жизнь задает им новые вопросы. Но главный из них по-прежнему — КОГДА ТЫ СТАНЕШЬ СЧАСТЛИВОЙ?

---

То, что подавалось как «разговор без диктофона», было самым гадким образом записано и использовано исподтишка, причем в самом негативном свете благодаря выдергиванию цитат из контекста и пошлым теоретизированиям автора. Мои слова о Бончерч-роуд, по всей видимости, служили «явным показателем моего нетерпимого отношения к окружающим».

«Квик заявляет, что при первой же возможности уехала бы из Лэдброук-гроув «со скоростью пули», хотя до этого, покровительственно закатив глаза, описывала этот район как «изумительно космополитичный». Ее нервирует тихая милая улочка, на которой живет, ведущая с пренебрежением относится к своим «подглядывающим из-за занавески» соседям, которым буквально нечем больше заняться, как только «сплетничать» о ней.

Примечательно, что в ее двухэтажной квартире нигде нет вещей пропавшего мужа (хотя они были женаты шесть лет!), потому что, как она выразилась, «больше не могу видеть их — они угнетают меня». Квик признается, что, после того как она все их убрала, она испытала «освобождение», граничащее с состоянием, когда "почва уходит из-под ног"».

Статью не обтесали, а просто зверски искромсали бензопилой. Все ремарки, характеризующие меня положительно или просто уравновешивающие мой образ, были уничтожены, чтобы привести мой портрет в соответствие с придуманным заранее гротескным шаблоном. Силлито сказал — как там? — что запишет все «скрупулезно и точно», вот как он сказал. «Точно». Так он выразился, поняла я теперь, но не «дословно». И он действительно записал все точно, только порезал мои слова своим обвалочным ножом, а потом всадил мне его в спину.

«Что же касается ее новых отношений со старой любовью Люком Нортом, Квик заявила, что жена бросила его за «десять месяцев» до того, как они встретились снова…» Я не «заявляла». Я просто сказала, как было, потому что это правда. Слово «заявляет» было выбрано именно для того, чтобы выразить сомнение автора статьи в правдивости моих слов.

«Мы начали разговор о «Что бы вы думали?!». К моему удивлению, Квик почти сразу начала придираться к своим коллегам по цеху. Например, Энн Робинсон она обвинила в «низкосортности»; Джереми Паксмана именовала «властным и нетерпимым»; что же касается несчастного Роберта Робинсона, обаятельнейшего ведущего шоу «Умник Британии», Квик находит его таким «угрюмым», что не может даже спокойно слушать его шоу на популярном «Радио-4», иначе ей бы пришлось «вышвырнуть приемник из окна». Да, у Лоры Квик в этой индустрии еще и молоко на губах не обсохло, но уже становится ясно, что она не станет деликатничать со своими более именитыми коллегами».

Теперь с чувством дурноты я припомнила, каким милым пытался казаться Даррен, каким заботливым, искренним, и это вызвало у меня желание ответить тем же. Но даже мою попытку сдержать слезы он выставил за излишнюю холодность. «Беседа заходит о том дне, когда пропал ее муж, однако глаза Квик остаются сухими. Я ожидал потока слез, но увы».

Я переживала, что из-за Даррена все станут воспринимать меня жертвой, однако ему удалось сделать противоположное — он выставил меня бессердечной стервой, да к тому же еще и с сомнительными моральными устоями. Замысел статьи был очевиден.

«Когда я спросил Квик — которая признается в том, что она «тяжелый человек с запросами», — что могло бы сподвигнуть ее мужа на уход от нее, она заартачилась. В своей популярной викторине она с легкостью может ответить на любой вопрос, а в реальной жизни отказывается делать это. Ее неизменно недотепистые суждения о том, что в уходе мужа нет ее вины, не состыкуются с отчаянным отрицанием очевидного факта. Ведь ее слова не вызывают доверия. И вот наконец, после непродолжительного натиска и настойчивых расспросов, дамочка сдалась. "Да… я чувствую свою вину, — слезно призналась она. — А как же. Конечно же чувствую… Я плохо обращалась с ним… Я третировала его… Я выжила его… Я чувствую себя ужасно… я абсолютно раздавлена"».

Когда я прочитала до конца, меня колотила неописуемая ярость, во рту пересохло. Силлито все хорошенько продумал заранее. Он умышленно спланировал даже мою угрюмую физиономию на фотографии. Он сказал фотографу, что я должна выглядеть серьезной. Только вышла не солидность, которой он якобы добивался, а забитость. Он вынуждал меня делать беспечные комментарии, не включая диктофона, хотя на самом деле записывал все. Он не только использовал записи, полученные незаконным путем, но и исказил их по своему вкусу. А тот факт, что все записано с моих «собственных слов», делал это варево еще более отвратительным.

Я постучалась в дверь Синтии.

— Вот так засранец, — не переводя дух, проговорила она, прочитав статью. Она поджала губы, затем сдвинула свои очки для чтения на нос. — Теперь вы поняли, что я имела в виду?

— Да, — буркнула я. — Но зачем он так поступил? Что я ему сделала?

— Ничего. Но дело не в этом.

— Тогда в чем?

— В том, что он пойдет на все, чтобы только сделать себе имя. Это достаточно омерзительно, но его имя будет греметь и станет одиозным — все лучше, чем бессодержательность и безвестность. Раз у него не хватило таланта, чтобы добыть себе славу честным путем, он решил подойти к ней с тыла.

И вскоре я убедилась, до какой степени коварен этот тип. В понедельник глава пресс-службы «Четвертого канала» пожаловался редактору «Семафора», но я решила, что лично переговорю с Дарреном. Обычно у сотрудников воскресных газет понедельник выходной, поэтому я позвонила на следующее утро по его прямому телефону.

— Даррен Силлито. — Он был до тошнота доволен собой. Я так и видела, как он радостно подскакивает, презрительно принимая поздравления от коллег.

— Это Лора Квик. — Мгновение он молчал.

— Чем могу помочь? — дерзко спросил он.

— Я вам скажу, чем вы можете помочь, Даррен. Во-первых, объясните мне, почему ваша статья вышла на две недели раньше.

— Ну… в разделе новостей возникла проблема буквально в последнюю минуту, а поскольку мое интервью уже было написано, они использовали его, чтобы заполнить пробел.

— В самом деле?

— В самом деле, — медленно ответил он.

— Почему же вы не прислали мне цитаты по факсу?

— Ну, в сложившихся обстоятельствах у меня просто не хватило времени.

— Я вам не верю.

— Вы хотите сказать, что я лжец?

— Да. Именно. Потому что все это было продумано заранее. Поэтому вы так скоро и набили свою статью. Вы намеревались сделать из нее заметку, а не биографический обзор. И даже не собирались зачитывать мне цитаты. Теперь это очевидно.

— Можете думать что хотите — мне все равно.

— А вот мне не все равно, потому что вы написали лживое вонючее дерьмо! Мне не все равно, потому что вы беспардонно солгали и мне, и обо мне.

— Я ничего не выдумал. Все это вы говорили сами.

— Только вам известно, что говорила все это я совсем не так! В моих словах вы нашли совершенно противоположный смысл, хотя и знали, что я имела в виду другое.

— Все дело в… интерпретации. Я читал между строк.

— А мне вот приходится читать между вашей ложью. Кто, по-вашему, назовет себя «тяжелым человеком с запросами»? Да никто — и я тоже.

— Но вот теперь вы ведете себя именно так.

— Нет, я не «тяжелая» — я всего лишь выражаю праведный гнев. Я даже понятия не имею, откуда вы взяли эти слова! Я вам никогда не говорила о том, что я «тяжелый человек с запросами».

— Говорили. Теми же самыми словами.

— Когда?

— Когда мы впервые разговаривали. По телефону.

— Не говорила.

— Говорили. У меня это даже записано на диктофон.

— Что — у вас?..

— Записано на диктофон, — спокойно повторил он.

Я почувствовала себя так, будто мне нанесли удар в солнечное сплетение.

— Вы что, записывали наш разговор?

— Да.

— С того момента как я взяла трубку?

— Именно, — без тени стыда подтвердил он.

— Но… это незаконно.

— Отнюдь. Вам разве не доводилось слышать автоматический голос, который сообщает вам, что разговор будет записан с целью обучения и так далее?

У меня буквально отвисла челюсть в немом протесте.

— Они предупреждают сначала. И человек знает, что разговор записывается. Они не записывают его тайно, как сделали вы, Даррен, словно второсортный шпион-дилетант.

— Можете оскорблять меня сколько угодно, — беззаботно произнес он, — но это не было незаконно.

— Но хотя бы с моральной точки зрения! Это… низко.

— Я все всегда записываю на пленку. Я записал все, что вы сказали.

— Нет, не все. У вас диктофон был выключен первые двадцать минут интервью. Вы включили его только потом, я же видела.

— Я записывал все, — повторил он. — Чтобы потом не возникало споров.

— Но я не… понимаю, я… ах… понятно, — пробормотала я. — У вас работал другой диктофон. — Он молчал. — В кармане или в сумке. Как… подло! — Он не отвечал. — Но ведь первая часть нашего разговора не предназначалась для записи. Мы обсуждали это, и вы заверили меня, что разговор будет без записи, вы помните?