Изабел Уолф - Вопрос любви

• Название: Вопрос любви
• Автор: Изабел Уолф
• Издательство: Астрель; ВКТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41475-6, 978-5-226-04991-0

Три сестры, каждой из которых повезло в жизни…

«Икона стиля» — светская дама Хоуп. Благополучная жена и мать — Фелисити. И интеллектуалка Лора, неожиданно для себя ставшая ведущей популярной телевикторины.

Им завидуют. Ими восхищаются. Но счастливы ли они?

Карьеристка Хоуп практически не замечает, как все больше отдаляется от мужа.

Фелисити, полностью ушедшая в воспитание долгожданного ребенка, в упор не замечает явной измены обделенного вниманием супруга.

А Лора, измученная постоянным вниманием папарацци, с каждым днем все больше запутывается в сложных отношениях с давним любовником Люком Нортом, которым ловко управляет хитрая и коварная «бывшая»…

Каждый день жизнь задает им новые вопросы. Но главный из них по-прежнему — КОГДА ТЫ СТАНЕШЬ СЧАСТЛИВОЙ?

---

— Да нет, — с горечью сказала она. — Оставил. Это-то и было самое ужасное. Бросил в конце концов. — Ее губы снова искривились. — Только ради другой!

Ого… вот так история! Ханс начала громко урчать — видимо, чтобы успокоить хозяйку. Подлинная межвидовая коммуникация.

Синтия вытерла слезы, затем глубоко вздохнула.

— Чуть больше года назад Джон сказал мне, что уходит от жены. Я так обрадовалась, решив, что мои годы жизни в тени уходят в прошлое. Он пришел на квартиру, я приготовила ему ужин, и он рассказал мне, что она согласилась на развод и что квартиру в Ханс-плейс придется продать. Тогда я спросила его, где мы будем жить. Он не ответил. — Она стала теребить свои хрустальные бусы. — Потом объяснил, что Мэри отойдет дом в Мэйфере, а он переедет в Хэмпстед. Я сказала, что Хэмпстед — замечательное место, мне все равно, где жить, главное — вместе. И тут, как гром среди ясного неба, он сказал, что ему жаль, но он влюбился в другую — в женщину, о которой я даже никогда не слышала.

— И кто же это?

— Какая-то американская журналисточка по имени Дебора, младше его на тридцать лет, лицо топорное, ноги как спички и, — она коснулась своего декольте внушительных размеров, — нет груди.

Я припомнила сэра Джона Фаркхара в колонке сплетен какой-то газеты рядом с женщиной анорексического вида с пронзительным взглядом.

— Вы были просто красавицей, Синтия. Вы и сейчас красивы. Годы вас совсем не испортили. — Ее глаза снова увлажнились.

— Он сказал, что у меня три месяца, чтобы найти себе другое жилье, прежде чем истечет срок аренды Ханс-плейс.

— Но он хотя бы оказал вам материальную поддержку?

— Он сказал, что не может, потому что развод разорит его. Это, конечно, была ложь. А я так долго жила с ним — целых двадцать пять лет. И бросила ради него карьеру, потому что стоило рядом со мной оказаться другому мужчине, как он начинал ревновать. — Так вот почему она отказывалась говорить о своих поздних фильмах. Их просто не было. — Я даже… — Ее глаза снова наполнились слезами. — Потеряла возможность обзавестись семьей, детьми.

— А вы хотели детей?

— Да. Очень. Но в то время на мать-одиночку все еще смотрели хмуро, к тому же я хотела вести прежнюю жизнь. Так что это моя вина. — Она пожала плечами. — Я это знаю. Сама виновата в том, что позволила, чтобы меня… содержали, и в том, что верила в вознаграждение за такую терпеливую преданность. А вместо этого получила коленом под зад, как старая собака.

— Как вам было плохо!

— Еще бы. И до сих пор плохо. У меня нет пенсии, потому что я наивно полагала, что проживу с Джоном до конца своих дней. Мы были вместе так долго, что я просто не могла представить себе, что это когда-нибудь кончится. И вот в свои шестьдесят три года я оказалась без поддержки Джо на и передо мной встала необходимость зарабатывать себе на жизнь — а он начал новую, с молодухой. Хотя не думаю, что их отношения будут долгими, — с горечью добавила она.

— И он вам совсем не помог? Даже не попытался смягчить такой удар?

— Выписал мне чек на двадцать пять тысяч фунтов. Я сперва хотела его порвать — это было так оскорбительно, — но после поняла, что он мне очень пригодится; еще он сказал, что я могу оставить себе все, что было в квартире. Мебель неплохая, хотя и потрепанная, как вы успели заметить. Но еще у меня было много драгоценностей, которые он подарил мне за эти годы, так что я продала их и вложила средства на депозит за эту квартиру. Но нужно платить по ипотеке, поэтому пришлось заняться ясновидением. Я поняла, что смогу только так заработать.

Значит, это и был тот «поворотный момент» в ее жизни, о котором она упомянула, когда мы только познакомились.

— А вы не хотели начать судебное разбирательство? Чтобы попытаться потребовать у него больше денег или добиться… я не знаю… какого-то расчета.

— Нет, конечно. — Она ошеломленно посмотрела на меня. — Это так унизительно и отдает торгашеством. Я решила: как бы трудно ни пришлось, хотя бы гордость свою сберегу. А пришлось мне очень, очень трудно, Лора, перенести утрату и отношений, и «защищенности» — я всегда наивно полагала, что имела и то и другое.

— Значит, в каком-то смысле вы должны благодарить судьбу за ту случайность, когда вы упали со скалы.

Повисла тишина.

— Это была не случайность, — тихо возразила она. — Я пролетела целых двадцать пять футов и надеялась умереть. Но потом, когда пришла в себя и поняла, что действительно могу умереть, я осознала, как сильно хочу жить. И что ни один человек не заслуживает того, чтобы я жертвовала ради него жизнью.

— Конечно, нет.

— Что ценен каждый день на земле — каким бы трудным он ни был. Жизнь — это все, что нам дано. Это не то, что можно отвергнуть в минуту депрессии, отчаяния или страха перед будущим.

— Вы правы.

— Но с тех пор я никак не привыкну к новому образу жизни, который кардинально отличается от того, который я вела прежде, пока он не… не… — Ее глаза снова заблестели. — Это такая несправедливость… — Она закрыла лицо руками. Теперь мне стало понятно ее отвращение к «бесчестным, низким, лживым, двуличным» журналистам. — Но этот Даррен, — продолжила она, утирая слезы, — самый неприятный молодой человек.

Я почувствовала, как у меня сжимается сердце.

— Но он оставил приятное впечатление.

— Однако на деле выходит по-другому. Его не за что хвалить. Его по блату пропихнули в Итон, затем папаша дернул за нужные ниточки и сынок оказался в Оксфорде. Но его выгнали после того, как он провалил экзамены по праву в первый же год; молокосос хотел перевестись на факультет истории искусств, но в колледже отказались принимать его, потому что он им попросту не понравился. Тогда он стал работать в финансах, но и там оплошал; занялся венчурным финансированием, но и там его ожидал провал. Я помню, как убивался его отец. А восемнадцать месяцев спустя, незадолго до того как Джон решил бросить меня, Даррен решил, что хочет заниматься журналистикой. Но отец заставил его начинать с азов, и он сначала продавал рекламные площади, потом работал младшим редактором в разделе спорта, однако ему очень не терпелось сделать себе имя. Поэтому он тебя не пощадит, Лора. Предупреждаю сразу. Не пощадит, потому что он никчемный и безотчетный… никчемный и безотчетный…

— Писсуар? — безрадостно подсказала я.

— Точно.

Глава двенадцатая

Следующим утром я переговорила с пресс-агентом «Четвертого канала» Сью. Она поискала среди авторов и нашла несколько заметок Даррена о лошадиных бегах, но сказала, что его нет в ее списке журналистов, к которым не следует приближаться без нитки чеснока и Библии. Обещала переговорить с «Семафором», а час спустя перезвонила и сказала, что интервью не выйдет раньше чем через две недели.

— Если нам не понравится, останется еще немало времени на исправления, — сказала она. — Так что давай не будем беспокоиться до тех пор, пока не увидим интервью в письменном виде, однако я надеюсь, ты не сказала ничего такого, что можно использовать против тебя.

— Нет, не сказала. Мы оба понимали, что можно отправлять в статью, а что нет, к тому же я была осторожна в выражениях. Была пара каверзных вопросов, но я отвечала коротко и не растекалась мыслью по древу.

— Что же, подождем сигнального экземпляра, но думаю, что с ним все будет в порядке.

Утром в воскресенье я купила «Семафор», чтобы получить представление о стиле, в котором писал Даррен. Сперва я заглянула в спортивную колонку и увидела, что он написал заметку о гольфе. После этого я переместилась в раздел обзоров, где, по его словам, вскоре и должно было появиться мое интервью, и заинтересовалась статьей о королевском балете. Затем пролистала центральные страницы. И остолбенела…

«Я РАСКАИВАЮСЬ», — было написано поверху пятой страницы. А под заголовком — мое фото, на котором у меня скорбное лицо.

«ЛОРА КВИК ПРИЗНАЕТСЯ, ЧТО ВИНОВАТА В ИСЧЕЗНОВЕНИИ МУЖА».

Ощущение было такое, словно меня спихнули со скалы.

Жирным шрифтом посреди страницы красовалась «цитата»: «Я плохо обращалась с ним… третировала его… я выжила его».

Мой взгляд лихорадочно прыгал по странице, сердце колотилось как бешеное.

«Измученная неприятностями Лора Квик дала эксклюзивное интервью «Санди семафор» и рассказала о подробностях исчезновения своего мужа, Ника Литтла. В откровенной беседе она признается, что по ее вине ее муж чувствовал себя «несчастным» и «загнанным в угол», что и привело впоследствии к его исчезновению на три года. Корреспондент Даррен Силлито».

Руки дрожали, лицо горело. Молниеносно опубликованный материал оказался вовсе не безобидной биографией, а зубастой и ударной во всех смыслах новостной сенсацией. Самой большой моей подставой.

То, что подавалось как «разговор без диктофона», было самым гадким образом записано и использовано исподтишка, причем в самом негативном свете благодаря выдергиванию цитат из контекста и пошлым теоретизированиям автора. Мои слова о Бончерч-роуд, по всей видимости, служили «явным показателем моего нетерпимого отношения к окружающим».