Сергей Кузьмин - Скрытый Тибет. История независимости и оккупации

• Название: Скрытый Тибет. История независимости и оккупации
• Автор: Сергей Кузьмин
• Издательство: Изд-во А.Терентьева
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-901941-23-2

Тибет — земля тайн. Они не только в религии и мистике — многое остается скрытым и в его истории. В книге прослеживается история тибетской цивилизации с древнейших времен до наших дней, рассказывается о жизни тибетцев до и после «мирного освобождения» — насильственного включения Тибета в состав КНР. Автор приходит к выводу, что ранее Тибет не был частью других государств. В те времена, когда Китай входил в монгольскую империю Юань или маньчжурскую империю Цин, Тибет сохранял самостоятельность; мнение о том, что Тибет был частью Китая, исходит лишь из древнекитайской идеи глобальной императорской власти. Поэтому включение Тибета в состав КНР не было легитимным, и Тибет является оккупированной страной.

Многие фотографии и сведения, касающиеся последнего периода истории Тибета, публикуются впервые.

---

«Тамцинг» по-тибетски означает «сессия борьбы», или «критики» (от кит. доу чжэн хуэй — митинг борьбы). Выбранную жертву силой или угрозами заставляли «раскаяться в ошибках». Обязательный компонент — унижение, обвинения в реакционности, контрреволюционности и т.п. Обычно «борьба» включала избиения, проводилась «народными массами» на специальных сессиях и повторялась многократно. При этом сами китайские чиновники обычно держались в стороне: требовалось показать «гнев масс». Очевидец из Кама рассказывал мне, что вначале китайцы учили людей, как проводить тамцинг, как избивать, чтобы не убить. Жертва должна все безропотно принимать и каяться. Надо было стоять, склонив голову или согнувшись в поясе. Нередко жертва умирала, а иногда тамцинг кончался казнью.

«Митинг борьбы» — уникальный метод КПК периода Мао Цзэдуна. Это совмещение бессудной расправы (не надо доказывать обвинения), издевательств, пыток, иногда убийства с идеологическим митингом, устрашением и оболваниванием масс. Никакой другой режим не додумался совместить все это. Люди боялись таких митингов. Те немногие, кто имел смелость отказаться от участия в них, объявлялись врагами, после чего сами становились объектами «борьбы».{1088} Вначале такому человеку могли указать, что у него «нет радостного лица».{1089} Это значило, что на следующем митинге он должен кого-нибудь драть за волосы, оскорблять и т.п. — то есть «бороться». За отказ мог быть арест.

Еще в 1927 г., отвечая на «упреки и нападки на революционную борьбу крестьянства», Мао превозносил следующие методы обращения с «врагами», с религией и традициями:{1090} «В каждой деревне необходим кратковременный период террора… Крестьяне группами вваливаются в их [помещиков. — Авт.] дома и учиняют допросы в не слишком строгой форме. В результате большинство таких лиц пишет «повинную». <…> Вождение в высоких колпаках. Эта мера применяется повсюду очень часто. На тухао или лешэнь надевают высокий бумажный колпак с надписью: тухао такой-то или лешэнь такой-то и водят его на веревке в сопровождении большой толпы народа. <…> Нужно в каждом уезде расстрелять хотя бы нескольких тухао и лешэнь из числа наиболее жестоких и преступных. Только это является действенным средством подавления реакции. <…> Повсюду местные крестьянские союзы настаивают на изъятии имущества храмов. <…> В уезде Лилин довольно широко распространилось движение за запрещение суеверных обрядов и уничтожение изображений божеств. <…> В храме Дунфусы учащиеся вместе с крестьянами сожгли больше тридцати деревянных статуй. <…> Надо, чтобы крестьяне сами выбросили фигуры божеств и разрушили храмы верных вдов, последовавших в могилу за мужем, и арки, воздвигнутые в честь целомудренных и почтительных жен», и т.д. В 1927 г. в Китае в сельской местности проживали 336 млн. чел., из них 45% владели землей, а из них 32% были кулаками и помещиками.{1091} Значит, террор предназначался для 48,4 млн.

Во второй половине 1959 г. преступление человека определялось по его классовому происхождению.{1092} Например, отец Панчен-ламы X ничего плохого не делал, но был выходцем из класса «крепостников». Он «признал свои ошибки и раскаялся перед массами» в Шигацзе. Однако члены местной рабочей бригады начали против него «борьбу». В результате он был выставлен перед толпой и зверски избит активистами. Другой аристократ подвергся тамцингу за то, что дал сигарету осужденному: его обвинили в попытке купить благосклонность рабочего класса.{1093}

Другой тип митинга — дукчу («слезы скорби»).{1094} Чтобы найти причину невзгод «крепостничества», требовали открыто «показать свои старые раны» — то есть рыдать и жаловаться, описывать все случаи «подавления при злой системе крепостничества».

Особенно важно это было при посещениях зарубежных корреспондентов — например, из газет «Правда», «Юманите», «Дейли Уоркер» и т.п. Власти заранее планировали такие визиты, тщательно готовили политические спектакли, иностранцев сопровождали китайские кадры, под их присмотром тибетцы давали нужные интервью. Разумеется, в этих случаях на тамцингах никого не пытали и не убивали. Результаты были предсказуемые. К сожалению, по этим «свидетельствам» до сих пор судят о Тибете.{1095}

Хороший пример такой мистификации — поездка в 1959 г. группы иностранных журналистов в Тибет. Бывшие заключенные вспоминали, как однажды им сообщили о грядущем визите в Лхасу иностранцев.{1096} Китайцы в монастыре поставили назад религиозные предметы, зажгли масляные лампы. Заключенным дали хорошую пищу, иностранцы фотографировались с ними. Другой очевидец сообщал, как во время посещения монастырей чешскими, советскими и британскими визитерами монахам разрешили проводить религиозные собрания. Обычно же их вместо этого заставляли собирать навоз, носить землю и кирпичи, сажать деревья, работать на полях.

Был там и советский корреспондент. Он взял много интервью у тибетцев. Все горячо одобряли политику КПК. В Джокханге показали выставку «кошмаров феодализма». Разумеется, там были орудия пыток и изделия из человеческих костей. Например, черепа с серебряными носами и искусственными глазами.{1097} Сегодняшние пропагандисты о них помалкивают. Еще бы: такие штуки делают как сувениры. Их можно свободно купить как в Тибете, так и в других странах. Никому в голову не приходит обвинять кого-то в убийствах. Нет сейчас и других рассказов: будто бы раньше судьи определяли виновного бросанием игральных костей.

Описал наш корреспондент и тамцинг с тремя главными ламами Дрепунга.{1098} Вначале младшие монахи сыграли пьеску про своего «жестокого правителя». Затем его самого с двумя другими вывели во двор и заставили стоять, согнувшись в поясе. Одного из них обзывали «цампой перед статуей Будды». Иностранцам пояснили, что по праздникам перед статуей выставляли шар из цампы, которая сверху была покрашена, а внутри гнилая. Значит, делали гнилое подношение. Затем за стол уселись обличители из монахов и стали говорить, что мятежники, мучители подданных в монастыре и за его пределами, приказывали в здешней тюрьме убивать крепостных, чтобы получать черепа для религии, жирели, когда остальные голодали, занимались торговлей и обманом, грешили… Наконец, тамцинг окончен: приезжим пора обедать. Конвой уводит лам в автобус. А у нашего корреспондента, бредущего «по тесным, как склепы, улицам… перед глазами все еще стоят картины сегодняшнего дня: штабеля золотых слитков, смрад и копоть в молельных залах, маленькие ламы, поющие песню китайских пионеров».

Для иностранцев организовали тамцинг и над бывшим губернатором Цевангом Дордже Лхалу в его поместье. Наш корреспондент описал и это.{1099} Во дворе сидят сотни людей и все время кричат, потрясая кулаками. Рядом — стол, покрытый пластиковой скатертью. За столом сидит комитет «саньфань» — проводит «три анти». Лхалу стоит, согнувшись в поясе. Признает, что был одним из руководителей восстания 1959 г. Встает парень, обвиняет его в отравлении своего дяди — Геда-ламы в Чамдо. В деталях описывает, как Лхалу травил Геда-ламу. Неужто сам видел? Встает крепостной, показывает на тюрьму в поместье. Оказывается, он там сидел за неуплату штрафа. Зрителей ведут в нее. Они видят стену с костылями. Оказывается, к ним привязывали жертвы и пытали насмерть. Рядом коробка — для скорпионов. Подвал — для голодных крыс, через сутки от человека оставался один скелет. Кости жертв налицо — разбросаны тут же по полу. Зрители выходят. Спектакль продолжается. Вскакивает парень, подходит старушка. Они рыдают: крепостник разлучал семьи, пытал людей. Зрителей ведут в особняк. Там выставлено имущество: вина, мебель, посуда, золото, жемчуг, кораллы, сахар, рис, мука, масло и — о, ужас! — пистолет из ФРГ. «Оказывается, не только немецкое пиво, но и немецкое оружие приходило сюда из вотчины канцлера Аденауэра». Зрителей ведут обратно во двор. Выносят сундук и зачитывают долговые расписки под аккомпанемент причитаний. Расписки торжественно сжигают. «Гул ликования вырывается из сотен грудей: долой проклятое рабство и крепостничество!» Земля отдана бригадам взаимопомощи.

Добавлю в виде эпилога: Лхалу посадили в тюрьму Драпчи. В 1965 г. освободили, он стал крестьянином. В 1983 г. реабилитировали, сделали зампредседателя Тибетского комитета НПКСК. Реабилитация ответила на вопросы об отравлении, костылях в стене, скорпионах, крысах и костях.

«Митинг борьбы» с бывшим губернатором Лхалу. Сзади слева виден иностранный корреспондент (Домогацких, 1962)

Свои впечатления описали и другие журналисты, например американка А.-Л. Стронг. Впоследствии ее книги издавались в КНР, саму ее приняли в хунвэйбины. Она тоже была в восторге от демократической реформы, взяла многочисленные интервью, видела тамцинги, выставки и т.д.{1100} Интересно сопоставить описания одного и того же у нее и Домогацких. Они воспевают политику КПК по-разному — для разных аудиторий. Например, Стронг отмечала бездоказательность обвинений лам в убийствах, избиениях, сексуальных домогательствах и т.п.