Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

• Название: Василий Шульгин: судьба русского националиста
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03715-1

Василий Шульгин вошел в историю как фигура крайне противоречивая. И вместе с тем это был типичный представитель русской имперской элиты начала XX века. Будучи убежденным монархистом и националистом, он принял активное участие в попытках либерализации государственного управления, которые закончились заговором против царя и крушением империи. Шульгин принимал отречение от престола Николая II, входил в группу руководителей Февральской революции, участвовал в организации белогвардейского сопротивления Октябрьской революции, был членом правительств генералов Деникина и Врангеля, создал разветвленную разведывательную организацию, руководил редакциями газет, был ярким публицистом и писателем. Автор книг «Дни», «1920 год», «Три столицы», «Что нам в них не нравится. Об антисемитизме в России» и др. В декабре 1944 года был арестован в Югославии армейской контрразведкой Смерш, осужден на 25 лет заключения за антисоветскую деятельность. После амнистии в 1956 году занимался литературной деятельностью, стал героем знаменитого фильма «Перед судом истории», консультировал ученых, деятелей культуры, литераторов — Александра Солженицына, Николая Яковлева, Марка Касвинова, Дмитрия Жукова, Николая Лисового, Илью Глазунова, Сергея Колосова, Фридриха Эрмлера, Андрея Смирнова и др.

Святослав Рыбас рассматривает жизненный путь Шульгина на фоне кризисных явлений российского исторического процесса, что делает эту книгу завершающей в ряду его работ — «Столыпин», «Генерал Кутепов», «Сталин», «Громыко», опубликованных в серии «Жизнь замечательных людей».

знак информационной продукции 16+

---

Витте обещал за 10 лет удвоить промышленный потенциал, что было достигнуто. Столыпинские сроки вызывали сомнение.

Безбрежное море крестьянского народа, возбужденное столыпинской свободой, начало волноваться. Высвобождение подавляемой в общине многомиллионной безработицы и неспособность промышленности принять ее всю открывало новый социальный провал.

Следующий срок был определен уже Сталиным в 1931 году: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Шульгина можно назвать столыпинским романтиком, и в этом не будет большой ошибки.

Но что еще, кроме эволюционного реформирования, можно было предпринять в условиях очевидного раскола российского общества? Пожалуй, ничего.

Правда, Макс Вебер с немецкой четкостью оценил российскую реформу: «Слишком поздно!» Расслоение деревни в условиях реформы вело к голоду и бунту, усиление общины — к распространению социалистических идей.

Где же решение?

Ранее в российской истории процесс «согласования интересов» осуществлялся путем дворцовых переворотов и убийств, теперь же требовалось найти иной выход, — прежде всего предложить поместному дворянству, социальной опоре империи и уже неэффективному классу, приемлемый компромисс, и при этом, как формулирует современный исследователь Ольга Гаман-Голутвина, «блокировать протестные движения внеэлитных слоев, сохранив в неприкосновенности прерогативы самодержавия».

Неужели только власть диктатора могла удержать Россию?

Культурные расхождения и противоречия во всей массе русского народа отметил культуролог Владимир Вейдле, оказавшийся после 1917 года в эмиграции: «Ленин был едва ли не одареннейшим из всех революционеров, когда-либо делавших революцию. Свой изумительный талант революционера доказал всем своим руководством революцией, лишь по видимости основанным на учении о классовой борьбе, на самом деле проистекавшим из понимания исконной, хоть и дремотной, вражды русского народа не столько к кулаку и толстосуму, сколько к барину, то есть человеку, быть может, и небогатому, но носящему пиджак и воротничок, читающему книжки, живущему непонятной и ненужной народу жизнью. При встрече с народом новая Россия разбилась о наследие Древней Руси, не преобразованное Петром и его преемниками на троне или у трона. Лучшей гарантией успеха было для революции истребление правящего и культурного слоя, и эту гарантию Ленин от народа получил.

После Октября полуинтеллигенты пришли к власти, а интеллигенция более высокого культурного уровня оказалась выгнанной или уничтоженной»[70].

Все-таки водораздел пролегал между социокультурными ядрами петровской империи и допетровской Руси и сопровождался расколом в самой петербургской правящей группе. Шульгин, как и Столыпин, относился к ней.

Это только на первый взгляд может показаться, что борьба между ядрами касалась проблем экономического развития. На самом деле началась ожесточенная борьба за власть и право наиболее эффективно провести модернизацию.

Как мы знаем, победила оппозиционная часть европеизированной имперской элиты, сумевшая опереться на мощь допетровской Руси и фрагменты правящей группы, которую не устраивало сползание империи в пропасть.

«Что за сползание?! — возмутится придирчивый читатель, усвоивший информацию, что накануне 1917 года Россия была на высоте положения и только заговор предателей привел к катастрофе. — Никакого сползания не было!»

Что ж, еще поговорим об этом…

Исходя из анализа Макса Вебера, у монархии вообще не было шансов.

«…Вероятно, надо согласиться с эволюционистами. Согласно их логике, русское самодержавие, в том виде, в каком оно сохранилось до сих пор, то есть в виде централизованной полицейской бюрократии, как раз теперь, когда оно побеждает ненавистного врага, по всем очевидным признакам не имеет никакого другого выбора, кроме как рыть самому себе могилу. Так называемый „просвещенный“ деспотизм противоречил бы интересам своего самосохранения. И все же, чтобы сохранить столь необходимый ему престиж, самодержавию приходится брататься с теми экономическими силами, которые в русских условиях оказываются носителями неудержимого „просвещения“ и „разложения системы“. Струве и другие, очевидно, правы: пытаясь решить любую серьезную общественную проблему, самодержавие при этом смертельно ранит само себя»[71].

Написано о манифесте 17 октября и революционной ситуации 1905–1906 годов. Главными оппонентами правительства были не социал-демократы и социал-революционеры (эти вообще имели Боевую организацию, то есть террористов), а вполне мирные конституционные демократы, большинство которых получили университетское образование, были дворянами, обладали опытом работы в земствах или городском самоуправлении. В их рядах находилось много адвокатов, присутствовали и священнослужители — православные, мусульмане, иудеи. Партия была либеральной, ставила целью выражать интересы всего населения. Она выступала за введение широких политических свобод, прямые выборы, отмену контроля со стороны Центра (кроме судов) местного самоуправления, предоставление политической или национально-культурной автономии окраинам. Кадеты выступали за независимость судов, передел собственности, передачу крестьянам большинства помещичьих земель (за разумный выкуп, половину которого выплачивает государство, половину — крестьяне). Партия была сторонницей общины, отвечавшей, по ее мнению, взглядам крестьян, а также значительно упрощавшей наделение их землей. Также она предлагала увеличить и укрепить государственный сектор промышленности, повысить ее налогообложение, расширять народное образование на светской основе с широким употреблением местных языков и решающим влиянием местного самоуправления. Кадеты были против Столыпинской реформы, считая, что она противоречит «бытовому укладу и правосознанию громадных масс русского крестьянства», подчиняет большинство более зажиточным и богатым. Кадетская фракция голосовала за увеличение расходов на образование, передачу церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения, за оплату предпринимателями расходов на лечение рабочих в больничных стационарах. Также предложила законопроект об отмене черты оседлости для евреев, который не был рассмотрен Думой. И самое главное, не сомневаясь в своих способностях управлять империей, кадеты выступали за конституционную монархию, подобную английской, и ответственность правительства перед Думой.

Что же в этом было такого страшного, что делало кадетскую партию самым сильным оппонентом режима?

Ее адекватность многим проблемам, интеллектуальный уровень, поддержка интеллигенции и состоятельных кругов.

Однако кадеты в Первой и Второй Государственной думе отказывались осуждать терроризм, чтобы сохранять возможность давления на правительство.

Почти 50 лет спустя, в 1956 году, В. А. Маклаков, один из кадетских лидеров, признал: «…борьба против автократии была по сути своей незаконной и велась при помощи революционных элементов»[72].

Вот резко отрицательная оценка Суворина, издателя «Нового времени», самой популярной российской газеты: «Кадеты вели дело хитро и тонко, но им не удалось скрыть, что кадетская буржуазия — это денежная буржуазия по преимуществу, буржуазия в значительной мере интернациональная и даже якобинская. Они хорошо знают, что до денег добраться мудрено. Они в конце концов сосредоточатся у евреев, и они будут продолжать давать их в рост и социал-демократам, и анархистам, и республиканцам. Потому евреи — союзники революции и террора, потому обе Думы и не хотели обсуждать „террористические деяния“, или „акты“ 20 июня 1907 года»[73].

Буржуазность кадетской партии — вот что содержало главную угрозу монархической власти.

Разумеется, Шульгин в данный момент никак не мог быть ей близок. Мы говорим «в данный момент», потому что наступит и другое время…

Еще одним возможным союзником могли стать октябристы.

Правее кадетов был «Союз 17 октября», возглавляемый Александром Ивановичем Гучковым, который принадлежал к «ситцевым капиталистам». Те вели родословные от крестьян, создателей первых мануфактур, в большинстве старообрядцев. Октябристы являлись консервативными либералами, были согласны, условно говоря, на «49 процентов» своего участия в управлении страной и сотрудничали с правительством. Александр Иванович был незаурядным человеком сильной воли. Он окончил Московский университет, учился в Германии, приобрел большой опыт в Московской городской управе, был товарищем (заместителем) городского головы, гласным городской думы, работал управляющим Московского учетного банка, возглавлял наблюдательный комитет страхового общества «Россия» (его здание известно многим — в нем размещался Комитет государственной безопасности СССР).