Станислав Мыслиньский - Из одного котелка

• Название: Из одного котелка
• Автор: Станислав Мыслиньский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

«В книге я постарался рассказать о годах нашей совместной борьбы за свободу и независимость, воссоздать образы только некоторых из тех многих, кто ковал победу: воинов Красной Армии, с которыми я делил трудности фронтовой жизни. В боях с гитлеровскими оккупантами родилась вечная и нерушимая дружба между нашими народами».

В этих словах автора — офицера Войска Польского, — в годы Великой Отечественной войны сражавшегося в рядах Красной Армии, заключается содержание его воспоминаний.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей.

---

Мы ждали команды.

Над нашими головами свистели осколки, уже слышны были вражеские автоматные очереди. Мы завидовали теперь нашей пехоте, которая заблаговременно окопалась в этой каменистой земле. Окопы, хотя и мелкие, все же как-то укрывали. Но пушки в скалы не закопаешь. Здесь противника можно было поразить, только ведя огонь прямой наводкой.

— Не пройдут, гады, не пройдут! — крикнул наводчик расчета ефрейтор Коля Усиченко. Медленно, спокойно направил он ствол на стальные туши с крестами. А те ревели моторами, лязгали гусеницами, грохотали пушками и трещали пулеметами. В твердом панцире ущелья, который долбили и рвали снаряды, иногда взрывались поставленные нашими мины.

Но вот наконец и долгожданная команда.

— Цель — танки! Бронебойным! Прямой наводкой — огонь!

— Огонь, огонь! — повторяли командиры расчетов.

— Скорей, снаряды! — раздавались крики.

Ящики с боеприпасами быстро пустели. Пахло пороховым дымом. Пот заливал глаза, стекал в уголки рта.

Гимнастерка прилипла к телу. Секунды казались вечностью.

— Воздух! — Чей-то крик потонул в общем грохоте.

Я поднял глаза. Над головой шум моторов. Над верхушками высоких сосен пролетели «юнкерсы». Я знал, что бомбить они не будут: гитлеровские летчики опасались за своих, которые находились совсем рядом. Четыре стальные махины с черными крестами приближались, а между ними и позади виднелись фигурки солдат. Гитлеровцы шли с закатанными рукавами, стреляя на ходу из автоматов.

Дым постепенно заволакивал ущелье. Танки приближались. Один из них остановился, сильно дымя…

Нам с Колей теперь отчетливо было видно, как гусеницы танка вздымались над грудой камней. Стальная глыба как бы сознательно поддавалась нам, чтобы быстрее стать гробом для тех, кто изнутри рассматривал нас через смотровые щели.

— Коля, смотри! — крикнул командир расчета Сорокин.

— Сейчас он получит, — ответил наводчик.

Я загнал в ствол снаряд, щелкнул замком орудия.

— Давай, Коля, давай скорей! — крикнул я как одержимый.

Но Колю подгонять не нужно. Такой случай не часто мог представиться.

— Давай! — услышал я голос наводчика.

Я дернул за шнур…

Короткий гул, ствол откатился назад, обдав нас новой волной порохового дыма. И я увидел, как гусеница танка беспомощно развалилась по земле, а башня вильнула в сторону. Ствол ее пушки, заглушая наши радостные крики, вновь выплюнул огонь. Первый снаряд пролетел высоко и разорвался где-то в лесу. Второй, однако, упал прямо перед нами. Я успел только заметить, как взметнулся вверх росший рядом с нашим орудием куст орешника. Он, наверное, и накрыл нас своей опаленной листвой, перебитыми веточками.

…Когда я очнулся, то первое, что я ощутил, был запах йода, во рту чувствовался вкус земли, а в ушах стоял невыносимый шум. Медленно приподнялся. Сел. Помню, как удивленно оглядывался вокруг, постепенно осознавая, что произошло.

Первая мысль? «Жив». Нога забинтована, перевязка набухла от крови. Странно, но на меня это не произвело ни малейшего впечатления. Рядом лежал младший сержант Коля Усиченко с рукой на перевязи, еще несколько солдат. Их лица, забинтованные и почерневшие, были мне незнакомы. Над нами шумели верхушки высоких зеленых елей, а рядом со мной я заметил лицо молоденькой санитарки. Она, кажется, что-то говорила. Я напряг слух. Но шум в ушах не проходил. Только спустя несколько дней я узнал, что говорила тогда медсестра Зина.

— Ничего страшного, ребята. Будете жить и воевать…

Она была права, эта милая девушка. Действительно, через несколько дней, здоровые, вернулись мы с Колей в нашу батарею. И снова окунулись в обычную солдатскую, фронтовую жизнь, по которой так тосковали в полевом госпитале. И снова мы были среди старых друзей — товарищей по оружию.

Но в этом была и заслуга Зины.

В батарее нас встретили сердечно, с радостью. Крепка фронтовая дружба, тесно сближает она людей. Не раз мы имели возможность убедиться в этом.

Уже по первым радостным возгласам приветствия я понял, как поднялось настроение нашей солдатской братии. Исчезла удрученность с их лиц, прошла душевная боль. Спекшиеся губы артиллеристов улыбались. Чувствовалось, что в нашей солдатской жизни произошли какие-то важные перемены. И я не ошибся.

— Кончились наши дорожки отступления… Несколько дней как держим позиционную оборону, и с этого времени совсем другими стали наши бойцы, — вводил нас в обстановку обрадованный парторг Наумов. Сердечно обнял нас, крепко поцеловал. Был он теперь заместителем командира батареи по политчасти, так как наш политрук получил направление в дивизию.

От сержанта Сорокина мы узнали, что орудие после небольшого ремонта снова в строю, а из всего личного состава только мы с Колей пострадали во время схватки с танками. Грицко с Мухамедом тискали нас своими ручищами, а новенький, из пополнения, Ахмет Мусукаев с интересом приглядывался к нам.

— Это твоя замена, Станислав, — представил его нам командир орудия. — Но ты, наверное, к нам вернешься, я попрошу командира батареи…

Вскоре нас вызвал к себе командир батареи. Он, уже в звании капитана, поздравил Колю с присвоением ему звания младшего сержанта, а меня — ефрейтора. Что и говорить, мы были счастливы. В тот же день Коля по приказу вернулся на свою прежнюю должность — наводчиком, меня капитан Сапёрский направил на двухнедельные курсы химинструкторов, организованные штабом нашего полка. Не скажу, что это назначение меня обрадовало. Я еще не успел оглядеться по прибытии и поздороваться со всеми в батарее, а тут опять прощайся. Но в армии приказ есть приказ, обсуждать его не приходится.

С курсов я вернулся довольный. За четырнадцать дней напряженной учебы я многому научился. Теперь я был знаком с секретами разного рода отравляющих веществ, со способами защиты от них людей и боевого снаряжения. С этого дня я стал химинструктором. Впереди были различные практические занятия с личным составом отдельных расчетов, хлопоты по приобретению средств противохимической защиты и их сохранности.

Жизнь в батарее стала более размеренной и спокойной, хотя война по-прежнему давала о себе знать днем и ночью, потому что наша батарея служила как бы противотанковым заслоном.

Враг был задержан, долгие пути отходов кончились, и мы радовались этому. Эту радость переживал весь Северо-Кавказский фронт.

«Так, осенью 1942 г. наступление немецко-фашистских войск на перевалах Главного Кавказского хребта было остановлено и создана устойчивая оборона хребта. Этим был сорван план гитлеровского командования по овладению Главным Кавказским хребтом»[30].

Итак, свершилось!

Перед огневыми позициями батареи, на расстоянии около трехсот метров, отчетливо были видны окопы нашей пехоты. Узкие и извилистые, они были замаскированы порыжевшим дерном, ветками, опавшими листьями. День и ночь, без перерыва, отсюда велось наблюдение. Людям было нелегко. Приближалась зима. Вскоре выпал снег и прикрыл позиции белым пухом. Во время очередной атаки гитлеровцев над нашими головами непрерывно свистели пули. Но не метко стреляли фашисты, и мы, артиллеристы, как и наша пехота, не были за это на них в претензии.

Короткими огневыми налетами наша батарея накрывала немецкий транспорт, колонны войск, обнаруженные огневые позиции их орудий или минометов. Во время атак гитлеровцев мы били по ним осколочными. Враг тоже осыпал нас снарядами своей артиллерии, бомбами с воздуха. Пока нам удавалось относительно легко отделываться. В этом была заслуга нашего командования. Частые смены огневых позиций спасали нас от огня врага, однако скольких усилий это требовало: и окопать орудия в скалистой почве, и построить новые убежища для расчета, новые ниши для боеприпасов.

— Больше пота — меньше крови, — говорили нам командиры. — Это фронт, а не учения…

Да, значительно улучшилось настроение солдат. Хотя все отдавали себе отчет в серьезности положения, все же на сердце было легче. Как ни говорите: оборона — не отступление.

Вскоре состоялся митинг. Из нашего артполка прибыли два майора. Первым выступал командир батареи. Внимательно и сосредоточенно слушали мы его.

— Перед нами высокие хребты Кавказских гор, — говорил капитан Сапёрский, — а за нами враг, который любой ценой стремится прорваться к Туапсе, перерезать Военно-Грузинскую дорогу и выйти к Каспийскому морю… Гитлеровские стратеги, — разъяснял командир, — рассчитывают на то, чтобы, захватив Кавказ, втянуть в войну против Советского Союза нейтральную до сего времени Турцию. Они надеются также, что среди народов Кавказа начнутся конфликты. Однако ошибаются гитлеровцы, — продолжал капитан, — если рассчитывают, что наше многонациональное государство утратит свою монолитность, попав в трудное положение. Они забывают, что Советский Союз — это свободный союз народов, основанный на принципах самоопределения, равенства, дружбы, пролетарского интернационализма, братской взаимоподдержки.