Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

кирцевой не более чем поза, что на самом деле она только и думает, как о браке своей до-

чери с Пьетро Антонелли. Но только эти экзальтированные бездумные провинциалки

Башкирцевы могут надеяться на другой, положительный исход этого романа. Семья столь

близкая к папскому престолу не может бросить на себя ни малейшей тени и браку этому

не бывать никогда.

К тому же бедный кардиналино к своим двадцати трем годам уже весь в долгах (будучи

солдатом, он наделал долгов на тридцать четыре тысячи франков) и без помощи семьи ему

не выпутаться. Ему ставят условие, что он должен провести неделю в монасты-ре на

покаянии, тогда его отец согласится его простить и оплатит его долги. Пьетро вы-нужден

принять эти условия, и покидает Марию.

Она в бешенстве от всего случившегося. Теперь понятно, что и визит Висконти, и

заключение Пьетро в монастырь - звенья одной цепочки, родственники хотят разлучить ее

с Антонелли, и тут из чувства противоречия она решает окончательно и бесповоротно, что

любит молодого человека. Вероятно, если бы наоборот, они получили согласие на брак, то

любовь Марии улетучилась бы в одну секунду. Впрочем, чего гадать, что случилось, то

случилось.

“Бедный Пьетро - в рясе, запертый в своей келье, четыре проповеди в день, обедня, всенощная, заутреня - просто не верится - так это странно”. ( Запись от 31 марта 1876 го-

да.)

Она осталась в Риме одна, без ежедневных визитов своего ухажера. Рим для нее опустел, о

любви говорить не с кем, а раз думать не о любви, тогда о чем, как ни о славе. “Желаю

славы!” написано на каждой обложке тетрадей, в которых она вела свой дневник. Она

возвращается к мысли, что, наконец, пора становиться певицей или художницей. В ее

дневнике появляются восклицаниями:

“ Тщеславие! Тщеславие! Тщеславие!

Начало и конец всего, вечная и единственная причина всего.

Что не произведено тщеславием, произведено страстями.

Страсти и тщеславие - вот единственные владыки мира!

(Запись от 5 апреля 1876 года.)

Но слава славой, тщеславие тщеславием, однако гордость ее уязвлена совсем дру-гим.

Прошло восемь дней, но Пьетро не возвращается. Она в ужасе, кардинал отнял у нее

Пьетро, неужели его власть так велика? И почему сам Пьетро не сопротивляется, почему

не ломает все вокруг, почему не кричит, как кричит она, когда ей что-нибудь не нравится?

“Неужели он ничего не делает, чтобы вернуться?”

В груди у нее стеснение и она начинает кашлять. Она думает, что благословение папы Пия

IX и его портрет, который она держит у себя, принесли ей несчастье. Кто-то ей сказал об

этом, и она суеверно поверила. У нее начинаются истерики, нервные припадки.

“Я не могу кричать, и мои зубы стучат, а челюсти судорожно сжимаются, вероятно, я

отвратительна в таком виде, но какое это имеет значение! Я царапаю себе грудь и кусаю

пальцы, а Бог видит это и не сжалится надо мной!” (Неизданное, 10 апреля 1876 года.) Чтобы хоть как-то отвлечь ее, мать 12 апреля увозит Марию в Неаполь.

Уезжая из Рима, она записывает в дневнике:

“Я хотела бы жить, любить и умереть в Риме”.

Помните, что она записала, приехав в Рим?

“ О Ницца, Ницца! .. Жить только во Франции...”

Неаполь, разумеется, с первого взгляда ей тоже не нравится.

“В Риме дома черны и грязны, но зато это дворцы - по архитектуре и древности. В

Неаполе - так же грязно, да к тому же все дома - точно из картона на французский лад”.

(Запись от 16 апреля 1876 года.)

Они посещают Помпею. Осматривая мертвый город, они по очереди отдыхают на стуле,

который взяли напрокат вместе с носильщиком. Мусе нравится обслуживание тури-стов, она хвалит администрацию раскопок. Они осматривают остатки домов, стоят перед

скелетами людей, застывших в душераздирающих позах, но думает Муся все время о сво-

ем.

“Женщина до замужества - это Помпея до извержения, а женщина после замужест-ва -

Помпея после извержения”. (Запись от 18 апреля 1876 года.)

Красивые слова, претендующие на афористичность, а если вдуматься не более чем

юношеская чушь, благоглупость. Она все время думает о Пьетро и примеряет на себя за-

мужество, ей хочется уверить себя, что ей одежды брака совершенно не нужны.

В то же время она записывает в дневнике:

“У Пьетро и без меня есть кружок, свет, друзья, словом, - все, кроме меня, а у меня без

Пьетро - ничего нет”. (Запись от 19 апреля 1876 года).

Можно было бы поверить, если бы в неопубликованных записях дневника в это же самое

время не возник некий граф Александр Лардерель. Сын француза и итальянки из семьи

князей Сальвати, связанных родственными узами с Боргезе и Альдобрандини, звуч-ными

и известнейшими итальянскими фамилиями. Он близок к королевской семье, его сестра

приходится невесткой морганатической супруге короля Виктора-Эммануила II. Не

слишком высокий, сутуловатый, с кривыми ногами, он везде показывается со своей лю-

бовницей. Ему двадцать четыре года, он практически одного возраста с Пьетро, он посто-

янный герой светской хроники ведущих газет от Неаполя до Рима, он промотал состояние

и семья недовольна им и, наконец, что самое главное, он напоминает ей герцога Гамиль-

тона. Он полностью соответствует образу денди: ведь денди отличается тем, что у него

громкое имя, блестящая жизнь, любовь к конному спорту и мотовство, как двигатель всей

его жизни.

По приезде в Рим она тут же делится своим новым увлечением с Диной.

Дина поражается, как она может с таким постоянством влюбляться в подобных прожига-

телей жизни и распутников. Муся смеется:

“Что ты хочешь, я их обожаю, особенно Лардереля. Ах! Лардерель! Я опять в вос-торге от

одного воспоминания об этом чудном развратнике. Пьетро - очевидное для меня существо, а тот - только тень, которая вдохновляет меня”. (Неизданное, запись от 23 апре-ля 1876

года.)

Она ничего не скрывает от будущих читателей своего дневника, и это дает ей право

записать:

“ Все мемуары, все дневники, все опубликованные письма - только покрашенные

измышления, предназначенные к тому, чтобы вводить в заблуждение публику. Мне же нет

никакой выгоды лгать. Мне не надо ни прикрывать какого-нибудь политического акта, ни

утаивать какого-нибудь преступного деяния. Никто не заботится о том, люблю ли я или не

люблю, плачу или смеюсь. Моя величайшая забота состоит только в том, чтобы выра-

жаться как можно точнее”. (Запись от 19 апреля 1876 года.)

К сожалению, в контексте теперешнего текста дневника ее высказывание насквозь

фальшиво, жеманно и неискренно, но ее вины, в который раз уж повторяю, в том нет. Од-

нако если помнить, что наряду с графом Пьетро Антонелли, существует еще и развратник

граф Александр Лардерель, которого она вожделеет, может быть, не меньше, если не

больше, чем Пьетро, то этим словам веришь.

Но Лардереля нет рядом, а Пьетро появляется, как только они возвращаются в Рим. И тут

случается то, о чем опять дневник не повествует.

“А теперь, я прошу вас, не читайте то, что я сейчас напишу. До сих пор я думала, что эта

книга будет образцом морали и будет рекомендована для чтения в школах и пан-сионах.

Послушайте, я советую вам не читать дальше, потому что вы разочаруетесь во мне, вот и

всё!.. Он притянул меня к себе... не читайте, еще не поздно!.. он поцеловал меня в правую

щеку... и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я отдалась в его власть и обняла обеими

руками за шею... Черт возьми!.. он положил мне голову на плечо, целуя мне шею слева и...

какой ужас! Первый раз я была в объятиях мужчины. Я собрала все мои силы, а так как

наши лица были чрезвычайно близки друг к другу, я приняла важное решение и

поцеловала его в губы; я, которая до сих пор даже не коснулась его губами. И этот первый

плечо”. (Неизданное, запись от 25 апреля 1876 года.)

Всего несколько дней они пребывают в Риме и все эти дни, вечерами, рядом с ней стонет

ослабевающий от страсти Пьетро: “Я вас люблю! Я вас люблю! Я вас люблю!!”

Мусе нужны веские доказательства его любви, она надеется, что он, наконец, пред-ставит

ее семье, но этого не происходит. Как же так? Она-то была готова на все, она все

поставила на карту, она не сделала только последнего шага, как она сама пишет в неиз-

данном дневнике: “Я дошла только до того момента, до которого хотела дойти, и ни шагу

больше”.

Она зовет его в Ниццу, требует, чтобы он приехал, он клянется у ее ног.

На вокзале во время прощания она признается Пьетро, что любит его. Они расста-ются, поезд трогается, бедный Пьетро остается на перроне. Уже в поезде, стоя у окна с Диной, она вдруг решает, что вернется в Рим с тетей через десять дней. А ее решения, как