Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

государстве реформы в либеральном духе, что, впрочем, закончилось падением самого

государства. В 1854 году фактически единолично, без участия собора, провозгласил новый

догмат о беспорочном зачатии Девы Марии. В 1867 году он предложил на предваритель-

ное обсуждение кардиналов новое учение о папской непогрешимости. Несмотря на силь-

ную оппозицию новому учению, ему удалось в 1869 году на ватиканском соборе возвести

папскую, а значит и свою, непогрешимость в догмат. Пий IX протестовал против занятия

войсками Итальянского королевства Рима, объявил себя “ватиканским узником”, не при-

нимал короля Виктора-Эммануила II, но, несмотря на некоторое сочувствие к папе, в ос-

новном Франции, где сильно было влияние клерикалов, никто в Европе не встал на его

защиту. Папе было назначено ежегодное содержание, но он отказался от “иудиных” денег, святой отец еще долго ломался, то имитируя свою власть и значимость, то издавая жалоб-

ные стоны и называя себя “ватиканским узником”; свет в Риме разделился на “белый”, аристократию, двор короля Виктора-Эммануила II, и “черный” свет, двор папы Пия IX.

Французское военное судно постоянно крейсировало близ Рима, что помочь в случае чего

папе бежать из его так называемого “плена”. Король Виктор-Эммануил II поселился в

Квиринальском дворце. За папой были сохранены только Ватикан, Латеран и вилла Кас-

тель Гандольфо. С тех пор именами Квиринал и Ватикан обозначали правительство Ита-

лии и святой престол.

Папа сказал гостям маленькую речь на дурном французском языке, напомнил, что нужно

ежедневно, не откладывая до последнего дня своей жизни, приобретать себе отече-ство, которое не Лондон, не Петербург, не Париж, а Царствие Небесное, дал свое благо-

словение людям, четкам, образкам.

Кардиналы смотрели на Мусю так, как бывало при выходе из театра в Ницце, запи-сано у

нее в дневнике. Из этого сравнения вычеркнуто имя Жирофли, это он, Эмиль д’Одиффре, смотрел на нее так при выходе из Оперы в Ницце. Надо думать, кардиналам ничто

человеческое не было чуждо. Как, впрочем, и самому папе с висячей собачьей гу-бой. Из

дневника вычеркнуто, что увидев Мусю, святой отец, указывая на нее тощим пальцем, первым делом спросил: “Кто эта американка?”

Муся совсем было зачахла от тоски, скучая по тете, которая осталась в Ницце, и даже по

Люсьену Валицкому, тоже не поехавшему с ними, но тут судьба послала ей сле-дующее

приключение. Как-то, выходя из коляски у крыльца отеля, она заметила двух мо-лодых

римлян, смотревших на нее. Потом она заметила их на площади перед отелем - они явно

следили за их окнами. Посланная для выяснения служанка Леони донесла, что это

совершенно приличные молодые люди, а скоро, к безумной радости Муси, выяснилось,

что один из них, который наиболее ей заинтересован, племянник самого кардинала Анто-

нелли (В ее дневнике он обозначен буквой “А.”)

Муся торжествовала. Племянник кардинала! “Черт возьми, он и не мог быть никем

другим. Теперь я узнаю себя”.

Пьетро Антонелли был красив, напоминал неверного Одиффре. Матовый цвет ли-ца,

черные глаза, потом она уточняет, что карие, правильный римский нос, красивые уши, маленький рот, недурные зубы и усы двадцатитрехлетнего молодого человека - таков

портрет следующего претендента на ее руку.

Как им сказали, он очень весел, остроумен и хорош собой, но несколько ”passerello”, что

по-итальянски значит “разгильдяй”. Но это только придавало в глазах Марии ему веса и

пикантности. Ее же мать решила, что он похож на брата Марии, Поля.

Тут же заброшена учеба: она только начала занятия с поляком Каторбинским, брала у него

уроки рисунка и живописи, посетила французских художников на вилле Медичи, серьезно

хотела заняться пением с итальянцем Фачьотти, который нашел у нее голос, ох-

ватывающий три октавы без двух нот, теперь же все брошено все псу под хвост, она едет в

маскарад, костюмированный бал в Капитолии, куда неприлично ездить семнадцатилетней

девушке, даже, если ее и сопровождает взрослая особа. Это прибывшая в Рим мать Дины, бывшая жена дяди Жоржа, Доминика. Начинаются ее римские каникулы.

На Мусе черное шелковое платье с длинным шлейфом, узкий корсаж, черный газо-вый

тюник, убранный серебряными кружевами, задрапированный спереди и подобранный

сзади в виде грандиознейшего в мире капюшона, черная бархатная маска с черным круже-

вом, светлые перчатки, роза и ландыши на корсаже.

От смущения, что ее тут же окружили мужчины, она начинает громко говорить по-

итальянски. Трое русских, голоса которых она услышала за своей спиной, решают, что она

итальянка, тогда как по началу приняли ее отчего-то за русскую, и уходят разочаро-

ванные.

Мужчины принимают ее за даму в белом, то есть угадывают, кто она на самом деле. Белое

платье на всю жизнь остается визитной карточкой Марии Башкирцевой. В белых платьях

она постоянно ходит и в Риме. На улице ее белое платье теперь оттеняет малень-кий

негритенок по прозвищу Шоколад, которого они наняли в услужение. Но сейчас, на

маскараде, она сама в черном и скрывается под черной маской, негритенок оставлен дома.

Белое-черное - это знак, она подсознательно хочет, чтобы ее узнали. Ей нужна публич-

ность, она совсем не хочет оставаться в тени. Она ищет среди гостей Пьетро Антонелли и, найдя его, открыто признается, что его искала. В маскараде можно вести себя вольно, ес-

тественно, отбросив светские условности, можно взять предмет своей страсти за руку и

увести в сторону, называя его фатом, притворщиком, беспутным, кокетничая и притворст-

вуя, в маскараде все можно, ибо ты скрыта под маской и это не ты, даже, если все догады-

ваются о твоем имени.

Пьетро понимает, кто перед ним. С места в карьер он признается, что любит до безумия

даму в белом, и Мария в дневнике подробно расписывает их диалог, что сразу создает

впечатление пробы пера начинающего литератора. Впоследствии диалоги стано-вится

слишком подробными, порой они топчутся на месте, как у неопытного драматурга, и,

читая, никак не можешь отделаться от впечатления, что она не записывает непосредст-

венно происходящее, а пишет в дневнике наброски будущего романа из своей жизни. Ро-

ман о семье Одиффре ей не удался, так, вероятно, в данной ситуации, она хочет использо-

вать свой творческий шанс.

Пьетро, герой ее романа, признается ей, что в девятнадцать лет бежал из дома, оку-нулся

по горло в жизнь и теперь ею пресыщен. Он пытается выяснить, сколько раз люби-ли она.

Муся врет, что только два раза, хотя на самом деле в неизданной части дневника есть

подсчет ее влюбленностей к этому времени - их шесть.

Но она тут же оговаривается, что может быть и больше.

Далее идут вполне в духе современных дамских романов любезности и намеки на

большое чувство. Но главное, он несколько раз за вечер целует ее руку и, как не пытается

Доминика увести ее с маскарада, молодые никак не хотят расстаться. Когда Доминике все-

таки удается это сделать, Пьетро крадет у Муси перчатку с левой руки, целуя на прощание

обнаженную руку.

- Ты знаешь, - говорит он, - я не скажу, что всегда буду носить эту перчатку на сердце, - что

было бы глупо, - но это будет приятное воспоминание.

Муся записывает в дневнике результат своих наблюдений на маскараде:

“Я видела мужчин только на бульваре, в театре и у нас. Боже, до чего они меняются на

маскированном бале! Такие величественные и сдержанные в своих каретах, такие уви-

вающиеся, плутовские и глупые здесь!” ( Запись 18 февраля 1876 года.)

Она записывает в дневнике, но эта запись не опубликована:

“Антонелли мне совсем не нравится, но он разрушил во мне “Удивительного”. (Не-

изданное, запись от 18 февраля 1876 года.)

Она с нетерпением ждет следующей пятницы, когда на бегах она снова увидит Пьетро. “Я

в нетерпении, я чувствую, что меня влечет неизвестно к кому, неизвестно куда. Начинается

та же лихорадка, как прошлой весной в Ницце”. (Неизданное, запись от 20 февраля 1876

года.)

Как прошлой весной в Ницце, это, когда она была влюблена в Одиффре. Значит, сейчас то

же самое, хотя она еще не хочет себе в этом признаться.

И вот они, наконец, эти бега. Но сначала проезды по ипподрому экипажей, укра-шенных

цветами, в Мусю и Дину летят букеты с поля. Дина краснеет от стеснения. Идет “битва

цветов” и они ее участники. Ударяет пушечный выстрел, извещающий о начале бегов, но

Пьетро все еще нет, он держит паузу, как опытный актер, хотя она и считает его за