Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма

• Название: Свободное владение Фарнхэма
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-7001-0045-2

Автор этой книги — один из немногих «грандмастеров», которые сделали американскую фантастику именно такой, какой мы ее знаем: беспредельно-смелой, увлекательной, понятной читателям всего мира. Из необозримого творческого наследия Р. Хайнлайна (1907–1988) отобраны наиболее характерные произведения.

Переводчики в книге не указаны.

Хотя переводчики в книге не указаны, однако перевод Звездных рейнджеров, безусловно, принадлежит А.Дмитриеву, перевод Реквиема — А.Корженевскому, перевод рассказов Да будет свет и Дороги должны катиться — С.Барсову. Текст романа Свободное владение Фарнхэма почти идентичен переводу П.Киракозова. Повесть «Человек, который продал Луну» в этом издании почему-то в урезанном варианте (только 10 глав, последние четыре главы отсутствуют).- информация fantlab.ru

---

Мистер Блейкинсоп скомкал свою салфетку и осторожно сказал:

— Мистер Гейнс, я далек от мысли принижать предусмотрительность вашего великого народа, но не кажется ли вам опасным, что вся экономика зависит от машин одного типа?

— Я вас понимаю, — рассудительно начал Гейнс. — И да, и нет. Существование любой цивилизации, кроме чисто аграрной, определяется каким-то типом машин. На старом Юге это были хлопкоочистительные машины. Британская империя была невозможна без паровых машин. Мощная цивилизация, чтобы жить, должна иметь и силовые, и транспортные, и обрабатывающие машины.

Без них она просто не разовьется, но это вовсе не недостаток машины, а ее преимущество. Правда, мы довели развитие технологии до той степени, когда без нее уже невозможно поддержание высокого жизненного уровня, и мы стоим перед выбором: развивать технологию или охранять природу. Но ведь опасны не машины, а люди, которые ими управляют. Как машины, дороги чудесно работают, Они прочны и безопасны, они совершенствуются. Но дороги — не машины, дороги — это люди. Когда страна зависит от машин, она зависит от людей, которые ими управляют. Если это люди высокой морали, с обостренным чувством долга, то…

Кто-то включил радио, из динамика понеслась музыка, прервавшая Гейнса. Когда звук немного убавили, он сказал:

— Послушайте. Вот подтверждение моих слов.

Блейкинсоп повернулся, чтобы лучше слышать. Играли бравурный марш с четким ритмом, аранжированный в духе времени. Местами слышался шум машин, клацание железа. Узнав мелодию, австралиец широко улыбнулся.

— Ведь это же марш артиллеристов «Катится зарядный ящик», да? Но я не понимаю, какое он имеет отношение к нашему разговору?

— Верно, когда-то это был «Зарядный ящик», но мы приспособили его для современных нужд, и теперь это «Походная песня транспортных кадетов». Слушайте.

Марш продолжал громыхать, его четкий ритм сливался с пульсом дороги в единую мелодию. Потом вступил мужской хор:

«Слушай гуденье! Блюди движенье!
Нашей работе нет конца.
Пусть катятся наши дороги!
Пока вы несетесь по быстрым дорогам,
Мы в „подземелье“ в поте лица.
И катятся наши дороги!
О, это скорость, скорость, да!
Мы у роторов всегда.
Блюдем свои секторы строго!
Раз, два, три! Куда б ты ни ехал,
Помни всегда, что катятся наши дороги!
ПУСТЬ КАТЯТСЯ!
Что катятся наши дороги!»

— Слышите? — спросил Гейне с воодушевлением. — Слышите? Вот в чем главная цель Транспортной Академии Соединенных Штатов. Вот почему транспортный инженер — полувоенная профессия со строгой дисциплиной. Мы — неотъемлемая часть всей индустрии, всей экономики. В других отраслях могут быть забастовки, которые создадут лишь частичные и временные неудобства; в сельском хозяйстве может быть неурожай — он отразится только на торговле, но если встанут дороги — остановится все, как при всеобщей забастовке. Но всеобщая стачка хотя и затрагивает большинство населения, хотя и вызывает массу недовольства, остается лишь стачкой, а остановка дорог — это полный паралич. Одна забастовка транспортников уже была в шестьдесят шестом году. Она была обоснована и помогла исправить некоторые злоупотребления. Но такое больше не повторится.

— Чем же вы от этого застрахованы, мистер Гейнс?

— Высоким чувством долга. Механики, обслуживающие дороги, относятся к своей работе с религиозным почтением. Мы всячески стараемся поднять их социальный статут. Особо важную роль играет академия, она стремится выпускать из своих стен преданных своему делу инженеров, дисциплинированных, осознающих свой долг перед обществом и стремящихся выполнить его во что бы то ни стало. В ней царит дух Вест-Пойнта и Годдара.

— Годдара? Ах да, ваше ракетное училище. Ну, и насколько вы в этом преуспели?

— Нам хотелось бы большего, но создание традиций требует времени. Полностью решить проблему мы сможем только тогда, когда самые старшие из инженеров будут выпускниками академии.

— Вы, конечно, один из них?

— Вы мне льстите, — осклабился Гейнс. — Должно быть, я выгляжу моложе своих лет. Меня перевели из армии. После забастовки шестьдесят шестого года дороги на три месяца перешли под руководство Министерства Обороны. Меня включили в комиссию по урегулированию, которая занималась вопросами повышения заработной платы и удовлетворением требований рабочих, а потом я так и остался на транспорте…

На видеотелефоне вспыхнул сигнал вызова.

— Извините, — сказал Гейнс, включая аппарат. — Слушаю.

Блейкинсоп тоже слышал голос с другого конца провода.

— Это Девидсон, шеф. Дороги катятся.

— Хорошо. Пусть катятся.

— Поступил еще один тревожный рапорт из сектора Сакраменто.

— Снова? Когда?

Прежде чем Девидсон успел ответить, видеотелефон замолк. Гейнс повернулся, чтобы набрать номер, и в это время ему на колени опрокинулась полная чашка кофе. Блейкинсопа качнуло так, что он ударился о край стола. Заметно изменился звук, идущий от роторов.

— Что случилось, мистер Гейнс?

— Не знаю. Аварийная остановка, черт знает почему. — Он раздраженно отшвырнул трубку. — Видеотелефон скис. Идемте! Хотя нет, здесь безопаснее. Ждите.

— Чего?

— Ладно, идемте вместе. Держитесь поближе ко мне.

Он повернулся к выходу, словно разом забыл о существовании австралийского министра. Полоса медленно останавливалась. Замерли гигантские роторы, еле вращались аварийные маховики. Обеспокоенные посетители ресторана, прервав обед, толпились у выхода.

— Стойте!

Это было сказано человеком, привыкшим приказывать. В его голосе чувствовались властность и сила: так укротитель усмиряет хищных зверей. Одно это слово заставило толпу подчиниться. Все повернулись к нему.

Гейнс продолжал:

— Оставайтесь на местах, пока мы не будем готовы к эвакуации. Я — Главный Инженер. Здесь мы в безопасности. Вот вы. — Он указал на здоровенного детину у дверей. — Назначаю вас моим заместителем здесь. Никого не выпускайте без специального разрешения. Миссис Маккой, распорядитесь всех накормить.

Гейнс шагнул к двери, Блейкинсоп — следом за ним. Снаружи все казалось не так плохо, как можно было ожидать. Остановилась только стомильная полоса; в нескольких футах от нее продолжала нестись девяностомильная. Люди, едущие на ней, казались смазанными, нереальными, словно фигуры на засаленных картах.

Вся двадцати футовая экспресс-полоса была забита: из магазинов, кафе, телетеатров и прочих заведений толпами высыпали люди — посмотреть, что произошло. Несчастный случай не заставил себя ждать.

Толпа колыхнулась, стоявшая с краю средних лет женщина, пытаясь сохранить равновесие, ступила на соседнюю девяностомильную полосу. Она едва успела крикнуть… Ее перевернуло, бросило на движущееся полотно, и со скоростью девяносто пять миль в час — сто тридцать девять футов в секунду — проволокло по нему. Словно серп траву подсекла она людей и пропала из виду.

Но дело этим не кончилось. Один из сбитых ею был вышвырнут на неподвижную стомильную полосу, прямо в толпу. Он чудом остался жив — всю силу удара приняли на себя те, кто теперь вокруг него, — истекающие кровью, изломанные жертвы его дикого скачка. Мало того. Удар снова колыхнул толпу, и еще несколько несчастных, стоявших у границы полос, были сброшены на движущееся полотно.

Центр событий переместился, и Блейкинсоп больше ничего не увидел. Он, политик, привыкший разговаривать с толпой, был совершенно выбит из колеи. Его подташнивало.

К удивлению Блейкинсопа, Гейнс не бросился на помощь пострадавшим, не попытался успокоить охваченную паникой толпу, а быстро повернулся к двери ресторана. Увидев, что Гейнс собирается войти туда, Блейкинсоп воздел руки.

— Неужели вы не поможете этим несчастным?!

Гейнс обернулся. Сейчас он менее всего напоминал остроумного и радушного хозяина, каким был несколько минут назад.

— Нет. Им помогут другие. Я отвечаю за в с ю дорогу. Не вмешивайтесь.

Блейкинсоп был обескуражен и возмущен, однако замолчал, понимая умом, что Гейнс прав, что на нем лежит ответственность за безопасность миллионов людей и он не может размениваться на частные случаи, но его чувства восставали против такого холодного рационализма.

Гейнс вошел в ресторан.

— Миссис Маккой, где у вас запасной выход?

— В кладовой, сэр.

Гейнс поспешил туда, Блейкинсоп — следом за ним. Молодой филиппинец вскочил из-за стойки, смахнув на пол какую-то зеленую смесь, ибо прямо над ним был круглый люк с запорным маховиком в центре. К нему вела тонкая, но прочная металлическая лестница.

Блейкинсоп потерял шляпу, пытаясь поспеть за Гейнсом; когда они выбрались на крышу здания, Гейнс осветил ряды дорожных кабин карманным фонариком. От крыши их отделяли четыре фута свободного пространства.