Любен Дилов - На поющей планете. (Сборник)

• Название: На поющей планете. (Сборник)
• Автор: Любен Дилов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1979

Любен Дилов (1927) — современный болгарский писатель. Автор сборников рассказов; сборников фантастических новелл, романов «Я помню эту весну» (1964, на русском языке — 1966), «У страха много имен» (1967, на русском языке 1969, 1975) и др.

Содержание:

     Елена прекрасная (рассказ)

     Вся правда о Топси (рассказ)

     Ещё раз о дельфинах (рассказ)

     Накорми орла! (рассказ)

     На поющей планете (рассказ)

     Вперед, человечество! (рассказ)

---

— Это тоже из-за приверженности к счету, — отозвался другой дельфин, который, видимо, был старше и знал больше. — Они считают, сколько существ научились побеждать, им все кажется мало, и они принимаются за следующих. Это называется ненасытностью...

Сам того не желая, он напомнил мне про другую нашу истину, и я воскликнул:

— Это же неотъемлемое свойство духа?

— Свойство духа, когда он — раб тела. Нас природа тоже вынудила в какой-то мере быть рабами примитивной плоти, но зато мы научились высвобождать дух.

Его нравоучительный тон начал меня раздражать.

— Но мы же не можем только беззаботно резвиться на волнах, как это делаете вы!

— Ты видишь только нашу плоть, а плоти нужно только есть, размножаться и резвиться на волнах — больше ничего.

— Люди давно говорят об этом, — сказал я, силясь припомнить какую-нибудь истину, чтобы возразить ему.

— В мозгу человека заложены те же истины, что и в мозгу дельфина, хотя наш мозг крупнее. Но вы никогда не знаете, какие истины верны, а какие — нет, потому что поклоняетесь числам, а числа означают умерщвление.

«Вот тебе и на! Оказывается, у них и мозг крупнее! А впрочем, вероятно, и впрямь крупнее». Но я этого не сказал, я промолчал, потому что изо всех сил искал свою истину. А он обратился к другому дельфину:

— В сущности, первопричина их трагедии — суша. Ты же знаешь, подобные существа есть и на других планетах. Стоя на крошечной скорлупе — земле, люди, наверное, воспринимают Вселенную как колпак, стены которого нужно разбить, чтобы выйти на простор. Вот они и ищут истину с ножом и молотом в руках, дробят стены, не понимая, что обломок — это не целое, что это уже не часть истины, потому что он мертв. Число — это покой, а истина, которую оно символизирует, познаваема только в вечном движении.

— Но мы ведь тоже забрасываем людей в космос! — вставил я.

— Да, именно забрасываете! Используя взрыв и металл. И потому будете встречать там только пламень и лед. Вы не хотите поверить, что простор — это сфера духа.

— Как время — область пространства?.. — начал я, но тут же сам себя перебил. — Изменять! Человек призван изменять и творить!

— И здесь у вас ошибочное понимание, — отозвался он. — Как и мы, вы можете изменять и творить только самих себя. Так поступают все разумные существа во Вселенной, потому что она сама непрерывно создает себя. А вы принялись приспосабливать вещество к своей плоти. Воображаете, будто это — изменение, и не замечаете, что дух ваш остается прежним, что в нем умирают те силы, при помощи которых можно проникнуть в истинную Вселенную. Впрочем, отдельные люди это знают, и мы встречали их среди звезд...

— Не верю! — оборвал его я, потому что это была моя последняя истина, и почувствовал, что возражаю только голосом.

— Оставим этот спор, — вмешался другой дельфин. — Неужели вам не надоело стоять на этой дурацкой тверди, друзья? Посмотрите, какая ночь! Давайте погуляем!

— Я думаю, что ему рискованно отправляться с вами в первый же день, — заметил другой человек.

— Не верю! — крикнул я еще громче и открыл глаза, чтобы увидеть ночь.

Океан с ревом нахлынул в мое межгалактическое пространство, поглотил его, и я оглох от этого рева и ослеп от блеска лунной дороги.

— Верите, — сказал человек, который стоял на скале, озаренный сиянием звезд.

Он стоял на краю скалы, а бесконечная и безначальная живая масса придвинулась к нему и покорно лежала у его ног.

— Сейчас вы поверите до конца, — сказал он и сделал шаг к воде. Потом нагнулся и сел.

Я встал на колени и увидел два длинных, как торпеды, блестящих черных тела.

— Я скоро вернусь, — сказал он.

Я закрыл глаза и сжал кулаки, но ощущал только холод и твердость камня, на котором стоял на коленях. Потом я опять открыл глаза. Человек сидел царственно спокойно, махал мне рукой и летел, как Посейдон, со скоростью торпеды по белому пути, ведущему к луне, или к солнцу, или к центру Вселенной. По белому пути, который соединял две черные половины океана.

— Не верю-ю-ю! — завопил я и бросился бежать прочь — в поле, в темноту. — Не верю-ю-ю!

Я бежал и кричал, пока не наткнулся на шоссе, по которому мы приехали. Оно было жесткое и неподвижное, как скала, шоссе, созданное руками человека. И вело к другому, неоновому, сиянию, полыхавшему в небе, там, где лежал город...

На следующий день, — я как раз проснулся и не понимал, как можно умирать от усталости и видеть такие странные сны, — в номер вошла хорошенькая горничная. С первого же дня она встречала меня многообещающей улыбкой. Но я решил, что вряд ли горничные гостиниц дарят постояльцев своими ласками бесплатно, и потому с весьма важным видом пресекал все ее попытки поинтимничать.

— Это письмо принес для вас один господин еще утром, — прощебетала она фамильярно-весело. — А вы все спите и спите.

— Мы, туристы, сильно устаем, — проворчал я.

— Да, вы, туристы, всегда сильно устаете, — засмеялась она.

Я уже хотел одернуть ее, но увидел фирменный конверт гостиницы и с беспокойством воскликнул:

— Дайте письмо!

Я с трудом распечатал конверт, так сильно дрожали пальцы. Кто бы в этом незнакомом городе мог мне написать и кто мог знать, что я остановился в этой гостинице? Потом я прочел письмо и, наверное, разинул рот, вообще вид у меня, вероятно, был ужасный, так как девушка спросила:

— Что случилось? Плохие новости?

Голос не слушался меня, я только махнул рукой, — уйди, мол, — и, помню, она вышла, как выходят из комнаты безнадежно больного. Я перечитал письмо.

«Дорогой друг, почему вы меня не подождали, я очень тревожился за вас. Но сейчас узнал, что вы спите, и успокоился. Может быть, вы меня неправильно поняли? Я просто хотел дать вам наглядное доказательство того, во что вы и сам поверили. Отдохните хорошенько, а завтра вечером я зайду за вами, и мы вместе отправимся к нашим общим друзьям. Ведь они еще так много хотят вам сказать! Будьте здоровы. Ваш X».

Я вскочил с постели. Ваш X.! Ваш X.! Черт бы его побрал, неужели все это было на самом деле? Я постоял несколько секунд, как лунатик, потом бросился к лежавшим на кресле брюкам и вытащил бумажник. В нем осталось всего несколько банкнот, которых еле хватит на то, чтобы оплатить гостиницу. Надо немедленно уезжать! Без подарка для жены! Бежать, пока его сумасшествие не доконало меня! Я еще раз пересчитал деньги. Считал и ругался.

— Кретин несчастный! Дурак! Развесил уши! На этой идиотской истории не заработаешь даже тех денег, которые ушли на такси!..

НАКОРМИ ОРЛА!

Я упрямо настоял на том, чтобы мне самому разрешили записать мои впечатления и представить их на суд истории. (Говорю «впечатления», потому что назвать их «воспоминаниями» или «мемуарами» было бы неточно, так как сам я в них не уверен). Боялся разрушить уже создавшиеся у людей иллюзии, которые могут и не оказаться иллюзиями. Думаю, что такая доза тщеславия мне полагается — как-никак, я пока единственный на Земле человек, который в состоянии рассказать кое-что о будущем, не рискуя быть обвиненным в шарлатанстве или сумасшествии. Больше того: человек, которому безусловно верят. Но пусть эта вера остается на совести верящих: я не собираюсь за нее отвечать.

По профессии я — испытатель космических летательных аппаратов, даром слова не владею и сознательно избегаю всякого сочинительства. В работе испытателя оно особенно вредно. Космический вакуум приучил меня к молчанию. Если в Космосе много болтать,_он опустошает душу так же, как высасывает воздух из разгерметизированной кабины. Записывающая аппаратура всегда служила мне только для диктовки наблюдений во время испытательных полетов. Поэтому, наверное, диктофон напоминает мне сейчас голодного зверя с разверстой пастью, в которую мне нечего швырнуть, кроме самого себя. Как в народной сказке, где герой отрезает от себя куски мяса и кормит им орла, который несет его из нижнего царства в верхнее.

Обо мне — золотая тема для трепачей! — сочинено много всякой всячины: психологические и философские трактаты, драмы и комедии, фильмы и эстрадные спектакли. Надо сказать, что люди открыли множество способов топить в многословии даже самые серьезные свои проблемы: жуют и пережевывают, пока не надоест. Вообще-то это тоже способ их решения: поговорили и забыли, как забываются старые шлягеры в домашней фонотеке. И, кажется, один я никак не могу забыть, как много нам с Тюниным пришлось отрезать от себя для ненасытной утробы человеческого любопытства.

Нас была целая дюжина, опытных испытателей космолетов, которым предложили стать «хрононавтами», но опробовать новую профессию удалось всего троим. Она исчезла, не успев утвердиться, вместе с отказом от полетов во времени. Мальчики, которых сейчас тренируют проскальзывать сквозь «время-пространство», опять скромно, по-гагарински, называют себя космонавтами.