Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых

• Название: О всех созданиях – больших и малых
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Жанр: Домашние животные
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-8159-1130-7

Записки Дж. Хэрриота — это прекрасные художественные иллюстрации трудной, подчас драматичной, а в ряде случаев небезопасной, но всегда важной работы сельского ветврача. Профессиональная интерпретация эпизодов строго научна и может быть весьма интересной для повседневной деятельности любого ветеринарного специалиста, где бы он ни трудился.

В своей книге он делится с читателями воспоминаниями об эпизодах, встречающихся в практике ветеринарного врача. Несмотря на, казалось бы, довольно прозаические сюжеты, отношение врача к четвероногим пациентам и их владельцам — то теплое и лиричное, то саркастическое — передано очень тонко, с большой человечностью и юмором.

Первая книга в серии. Впервые — полный перевод.

---

Где-то на полдороге мы оба остановились передохнуть, стоя бок о бок и тяжело дыша. Щеки Тристана были разукрашены в тех местах, где его обрызгала задетая артерия. Я посмотрел ему в глаза и прочитал в них глубокое отвращение ко всем этим делам.

Умываясь над ведром и ощущая боль во всем теле, я взглянул на Тристана. Он надевал рубашку через голову с таким видом, будто это отнимает у него последние силы. И только корова, с удовольствием набившая рот сеном, выглядела лучше всех.

Забравшись в машину, Тристан простонал:

— Нет, такие дела не для меня. Я чувствую себя так, будто по мне проехал асфальтовый каток. Черт, какой же оборот иногда принимает жизнь.

После обеда я поднялся из-за стола.

— Я сейчас отправляюсь в Бротон, Трисс, и думаю, мне надо предупредить тебя, что ту корову, возможно, тебе придется увидеть еще раз. Такие тяжелые случаи дают рецидивы, и есть шанс, что неприятность может повториться. В этом случае тебе придется действовать в одиночку, поскольку Зигфрида не будет еще несколько часов, а я собираюсь воспользоваться своим законным отдыхом, и ничто меня не остановит.

На этот раз чувство юмора изменило Тристану. Он сразу как-то даже постарел и выглядел изможденным.

— О боже, — простонал он, — даже не говори мне это. Я же обессилен, еще одна такая операция — и я умру. К тому же я остаюсь один! Говорю тебе, это убьет меня!

— Да ну, — сказал я голосом садиста, — не переживай так сильно. Может быть, все обойдется.

Но, когда через полтора десятка километров по дороге к Бротону я увидел телефонную будку, в голову мне пришла одна мысль. Я притормозил и вышел из машины. «А что, — подумал я, — один-то раз можно попробовать».

В будке я почувствовал прилив вдохновения. Набросив платок на трубку, я набрал телефон нашей приемной, а когда услышал Тристана, заорал во весь голос:

— Это тот молодой парень, что сегодня утром вправлял матку?

— Да, и я тоже, — в голосе Тристана звучало напряжение. — Что, что-то не так?

— Да, что-то не так, — закричал я, — она опять ее вытолкнула.

— Опять? Опять вытолкнула? Всю? — Он почти визжал.

— Да, и кровищи кругом вдвое больше, чем было утром, и она продолжает литься. Вам надо что-то с ней сделать.

Последовало долгое молчание, и я подумал, не упал ли он в обморок. Затем я услышал его снова, голос был хриплый, но решительный:

— Хорошо, я немедленно выезжаю. — Последовала очередная пауза, и затем он переспросил почти шепотом: — Она полностью выпала?

И тут я сломался. В его словах была такая тоска, что это сразило меня: он все еще надеялся, что фермер преувеличивает, что, возможно, торчит лишь маленький кусочек. Я начал смеяться. Я хотел бы подольше помучить свою жертву, но это было невозможно. Я смеялся все громче и снял платок с трубки, чтобы Тристан мог меня слышать.

Последовали несколько секунд бешеной брани с того конца провода. Я выслушал ее и повесил трубку. Возможно, мне больше никогда не удастся повторить этот опыт, но как сладка месть!

Беллерби, пришельцы из былых веков

— Мистера Хэрриота? Конечно, сейчас я его позову. — Зигфрид прикрыл телефонную трубку ладонью. — Джеймс! Вот еще одни предпочитают вас мне.

Я быстро взглянул на него. Но он улыбался. Он был доволен.

Беря трубку, я вспомнил все истории, которые слышал о другом типе нанимателей — о людях, которые не терпят, чтобы их сбрасывали с малюсеньких их пьедесталов. И еще я подумал о том, как за несколько недель изменилось отношение фермеров ко мне. Теперь они уже не смотрели мимо меня в надежде, что мистер Фарнон все-таки приехал. Они начинали принимать меня как своего, и мне хотелось думать, что не только законы гостеприимства заставляют их спрашивать, не хочу ли я «немножко перекусить».

Это многого стоило, потому что с ходом времени во мне росло и крепло уважение к обитателям йоркширских холмов, умение ценить дружбу, которую они предлагали далеко не всякому. И чем выше по склонам они жили, тем больше мне нравились. В долине, там, где она, расширяясь, превращалась в равнину, фермеры ничем не отличались от фермеров в других местах, но чем выше в холмах, тем интереснее оказывались люди, а в деревушках и одиноких фермах, разбросанных возле суровых вершин, особенно заметны были особые черты — простота и достоинство, упрямая независимость и радушие.

В это воскресное утро я отправился к Беллерби, почти к самой вершине Холдена, в небольшую, ответвлявшуюся от нее долину. Моя машина подскакивала и тряслась последнюю милю проселка, где через каждые несколько ярдов из земли высовывались макушки валунов.

Я вылез. С этого места мне было хорошо видно это странной конфигурации подобие ущелья среди холмов. Его крутые склоны были изрезаны и разрыты тысячами ручейков, питавших буйный Холден-Бек, клубившийся по каменистому ложу далеко внизу. Там виднелись деревья, ухоженные поля, но сразу за моей спиной непокоренные холмы наступали на чашу, в которой лежала ферма. Холстен-Пайк, Алстанг, Бенрсайд — могучие великаны, носящие варварские имена, были совсем близко.

Тут, вверху, атрибуты цивилизации казались такими далекими! Коровник, конюшня, амбары были построены из массивных камней сотни лет назад с единственной целью — укрывать скотину. Тех былых строителей не стесняли правила, требующие вентиляции и определенного освещения, так что коровник был сумрачным, и в каменных стенах окна почти отсутствовали. Пол был весь в буграх и рытвинах, а коров друг от друга отделяли полусгнившие перегородки. Я вошел, находя дорогу ощупью, пока мои глаза не свыклись с тусклым светом. Никого, кроме рыжей коровы с привязанной к хвосту запиской. Обычный способ общения с ветеринаром, а потому я приподнял хвост и прочел: «Мастит, задние четверти».

Я повернул корову, и принялся осматривать задние соски, и уже сдаивал синеватое, с хлопьями молоко, когда голос у дверей произнес:

— А, это вы, мистер Хэрриот! Вот хорошо, что вы с утра к нам приехали. Очень вы нас одолжить можете, если вам удобно будет.

Я поднял голову и увидел Рут Беллерби, красивую женщину лет под сорок. Она была движущей силой семьи, умная и любознательная. И горячая сторонница самообразования для обитателей йоркширских холмов.

— Буду рад помочь, если смогу, мисс Беллерби. Так в чем дело?

— Ну, мистер Хэрриот, вы ведь знаете, что сегодня в Дарроуби, в церкви, будут исполнять «Мессию», и нам очень хочется послушать. Но с пони и тележкой столько хлопот! Так если бы вы могли повезти нас на своей машине?! Назад мы кого-нибудь найдем. Вы бы нас так одолжили!

— Ну конечно, подвезу, — ответил я. — С большим удовольствием. Я и сам собираюсь там быть. Хорошую музыку в Дарроуби нечасто услышишь.

Было очень приятно оказать услугу этим чудесным людям. Беллерби меня всегда поражали. Они словно были пришельцами из былых веков, и мир их будто существовал над временем. Они никогда не торопились; поднимались, когда рассветало; ложились спать, когда уставали; ели, проголодавшись, и редко смотрели на часы.

Рут проводила меня в дом.

— Едут только мама с отцом да я. А Бобу, боюсь, неинтересно.

Я несколько растерялся, когда вошел в дом. Семья как раз садилась за воскресный обед, и все оставались в рабочей одежде. Я покосился на мои часы. Без четверти двенадцать, а начало в два. Ну, да ничего! Времени у меня в запасе, пожалуй, достаточно.

— Входите, входите, молодой человек! — сказал низенький мистер Беллерби. — Садитесь да пообедайте с нами.

Отказываться от таких приглашений, не нанеся обиды, было нелегким делом, но я объяснил, что к моему возвращению меня будет ждать обед и мне будет неудобно перед миссис Холл, если он останется не съеденным.

Этот довод они приняли сразу и расселись вокруг выскобленного кухонного стола. Миссис Беллерби поставила перед каждым по большому йоркширскому пудингу круглой формы и обильно полила их мясным соусом из эмалированного кувшина вместимостью в кварту. Утро у меня выдалось тяжелое, и восхитительный аромат, струившийся от соуса, растекающегося по золотистым пудингам, был сладкой пыткой. Но я утешался мыслью, что они поторопятся, раз я сижу тут и жду.

Пудинги были поглощены в благодушном молчании, затем Боб, симпатичный коренастый парень лет двадцати с небольшим, выдвинул свою пустую тарелку на середину стола. Он ничего не сказал, но его мать тут же вывалила на нее ещё один пудинг и не пожалела подливки. Родители и сестра благодушно взирали, как он уписывает плотную мучнистую массу. Затем из духовки появился огромный ростбиф, и мистер Беллерби резал его и кромсал, пока на всех тарелках не появилась горка толстых ломтей. Затем рядом выросли настоящие горы картофельного пюре, которое накладывалось из чего-то вроде таза для мытья посуды. Еще горки рубленой репы, и семья вновь принялась за дело. Солидно, не спеша, в достойном молчании. Боб подложил себе еще пюре.