Мария Теплинская - Короткая ночь

• Название: Короткая ночь
• Автор: Мария Теплинская
• Жанр: Фэнтези

---

Гражина посмотрела на свечу. Тонкий, маленький язычок пламени вздрагивал и метался при малейшем движении воздуха; фитилек нервно потрескивал, брызгая горячим воском. Он был так слаб, этот крошечный огонек, но все же это был огонь, несущий в себе могучую, грозную, и при этом очищающую силу.

— Ну что, дописала? — проскрежетал старик. — Теперь давай-ка мне его сюда, от греха подальше.

Пан Стефан взял у нее завещание и сунул под одеяло.

— Ну вот и порядок! А то знаю я его…

Но ей уже было не до этого. Она глядела на свечу, и отчаянная безумная мысль уже охватила ее. Ей не вырваться из этого ада, но хотя бы Любича она выручит… Гражина взяла бумаги и дрожащей рукой поднесла их к пламени свечи. Пламя вздрогнуло, неуверенно лизнуло угол белой бумаги. Бумага стала кремовой, затем бежевой, коричневой, завернулась причудливым свитком, сквозь который проросли новорожденные огненные языки…

— Так, Гражинка, так! — одобрил пан Стефан. — В огонь их, в огонь!

Внезапно растворилась дверь, и в кабинет стремительно вошел Ярослав. Его красивое лицо перекосило от ярости, когда он увидел, как в руке жены ярким факелом пылают его векселя. Издав какое-то страшное, поистине звериное рычание, хищным волком набросился он на нее. Железные пальцы кольцом сдавили белую шею. Гражина слабо сопротивлялась, но силы были неравны. Ореол свечи померк в ее глазах. Последним, что она услышала, был звон колокольчика, прозвучавший словно с того света.

Нотариус приехал на другой день, завещание было должным образом заверено и подписано. Через два дня старику Островскому внезапно стало хуже, к вечеру он потерял сознание, и наутро скончался. А вскоре произошло еще более ужасное событие, которое потрясло всю округу гораздо сильнее, нежели его смерть, ибо все усмотрели в нем перст Божий — так, во всяком случае, звучало то, что люди с м е л и говорить.

Трое гайдуков из Островичей ловили в лесу очередного беглеца, который воспользовался суматохой с похоронами и втихомолку утек. К несчастью для бедолаги, его хватились гораздо быстрее, чем он надеялся, и трое верховых настигли его раньше, нежели он достиг границы владений Островских. И в ту минуту, когда они уже были готовы схватить несчастного, из чащи вдруг появился разъяренный зубр, громадный самец-одиночка, неведомо откуда забредший в эти места. С ужасным ревом, от которого содрогнулись вершины сосен, ринулся он на гайдуков. Обезумевшие от ужаса кони бросились прочь; двое сбросили всадников. Один из упавших остался лежать неподвижно; другой, охая и матерясь, начал неловко вставать, и тут налетевший зубр поддел его на рога и, навалясь всей своей тяжестью, приложил о толстый ствол векового дуба — только ребра затрещали! Третий гайдук, известный длымчанам Микола, был унесен обезумевшим конем. Уже после полудня он едва добрался в Островичи — весь белый, дрожащий, как в лихорадке, с остекленевшим, недвижным взглядом. Словно подрубленный сноп, рухнул он в ноги своему пану, сумев лишь вымолвить:

— Сила нечистая… Помилуй мя, Пресвятая дева…

Лишь после того, как в него влили изрядную порцию горелки, удалось добиться более или менее связного рассказа о том, что произошло в лесу. Сбежавших коней тем же вечером поймали в лугах: бродили себе, уже совсем смирные и спокойные, травку пощипывали… С гайдуком Лявоном, упавшим с коня, ничего серьезного не случилось: он лишь на краткое время потерял сознание. Но вот то, что осталось от бедного Стаха, пришлось чуть ли не соскребать с дуба. Пан Ярослав пришел в неописуемую ярость и отдал распоряжение найти и застрелить проклятую скотину. Гайдуки с фузеями и пищалями прочесали все окрестности, но без толку: скотина как сквозь землю провалилась. Позднее люди рассказывали, что видели зубра к северу от Длыми, но та земля пока еще принадлежала пану Любичу, и Яроська на ней власти не имел.

А ведь грозный лесной великан как будто знал, кого покарать. Именно этот Стах первым ударил нагайкой деда Василя; именно он наступил сапогом на пальцы бедной Надейке; и девочку на дороге ударил тоже он, когда гайдуки везли в Островичи похищенного Митрася. Еще в детстве он откровенно наслаждался, мучая кошек, отрывая крылышки попавшим в силки воробьям; позднее он забавлялся, спуская цепных псов на беспечных прохожих, оказавшихся возле Островичей. И уж ни одна субботняя экзекуция не обходилась без его участия: вот уж кто не ведал ни устатка, ни жалости. Бога благодарили дворовые, облегченно вздыхали поселяне, возбужденно шептались местечковые жиды, обсуждая его поистине собачью смерть.

Леся в тот день, ни о чем еще не подозревая, собралась наконец к бабке Марыле. И не собралась бы, но вот накануне полола она грядки, да увлеклась и упустила полдень. А в знойный летний полдень работать нельзя, отдыхать нужно, не то полудница накажет. Леся прежде этим наказам не слишком верила, да и не считала столь уж серьезной силой эту излишне строгую женщину в белой одежде. А потому и не испугалась даже, когда вдруг нестерпимо зазвенело кругом и неподъемно тяжелой сделалась голова, только удивилась немного. «Что-то слаба я стала в последнюю пору, — подумалось ей. — Старею, никак? Вроде не должна…»

Больше подумать ничего не успела. Безмятежный летний полдень с его синим бездонным небом, исходящим от земли сухим жаром, стрекотом кузнечиков и терпким травяным духом вдруг исчез, плавно сменился синим туманным сумраком, и Леся — не та, настоящая, что прилегла на прогретой солнцем земле среди грядок, а другая, на которую она словно глядела со стороны — оглянулась вокруг, и тут ей, другой, стало жутко.

Призрачная белая женщина уже стояла над самой ее головой — невесомая, бестелесная, словно сотканная из того же тумана. Травка под ней не приминалась, только белый подол клубился облаком у самой земли. Длинные светлые волосы волнами окутывали всю ее хрупкую фигуру, слабо темнели брови. На полудницу как будто не схожа… Праматерь Елена? У Леси сладко замерло сердце от встречи с любимой героиней древних преданий… Но нет, тоже не она. У тонких бровей над серыми глазами слишком знакомый рисунок, похожий на крылья ласточки: у переносицы, где излом — потолще, к вискам сбегают на нет… Агриппина — вот это кто! Но не та Агриппина, которую она знала, не та изможденная, смертельно больная женщина с почерневшим лицом и неподвижными руками, которую она отчетливо помнила, а совсем юная Граня, которую когда-то любил молодой Рыгор. Она смотрела на Лесю без упрека, но с какой-то непонятной тревогой.

— Не обманись! — прошептала она почти беззвучно, одними губами.

— О каком обмане ты говоришь? — спросила будто бы Леся. — Кто меня обманет?

— Ты сама себя обманешь хуже, чем все другие, — печально вздохнула Агриппина.

— Ты… за н е г о просишь? — догадалась Леся.

Агриппина лишь покачала головой.

— Я не вправе просить. Я почти ничего не вправе тебе рассказать.

— А ты… знаешь? — перебила Леся.

— Да, знаю. Все знаю, чем обернется любой твой выбор. И кабы ты знала, какая это мука: когда все знаешь — и рассказать ничего не можешь. Но решить ты должна сама — не зная, к чему это приведет.

— А… он? — спросила Леся.

— От него теперь ничего не зависит. Он уже сделал свой выбор. Теперь твой черед. Неважно теперь, что он сделал — важно, что будешь делать ты. Не обманись! Поверь, я знаю, о чем говорю. Вспомни Рыгора: один только раз обманулся, растерялся, уступил — и две судьбы, две доли под корень срезал. Не обманись! Прощай!

Она не исчезла, не растаяла. Просто Леся вновь вернулась в свой мир. Вновь ощутила прогретую землю, легкое щекотное касание травинок, собственные подогнутые колени, слегка затекшие от неудобной позы. Вновь услышала дремотный стрекот кузнечиков, звонкую трель одинокого зяблика над головой.

Она никому не рассказала о своем видении, но не в силах была позабыть о нем, терзаемая тревожными думами. Не обманись? А в чем же она может обмануться? Что она может выбирать? Все уже предрешено. Можно сколько угодно прятаться от Янки, избегать его, отводить глаза, встречая на улице, но Рыгор прав, и Тэкля тоже: некуда ей от него деваться. Так почему же — не обманись?

Весь день она хваталась за всевозможные дела, силясь отвлечься, но тревожные думы одолевали все неотвязнее. Под вечер она не выдержала:

— Бабусь, я в лес схожу, до бабки Марыли, — доложила она. — Совсем мне худо. Сомлела нынче на грядке…

Тэкля сперва было вздрогнула, но потом сообразила, что пугаться вроде бы и не с чего.

— Добре, — ответила она наконец. — Одна только не ходи, возьми с собой кого-нибудь.

Вася был занят какими-то поделками на дворе, но Степан Мулява, второй сын дядьки Рыгора и муж Владки, согласился проводить ее и даже не задавал ненужных вопросов. Тем не менее, к своей болотно-бурой паневе с черной каймой понизу Леся надела темный гарсет-навершник, плотно облегающий талию, без которого никогда не выходила в лес.