Александр Матюхин - 13 маньяков

• Название: 13 маньяков
• Автор: Александр Матюхин
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090355-9

13 авторов.

13 рассказов и повестей.

13 серийных убийц и маньяков.

Создатели антологий-бестселлеров «Самая страшная книга 2014» и «Самая страшная книга 2015» представляют новый уникальный проект – сборник, целиком и полностью посвященный, пожалуй, самой ужасающей теме современности.

Писатели, работающие в жанре «хоррор», заглянули на свой страх и риск в кровавую бездну человеческого безумия – и готовы поделиться с вами теми кошмарами, которые в этой бездне увидели.

Не для слабонервных. Не для детей. Не для беременных.

Будь осторожен, читатель. Эта книга способна свести с ума.

Безумие – заразно…

---

Наша психологиня всегда проводит сначала совместную беседу с нами обоими, а потом начинает допросы поодиночке. Свою порцию занудливых вопросов о моем отношении к тому или сему, о моих ощущениях, чувствах, состояниях и школьных оценках я честно вытерпел.

Хотя, признаться, все эти разговоры меня реально бесят. Но я сдержался – и был вознагражден: выгоняя меня в коридор для приватной беседы с моей матерью, психологиня не закрыла как следует дверь.

В коридоре никого, кроме меня, не было. Мы явились на прием последними. Так что я спокойно, без помех подслушал разговор в кабинете.

Нехорошо? Может быть. Но ведь это моя мама! Да к тому же и говорили они обо мне.

Оказывается, мать не ломала ноготь. Она проснулась утром и обнаружила, что часть ее великолепных ухоженных ногтей на обеих руках ночью… кто-то обрезал.

И она винит – кого бы вы думали? Меня.

– Днем я нашла ножницы в его комнате. Пока он был в школе. Они лежали на полу, под кроватью. Правда, обрезков ногтей я там не видела…

– Может, он их выкинул? – спросила психологиня. Голос у нее заскрипел вдруг, как расщепленный деревянный сучок. Мама помолчала и продолжила свою исповедь.

Оттого, что накануне мы с ней поругались из-за ногтей, мать вообразила: это я изобрел такой варварский способ ей отомстить.

А потом пудрил мозги себе и ей, рассказывая сказочку о ночном госте, который якобы явился мне в кошмаре. Хотел напугать?

Надо отдать справедливость маме: она не была уверена в порочности сына. Нет. Она искала, чем можно оправдать болезненное поведение травмированного жизнью несчастного подростка. Она даже думала, что я мог срезать ее ногти, расхаживая во сне, как какой-нибудь гребаный лунатик.

– Макс был всегда таким послушным, добрым мальчиком. И вдруг…

Психологиня, однако, струхнула. Она внезапно заявила, что обнаружила какие-то «признаки нестабильности» в моем состоянии, и начала трындеть, что с этого момента больше не может… Да нет – просто не имеет права взять на себя ответственность за такого пациента!

По ее мнению, все очень плохо. Мальчик – то есть я – в лучшем случае жертва галлюцинаций. А в худшем – «сознательно фантазирует, чтобы скрыть мотивы агрессии и склонность к садизму». По-любому у матери есть только один выход: немедленно бежать на прием к психиатру, чтобы он назначил соответствующие препараты, которые «помогут ребенку справиться с напряжением».

– Все подростки – существа эмоционально лабильные, они могут стремительно менять поведение, зачастую скрывая мотивы. А в вашем случае, учитывая привходящие обстоятельства… Я, безусловно, не хочу вас пугать, но, знаете, тут не стоит затягивать. Шизофренический тип… это такое дело. Если он из-за пустяка уже схватился за ножницы… – раздумчиво протянула психологиня.

Услышав это, мама расплакалась.

Мне захотелось прикончить психологиню. Вбежать в кабинет и настучать по тупой голове с крашеными волосами и замысловатой прической.

Я дико разозлился, но все же понимал, что должен держать себя в руках. Ведь на самом деле никакой я не агрессор и склонности к садизму у меня нет. Что бы там ни воображала эта бессовестная дурища.

Поэтому я придавил в себе злобу, дождался, пока мать выйдет из кабинета, и даже сделал вид, что не замечаю ее покрасневших глаз. Раз уж мама хочет притворяться, что все в порядке, – отлично, я ей подыграю.

По пути домой мне вдруг стало интересно: а куда взаправду подевались обрезки маминых ногтей? Я сообразил, что у мамы не было времени обыскать как следует дом. А ведь эти обрезки – не выдумка, а физически существующая где-то улика.

Значит, надо хорошенько поискать, докопаться до правды.

* * *

Но поисками заняться не довелось.

Оказалось, мать позвала к нам в гости – как она выразилась, «на новоселье» – своего приятеля, Андрея Петровича.

Этот ее приятель навещал нас не так чтобы часто, но страшно мне не нравился. Я предпочел бы никогда его не видеть. Во-первых, пьющий. Во-вторых – мент. Как мне кажется, мама могла бы найти себе компанию и получше.

За ужином я сидел как на иголках, косясь на «дядю Андрея», – он давно велел мне называть его дядей, и я мысленно окрестил его «дядюшка Скрудж», потому что какой из него дядя?

Но жмот он был, точно, первостатейный. Всегда приходил к нам в дом с пустыми руками. Ни разу даже цветов не принес. Ни одной занюханной ромашки.

Противно было наблюдать, как он обливался потом, придумывая какие-нибудь специальные наводящие вопросы, чтобы меня расшевелить. Наладить, как говорят школьные училки, контакт с ребенком. В разговоры со мной он лез, разумеется, не из интереса ко мне, а только чтоб угодить матери. Пустить ей пыль в глаза.

Я отвечал ему односложно, а потом врубил телик: посмотреть передачу по «Дискавери» про то, как в Средние века делали корабли. Я люблю про корабли.

Но матери это не понравилось. Она выключила телевизор и отправила меня в мою комнату:

– Иди лучше спать. А то ты постоянно не высыпаешься.

Я разозлился, но ушел. Спать, конечно, не лег. Вместо этого встал возле двери и подслушал их разговор.

Даже если обе двери – и моя, и кухонная – плотно закрыты, каждое слово слышно так, словно его произносят прямо в твоей голове. Уж такая в этой новой квартире отвратительная акустика.

Мать начала жаловаться менту на мое поведение. Рассказала, как мы навещали психологиню. «Дядюшка Скрудж» сейчас же посоветовал матери поскорее отвести меня к психиатру. Мать вздохнула:

– Я заранее знаю, что скажет психиатр. Скажет – пусть ложится в больницу, мы его понаблюдаем. Они иначе не работают! А уж когда Макс попадет туда, диагноз ему обеспечен по-любому. Уж что-нибудь да нарисуют. Они так устроены. Такое у них мышление, у этих специалистов. Ты-то знаешь это, Андрей!

– Марина, зная, кто отец твоего парня…

– Андрей, не надо. Пойми – ведь это психушка! Клеймо на всю жизнь. И представь, как там обращаются с пациентами, – сделав долгую паузу, сказала мать. – Макс добрый мальчик. Он всегда был тихим, послушным. Ну грызет ногти. Ну нагрубил разок… Ножницы взял… Другие подростки в его возрасте вообще бог знает что вытворяют!

Ага! Значит, ей не так уж и наплевать на меня? Я порадовался.

Но «Скрудж» давил свое:

– Не преувеличивай, Марина! Психушка – больница. Такая же, как и все остальные. А тебе надо хотя бы немного отдохнуть от этого мальчишки. Ты посмотри на себя, как ты извелась с ним – за последний год состарилась лет на десять!

Хорошенькие у матери друзья, ничего не скажешь!

Я испугался, что, если подслушаю еще что-нибудь в этом духе – не удержусь: выскочу из комнаты и скажу прямо в лицо этому козлу, какой он козел и сволочь.

Я отошел подальше от двери, взял в руки книгу «Парусные корабли Западной Европы. Моделирование» (ее когда-то подарил мне отец) и сел читать. Чего бы я не отдал за то, чтобы отец был теперь рядом! Все свои корабли отдал бы. И старые, и новые. Даже самые любимые.

Я бросил книгу и лег на кровать не раздеваясь, поверх одеяла. Спать я не собирался – думал просто дождаться момента, когда этот «дядюшка Скрудж» уберется из нашей квартиры. Я хотел поговорить по душам с мамой.

* * *

Кажется, я только на секунду прикрыл глаза, и в комнате что-то стукнуло. Мне даже почудилось, что я видел собственными глазами, как нижний ящик комода захлопнулся сам по себе.

Скорее всего, это был сон.

Открыв глаза, я уперся взглядом в темноту, в которой, разумеется, никакого комода было не разглядеть. Но вскоре от стены до стены протянулся снова серебряный луч.

Я встал с постели и заглянул в дыру.

За стеной стоял человек.

Он стоял посреди комнаты спиной ко мне, сильно ссутулившись, и чавкал. Омерзительный звук. От него меня прошиб пот и едва не затошнило.

Я хотел уйти, но тот урод развернулся, и я увидел, что он глодает собственные ногти. Сплевывая отгрызенное в кулак. В точности как я это делаю.

Наверное, в тот миг я впервые испытал к нему что-то вроде симпатии, смешанной с жалостью и сочувствием. Ведь это не бывает просто так. У него душевная травма. Он пытается защитить свой мир.

Человек поднял голову, и я увидел темное, худое лицо со впалыми, ссохшимися щеками древней мумии.

Сама тьма таращилась на меня черными ночными глазами. Грызун стоял против света, лучи обрисовывали его контур, скользя по краю. Но вот он повернулся, и что-то сверкнуло красным, как зрачки собаки в темноте. Его глаза.

Влажный блеск на краешке искривленной губы – это повисла слюна, когда он перестал обкусывать ногти и опустил вниз руки.

Ну уж теперь никто не скажет, что я – псих! Надо сейчас же показать жуткого типчика за стеной маме. Пусть полюбуется!

Не зажигая света, я кинулся через коридор.

Мама уже легла – электричество во всей квартире было погашено. Я распахнул дверь в ее комнату и… На фоне светлого квадрата окна на материной постели раскачивалась гигантская туша двухголового зверя. Увидев его, я заорал.