Александр Матюхин - 13 маньяков

• Название: 13 маньяков
• Автор: Александр Матюхин
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090355-9

13 авторов.

13 рассказов и повестей.

13 серийных убийц и маньяков.

Создатели антологий-бестселлеров «Самая страшная книга 2014» и «Самая страшная книга 2015» представляют новый уникальный проект – сборник, целиком и полностью посвященный, пожалуй, самой ужасающей теме современности.

Писатели, работающие в жанре «хоррор», заглянули на свой страх и риск в кровавую бездну человеческого безумия – и готовы поделиться с вами теми кошмарами, которые в этой бездне увидели.

Не для слабонервных. Не для детей. Не для беременных.

Будь осторожен, читатель. Эта книга способна свести с ума.

Безумие – заразно…

---

Выходные закончились, утром мне надо было идти на работу. Я мог бы ее связать, но это был все же риск. Мне нужна была ее полная неподвижность.

– Соляная кислота химически стабильна при соблюдении правил обращения, – говорил я, аккуратно ставя заполненную на две трети стеклянную банку на живот Николь. – Она относится к числу наиболее сильных кислот и химически весьма активна. Разрушает бумагу, дерево. Неограниченно растворяется в воде с выделением тепла… Это называется?.. Правильно. Экзотермический процесс. Реагирует почти со всеми металлами, щелочами и солями. При взаимодействии с сильными окислителями образуется хлор. Растворяет большинство металлов, кроме Aurum, Argentum, Platinum, Tantalum, Niobium и некоторых других, с выделением водорода. Со многими оксидами и гидроксидами металлов образует хлориды, выделяет свободные кислоты из таких солей, как фосфаты, силикаты, бораты и других…

Я взял в руки синий пластиковый пульверизатор, из которого жена брызгала на белье перед утюжкой.

– При контакте соляной кислоты с влажным воздухом образуется кислотный туман, который вызывает гиперемию кожи.

Я с улыбкой несколько раз нажал на пластиковый рычажок, выпустив под потолок быстрое мокрое облачко. Николь начала мелко дрожать. Банка на ее животе закачалась, жидкость забултыхалась, облизывая стенки в опасной близости от широкого горла.

– Замри, Азотова! – приказал я. – Мне нужно уйти. Не хочешь увидеть горячий клюквенный кисель из своих кишок – не двигайся.

С легким сердцем я тихо затворил за собой дверь спальни.

В школе, естественно, никто не обратил внимания на отсутствие одной из учениц. Двоечница-прогульщица – что в этом удивительного? Не ходит к бабке в больницу? Что с них взять, с отморозков, детишек современных? Да и бабка почти в себя не приходит, не сегодня завтра поди помрет…

* * *

Я играл с моей куколкой уже четыре дня. Я заводил ее снова и снова, как музыкальную шкатулку, не в силах бороться с необъяснимым влечением. Она утоляла мою жажду, но ненадолго. Пока я был дома, я не мог успокоиться, а на уроках думал, как в это время неподвижно плавает моя бледная, слабеющая рыбка в своем полиэтиленовом аквариуме.

Я летел домой, как на крыльях. Торопливо отпирая дверь, я вдруг почувствовал неладное. Так и есть – распростертая на полу, изогнувшись немыслимым образом, чтобы не опрокинуть банку, моя Николь дотянулась одной рукой до пола и скребла по нему отросшими ногтями. Немигающие стеклянные глаза уставились в потолок, из носа текло поверх куска скотча, залепляющего рот, до самого подбородка. Несколько слоев полиэтилена уже превратились в рваные белесые лохмотья. Она словно не замечала моего присутствия и продолжала свое бессмысленное, безумное занятие.

Я разозлился. Я рассвирепел. Непослушная девчонка, дрянная кукла!

Я вбежал в кухню и выхватил из ящика нож. Это был отменный нож. Я привез его когда-то из Японии. По лезвию вилась надпись черной латиницей: All stainless steel molybdenum vanadium. VERDUN. А потом – иероглиф «дзен».

Я вернулся в комнату к Николь и сжал ее запястье так, что затрещали косточки.

Чтобы не царапала полиэтилен своими ногтями! Чтобы, сука, не царапала… своими ногтями! Не царапала! Не царапала! Ногтями… своими… Не смела… сука… царапать!

Ее вой сквозь сомкнутые челюсти был прерывистым, утробным и перешел в лающее неистовство, когда она в беспамятстве начала брыкаться, и содержимое банки выплеснулось на живот и грудь. Прозрачные ручейки зазмеились по напряженным потным бокам и собрались в длинные лужицы вокруг корчащегося тела. Несколько капель попали мне на лицо.

– Двоечница! – рявкнул я. – Двоечница! Тупица! Слушать надо на уроках! Что учитель говорит! В банке – вода обыкновенная! Аш два о! Была б кислота – ты бы уже задохнулась от паров!

Я так расстроился, что даже не почувствовал возбуждения. Я кое-как перевязал ей руки и оставил лежать одну в темноте – растерзанную, окровавленную, одураченную.

* * *

Утром я решил не ходить на работу, позвонил, сказал, что заболел. Я не мог оставить Николь без присмотра, ведь фокус с кислотой уже не работал. А моя куколка достигла того уровня отчаяния, когда помутившийся рассудок приравнивает желание избавиться от мучений к желанию вырваться из реальности, из жизни.

Она совсем ослабла, ей было больно. А мне было стыдно за вчерашнее, за свою вспышку гнева. Я хотел загладить вину. Но, увидев, как она хмурит бровки, я снова погрузился в транс. Похоть выдирала мне хрящи и выворачивала мышцы внизу живота. Жар ее подмышек и запах крови заставляли хрипеть и морщиться. Я кусал ее за лицо, пока она сотрясалась в такт ударным волнам, которые я обрушивал на ее худенькое тело. Наконец знойный и мутный воздух вырвался из моих легких долгим воющим стоном, и я замер. Я еще долго лежал с ней рядом и гладил ее спутавшиеся волосы. Кажется, я потерял счет времени.

Она больше не шевелилась. Разум погас в ее глазах, она впала в неподвижную смертельную тоску. Она даже не дернулась, когда позвонили в дверь.

Доставили мой заказ – всякую экзотику из китайского ресторана. Набор палочек и соусов – на одного. Во всем нужно соблюдать осторожность.

Я хотел доставить моей куколке удовольствие, накормив вкусной едой. Я даже открыл бутылку дорогого вина. Я терпеливо показывал ей, как правильно держать палочки. Конечно, у нее ничего не получалось – может быть, из-за искалеченных пальцев, может быть, из-за того, что уже несколько часов она была мертва.

Купорос мой медный, почему ты бледный?

Зато теперь я мог снять скотч с ее рта. Нижняя челюсть тут же с тихим звуком немного опустилась, так что стал виден передний резец с отколотым кусочком. Я чуть не заплакал от благодарности за этот прощальный подарок. Я поцеловал ее в мягкие мокрые губы и стал пить вино. Просто сидел, держал ее за руку, пил вино и любовался своим сокровищем.

Отправляясь спать, я установил сплит-систему в режим максимального охлаждения.

* * *

Николь начали искать. Умерла бабка, и понадобились родственники. Тогда-то участковый и засуетился, увидев в огороде их дома сгоревшую без полива рассаду, разбитое окошко на веранде… Меня допрашивали дважды, как и всех остальных. Бесконечно задавали одни и те же вопросы. Я чуть не умер от скуки.

По дороге домой я предвкушал, как компенсирую себе потраченное время…

Моя куколка встретила меня уже раздетая, покорная, спокойная. Холодная, как лед, и готовая на все ради меня. Я порылся в ящичках туалетного столика жены, нашел кое-какую косметику… О, какой вульгарной она сделалась, моя Николь! Румяна маслянисто блестели на бледной коже, ресницы слиплись от туши, а губы хищно краснели, словно вымазанные устричным жиром. Я готов был молиться этому землянично пахнущему идолу. Это не я, это она играла со мной, а я брел за ней, как сомнамбула за лунным лучом, как моряк за сиреной. Я весь дрожал.

Окруженные догоревшими свечами, мы успокоились только под утро. Мне было жаль покидать ее, но все же я не мог спать в таком холоде. Едва остывал пот на моем возбужденном теле, в кожу как будто впивались ледяные иглы, а изо рта шел пар. Я плотно закрыл дверь спальни, забылся сном на пару часов, а потом выпил обжигающий кофе и отправился на работу.

* * *

Она подарила мне еще два дня, еще сорок пять часов, каждую минуту из которых я буду помнить всю свою жизнь.

Окислитель – грабитель…

Несмотря на жуткий холод, она, конечно, начала портиться. Сегодня был наш последний вечер. Нарумяненная и напудренная мертвая кожа тускло блестела в свете ароматической свечи, ее удушливый ванильный запах уже не перебивал отчетливый дух разложения. Я поужинал в ее молчаливом обществе, а когда начало смеркаться, туго запеленал ее в полиэтилен.

Она была теперь еще больше похожа на куклу. Не новую, бывшую в употреблении, использованную много раз. Сломанную. Она источала аромат отвергнутой святыни, гниющих мокрых цветов. Ее тело, затянутое в полиэтилен, было так обреченно соблазнительно, что я не удержался… Я терся пахом о полиэтиленовый кокон, пока мозг не засыпало золотой пылью. Я обнимал ее и всхлипывал, как младенец. Я был так счастлив…

Магний, кальций, цинк и барий – их валентность равна паре.

Я обернул свой драгоценный сверток старым байковым одеялом, служившим ей постелью, и добавил еще пару слоев оставшегося полиэтилена. Теперь это был просто аморфный пакет со строительным мусором. Мне стоило больших усилий вынести ее на плече из дома. Слава богу, в темноте никто бы не смог заметить градом катившийся с меня пот и дрожащие под тяжестью ноши колени. Впрочем, мне и не встретился никто из соседей, и я дошел до помойки, а потом, незаметно за деревьями вильнул в проулок к припаркованной заранее машине. Затолкал сверток в багажник и выехал на пустырь за частным сектором, к пологому берегу реки. Облив бензином мою куколку, я чиркнул спичкой.