Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые

• Название: Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: Новая полиграфия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006

В первой части автор, бывший заключенный колымских лагерей, рассказывал о лагерной одиссее своего героя (кстати, Сергей Морозов — Вячеслав Пальман). Во второй — Вячеслав Иванович повествует о том, как работал по вольному найму в Западном горнопромышленном управлении (ныне Сусуманский район), в частности в совхозе «Сусуман», который прекратил свое существование в середине 90-х годов прошлого века. Как осваивал вместе с товарищами по несчастью колымскую землю, на которой выращивал капусту, картофель, зелень, а в теплицах — помидоры и огурцы. «Описание многих событий страшных лет были получены мною из разных источников, в том числе — слухов. Немало рассказов о том же я слушал из уст людей, прошедших лагерные годы: эти разговоры были, конечно, и явные, и искаженные, мне трудно было отсеять истинное от наносного, отсюда — цепь ошибочных картин, домыслов. Рядом с ними — увиденное своими глазами, услышанное от людей, переживших злые месяцы и годы. Но главное, что стало костяком рукописи, было и остается — личные мои переживания, — все увиденное и услышанное от людей, как и я, прошедших страшные годы. Что-то от таких источников было ошибочно, что-то приукрашено, но основа написанного в романе — мои переживания — не из числа придуманного. И основа-то событий — это явь. Страшная и живая. Явь. которая и ныне, временами, не дает покоя душе.» Вячеслав Пальман (из письма)

---

Морозовы уговорили Наталью Васильевну пройти по теплицам, отвлечься от переживаний. Она пошла, дивилась обилию красных помидоров, в удивлении остановилась в коридоре второго блока, где всюду были цветы, а у выходов подымались до стекла древовидные красные и зеленые растения клещевины. Тропический лес…

— Труд создал человека, а человек свободный воссоздает красоту. Но ведь это оазис только, а вокруг — зоны, как и у нас…

— Труды Оли и ее подруг, — Сергей не скрывал гордости. — Геологи, горняки приходят, просят разрешения посидеть здесь хотя бы полчасика, вспомнить, что на белом свете существует красота, а не только голый камень, лед и кровь…

— Ох, как бы мне хотелось устроить нечто подобное в своем хозяйстве! — вздохнула Наталья Васильевна. — Боюсь, что не удастся. Не позволят, чтобы в концлагере, куда привозят умирать, люди увидели цветы… Как посмели? И все-таки, помогите мне в этом, Сергей Иванович. На зло всем чванливым полковникам!

— Скорей стройте теплицу, добывайте лес, кирпич, стекло. Чертежи у вас. За мной дело не станет.

Он проводил ее к машине. И тихо сказал:

— Не повредите себе или Николаю Ивановичу. Будьте осторожны. Дождемся конца этого ада кромешного!..

Прошло совсем немного времени, и в один ненастный дождливый день, уже под вечер, к Морозовым постучались. Дверь открыла Оля и увидела на крыльце Наталью Васильевну.

Ока была неузнаваема. Осунувшееся, постаревшее лицо, взгляд человека, который едва владеет собой то ли от нервного перенапряжения, то ли от чрезмерной усталости.

— Не ждали? — спросила, слабо улыбнувшись. — Я из Магадана. Автобус дошел до Берелеха и сломался. Куда деваться? Вот и пошла к вам.

— Пешком?

— Да, пешком. Боюсь ездить с незнакомыми шоферами.

— Входите скорей, раздевайтесь, — Оля заторопилась. — Сейчас я устрою душ, а вы пока полежите, снимите усталость. Сережа придет поздно, у них сегодня сбор в теплицах, пока закончат да на склад отправят…

К приходу Морозова Наталья Васильевна успела отдохнуть. Закуталась в халат Оли и с удовольствием села за стол перед чашкой горячего чая. Оля не спешила расспрашивать ее, возилась с дочкой, кормила, жаловалась, что молока у нее мало, и слушала советы гостьи.

Вошел Сергей, поднял в приветствии руки.

— Вот приятный сюрприз! Здравствуйте. Опять в путешествие?

Из… Значит, туда ехали мимо и не сумели заглянуть? Что нового?

Он ждал рассказа о создании огорода, строительстве теплицы. Но Наталья Васильевна вдруг сказала:

— Меня исключили из партии. В политуправлении Дальстроя. В присутствии самого Никишова.

И опустила голову.

Молчание повисло в доме. Оля тихонько прошла в спальню, уложила заснувшую дочку, подошла к гостье и обняла ее, прижавшись щекой к щеке.

— Значит, журнал со статьей Герасименко вышел? — сказал Сергей.

— Да, его прочитали на Лубянке, потом в Дальстрое — с соответствующим указанием о расследовании. Редкостное дело: заключенный с Колымы выступает во всесоюзном журнале! Мне задали вопрос: кто отправил рукопись в Москву? Я не стала лгать, ответила, что отвозила лично, когда летала по вызову. Вот тогда и началось! Ушат гадости на мою голову. Я тоже не молчала, сказала, что любой врач сегодня больше всего думает о раненых солдатах на фронте, что гуманность и желание помочь… Ну, и все такое. Кажется, погорячилась. Никишов наорал на меня, пригрозил тюрьмой. Я сгоряча и бухнула: «Это вы умеете. А вот лечить…». Тут возникла пауза, Никишов побагровел, за сопел, но промолчал. Я положила, как было приказано, билет на стол. И не дожидаясь, пока погонят, вышла из кабинета. Похоже, они опешили. Никто не остановил, не приказал вернуться. Привыкли к иным судилищам, когда на колени падают, молят о пощаде и каются.

Передохнув от длинной речи, она добавила:

— Лишь позже я подумала о последствиях. На мне они уже отыгрались. Теперь возьмутся за автора статьи, за Николая. Вот о его судьбе я вгорячах не подумала. Страшно за него. Все время страшно. Завтра приеду, а его уже нет. Ну а если дознаются, что у нас с ним близкие отношения, нам обоим не сносить головы.

Она закрыла лицо ладонями и заплакала.

— Ведь мы любим друг друга! Любим! Что они сделают с нами?!

— Ничего не сделают, — сердито и громко сказал Сергей. — Они ничего о ваших отношениях не знают. И не узнают. У них только одно на уме: журнальная статья. Вы точно выложили им нравственную сторону своего рискованного шага. Об этой стороне они давно забыли. Это забота о раненых на фронте, о человеке вообще. Не мешало бы сказать и о Бурденко, его имя сбило бы с них спесь.

— Ох, как же я не сообразила!

— У вас еще будет возможность. Приедете к себе, вас вызовут в политотдел. Насколько я помню, есть такой порядок: исключают из ВКП(б) в той парторганизации, где коммунист на учете. Так?

— Кажется, так.

— Вот там вы и скажете, что статью отдали самому начальнику медицинской службы Красной Армии, академику, генерал-полковнику Бурденко. И посмотрите, извиняюсь, на рожи ваших судей. Скиснут! И ничего вам не сделают. А вот Николая Ивановича могут отправить в другой лагерь. Если эта мысль будет высказана, вам, наверное, следует напомнить им, что Бурденко знает о судьбе автора этой важной для фронтовых врачей статьи. Все чекисты Дальстроя как огня боятся попасть на фронт. Конфликт с человеком такого ранга, как главный хирург Красной Армии, для здешних полковников опасен. Вот и все. Вы уже доказали свою смелость и решимость. Не теряйтесь перед мелкой сошкой. Они — трусы!

— О, Господи, я так растеряна, так напугана! Мне бы на том заседании сказать все это, мысль бродила в голове, а вот забыла. Вы правы, Сергей Иванович. В конце концов, напишу в Москву редактору журнала. Если у него взыграет самолюбие, он и самого Берия не побоится.

— Козыри в ваших руках. Не так страшен черт… Давайте я вам горячего чаю налью, этот уже остыл. Или, может быть, мы с вами по рюмочке, за счастливый исход дела? Смотрите, какую закуску несет нам Оля!

ТАКИЕ ВЫСОКИЕ ГОСТИ…

1

Из конторы агробазы к Морозовым прибежал дежурный, крикнул:

— Сергей Иванович, срочно к начальнику. Второй раз звонят…

— Скажи, что вышел. Иду.

Эти частые вызовы в контору, в управление, в поселковые учреждения всегда срочные, без понятия о его занятости, всегда к людям в погонах и почти всегда по пустякам вызывали у Морозова чувство протеста. Они подчеркивали его подчиненность, общественную неполноценность, они напоминали Морозову, что он — всего лишь приставлен к делу и если проявит строптивость, то будет вышвырнут, отстранен, а то и хуже… Моральная удавка над каждым, кто прошел через Севвостлаг.

Ходьбы от агробазы семь минут, проверено. Очевидно, не к начальнику совхоза, тот приходит сам.

Сергей еще издали увидел высокого человека в офицерском плаще, он прогуливался туда-сюда перед конторой, руки назад. В стороне стояла черная «эмка». Шофер сидел у открытой дверцы. Начальник совхоза стоял в стороне.

— Здравствуйте, Морозов, — незнакомый посетитель первым протянул руку. Плащ его распахнулся, блеснул золотой генеральский погон.

— Здравствуйте, — Сергей не знал, как величать посетителя. Тот догадался, сказал:

— Меня зовут Иваном Семеновичем Сидоровым. Я начальник политуправления Дальстроя, и у меня, и у вас есть неотложное дело. Давайте пройдемся по полю, по теплицам, я вам кое-что расскажу, а вы мне кое-что покажете.

Неожиданность и некоторая боязнь столь высокого чина прошли. Оставалась неизвестной причина такой заинтересованности к совхозу. И неловкость перед начальником совхоза, которого генерал вроде бы вообще не замечал.

— Знаю, — сказал Сидоров, когда они пошли, — что вы здесь почти три года и кое-что успели сделать для хозяйства. Управление вашей работой довольно. А ведь агрономический опыт у вас небольшой, верно? До ареста вы поработали в колхозах менее трех лет, а потом… Читал ваши статьи в магаданской газете и журнале. Неплохо. Вы вообще владеете пером, это мои сотрудники говорили, они ведь все читают, такова их работа. Сами-то вы довольны своим трудом, жизнью?

— Не жалуюсь, — Сергей с трудом подобрал нейтральный ответ.

— А семья как? Здоровье супруги?

— Спасибо, — и умолк. Странные вопросы. Что ему моя семья? Эта мысль беспокоила, как все непредвиденное.

— В Дальстрое вами довольны, — продолжал Сидоров. — Вы подняли совхоз и, как специалист, на хорошем счету. Ну, а мы, кажется, уже на месте. Это ваши теплицы?

— Первый блок. Он сильно просел, вытаяла вечная мерзлота.

— Понятно. Но давайте договоримся так. Я буду смотреть, делать замечания, а вы их записывайте. Есть блокнот?

— Да, вот он. А карандаш… Что такое? Забыл…