Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек

• Название: Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
• Автор: Майкл Муркок
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00070-1

Имя английскою писателя Майкла Муркока известно многим. Это один из самых разносторонних и непредсказуемых авторов в жанрах научной фантастики и фэнтези, создатель знаменитых сериалов и саг об Элрике, Коруне, Джеке Корнелиусе и других прославленных литературных героях. Произведения, представленные в этом томе, безусловно, порадуют читателя. Поклонники серьезной литературы найдут здесь жесткую психологическую прозу, любителям детектива придется по душе напряженный сюжет, и, наконец, просто почитатели творчества мастера еще раз столкнутся с его загадочным миром, столь же сложным и непостижимым, как и сама тайна мироздания.

---

— Уходите, я хочу спать, — говорит она. — Хочу спать!

— Нет! Вы должны посмотреть на зайца. Как он сюда попал?

Она неохотно встает и идет за мной. Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц еще там.

— Смотрите!

Она стоит рядом и тоже изумлена:

— Бедняжка, мы должны его спасти.

— Спасти?! — Я потрясен. — Спасти? Нет, я убью его, и мы сможем его съесть.

Ее передергивает:

— Как вы можете быть так жестоки?

Заяц скрывается за углом. Я в ярости, все нервы натянуты до предела.

— Он убежал!!

— Наверное, это к лучшему, — говорит она примирительно. Я разъяряюсь настолько, что начинаю даже всхлипывать. Она трогает меня за руку: — Что случилось?

Я сбрасываю ее руку, но через мгновение оказываюсь рыдающим на ее груди. Она похлопывает меня по спине, и мне становится легче.

— Можно, я пойду к вам в постель? — шепчу я.

— Нет, — спокойно отвечает она. — Вам надо отдохнуть.

— Умоляю! — настаиваю я, но она вырывается и отступает к двери.

— Нет! Отдыхайте.

Я иду за ней, возбужденный, с горящими глазами.

— Вы кое-что должны мне, — злобно бормочу я. — Вы все должны мне!

— Уходите! — со страхом просит она, и угроза в голосе сменяется отчаянием. Я выхожу в коридор вслед за ней. Она бежит, но и я бегу и успеваю схватить ее, прежде чем она доберется до своей комнаты. Она пронзительно кричит. Я сжимаю ей пальцы и медленно отгибаю назад, одновременно зажимая ей рот, чтобы прекратить эти жуткие крики. Кости, окруженные тонкой, бледной плотью, ломаются. Не все сразу. Я вонзаю зубы в сухожилия, кровь сочится мне в рот. Убивая ее, я плачу.

Зачем она выпила мою душу через нанесенные ею раны и я стал волком? Или зверь всегда таился во мне, и достаточно было причинить ей боль, чтобы ярость вырвалась на свободу?

Но — она мертва.

Я забыл об этом и искал ее в этом чудесном городке.

Теперь мертва и другая.

Пусть убийство поглотит меня, покуда я не превращусь в безвредную жалкую песчинку, защищенную ничтожными размерами…

О Боже, моя кровавая возлюбленная…

Всепоглощающая страсть (Пер. с англ. Н. М. Самариной

Я осторожно крадусь по мягким, сухим стружкам. Вокруг смутно вырисовываются очертания покрытых брезентом штабелей бревен. Именно в такие темные, как эта, ночи, я особенно наслаждаюсь своей работой; плоды моих трудов тогда видны гораздо лучше.

Рот становится настолько сухим, что напоминает высохшее дерево, по которому я ступаю. Легкие дышат учащенно, сердце тяжело колотится о ребра. А вот и укромное местечко, где высятся сложенные легкие рейки. Прекрасная растопка.

Из маленького, специально приспособленного кармашка я извлекаю блестящую бензиновую зажигалку. За нажатием пальца следует шаркающий звук колесика, потом от кремня к фитилю случайно проскакивает искра и становится виден дымок. Как оно совершенно, это крохотное, остроконечное, вечно колеблющееся пламя!

В карманах куртки лежит туго скрученная бумага. Я запихиваю ее в промежутки между сложенными рейками. Теперь надо поднести огонь.

Пламя, изящно устремляя вверх прелестные, ищущие язычки, скользит дальше по дереву. Легкие наполняются восхитительным запахом дыма.

Я отступаю назад, мне хочется смеяться при виде сотворенного мною огня. Скоро он поглотит штабеля древесины. Но мне надо бежать. Бежать далеко. Если застукают, то закончатся мои дни творения. Так тепло у огня, но надо смываться, несмотря на пробирающий до костей ночной холод.

«Новый большой пожар. Подозревается поджог. Маньяк на свободе?»

Джордан Меннел читает заголовок, и сердце его учащенно бьется. На красивых губах блуждает улыбка, темные глаза жадно пробегают колонки.

Вот и еще один шедевр создан.

Всего десять. Десять великих творений сердца. Десять триумфов, десять маленьких тетрадок с аккуратно вклеенными вырезками. Теперь для них есть имя. А у него — есть псевдоним.

Джек — Поджигатель!

Завтра я попробую в одиннадцатый раз. Хватит мелких поджогов в садах, хватит случайных спичек, украдкой брошенных в корзины для бумаг. Отныне — только грандиозные дела. Огромные древесные склады, свалки резиновых отходов, резервуары с бензином. Я, аки Господь, создаю пламя, которое все уничтожает. Да, я и создатель, и разрушитель. Эта сила — в моих руках. Великолепная мощь прыгающего, гудящего, ревущего, рвущегося ввысь пламени — багрового, золотисто-рыжего, серебристо-голубого. Гигантские столбы дыма и кровавое зарево на горизонте! А вокруг — безумная суета людишек, испуганных и бессильных!

Завтра — одиннадцатое, самое грандиозное творение. Завтра — мебельный магазин Деннисена. Никакой охраны, совершенно безопасно. Восемь этажей горючего материала. Подходящий памятник моему могуществу! Сегодня — унылая ткань и безжизненное дерево. Завтра — великолепная, ожившая глыба!

Он надевает черные брюки, темную рубашку, башмаки на мягкой подошве; нащупывает твердую, гладкую зажигалку, проверяет бумагу. Она на месте, около бедра.

Он подходит к замызганной задней двери с бурой отслаивающейся краской. Поворачивает в тугом замке ржавый ключ и выходит на булыжный двор. Потом, пройдя мимо ветхого сарая с дверцей, висевшей на одной петле, минуя покосившийся забор, попадает на узкую гаревую аллею. Потом его захватывает целый лабиринт дорожек, петляющих среди однообразных рядов домов. Впереди — яркие огни Хай-стрит, которую он пересекает броском. И тут же оказывается в темноте соседней узкой аллеи, состоящей из железобетонной стены и высокого забора из рифленого железа. Забор, словно пальцами, цепляется за небо своим заостренным гребнем.

Знак, нанесенный белой краской. Клочок пены на волнистой поверхности забора. После беготни по пустынной главной улице дышится тяжело.

Он снимает куртку и швыряет ее вверх, на острый гребень забора. Стремительный бросок — и, вцепившись в нее руками, он без особых усилий осторожно подтягивается и переваливается через забор. Повиснув на миг на одной руке, хватает другой куртку и падает вниз. С громким треском рвется ткань, но и куртка падает за ним следом. Он надевает ее и оглядывается по сторонам.

В силуэтах нагроможденных вокруг вещей легко угадываются древние комоды, престарелые диваны, кучи кроватных пружин.

Он достает острый стальной нож и пытается взломать замок на двери. Кромсает дерево, понимая, что эти следы могут обнаружить. Ну и пусть, думает он, пусть узнают, что это сделал я.

Я — в темном коридоре, пропитанном запахами лака, фанеры, ткани; бреду вдоль него и натыкаюсь на лестницу, ведущую в подвал. Я бывал уже здесь. Покупал когда-то стул в отделе подержанной мебели, расположенном в подвале.

Я знаю, что делать. Надо поджечь мебель, потом быстро подняться на восьмой этаж и запалить хранящиеся там ткани. Потом открыть окна, чтобы ветер хорошенько раздул пламя.

Я вынимаю маленький карманный фонарик и вожу лучом по подвалу. Шкафы, высокие комоды, книжные стеллажи, ковер на полу… Все на вид такое хрупкое. Тем лучше. Вот буфет, окрашенный в бледно-кремовый цвет, из очень тонких досок… Идеальное место! Вынимаю из кармана бумагу и кладу ее на нижнюю полку буфета. Рядом болтаются какие-то занавески, отделяющие другое помещение. Я рву их на куски, и кольца на них тихо побрякивают, затем распихиваю по разным полкам.

Достаю зажигалку. Неистовое ликование и ощущение собственного могущества затопляют меня. Я дышу тяжело, рука немного дрожит, сердце в грудной клетке выбивает бешеную дробь. Это — высочайший миг, это — почти все, чего я могу себе пожелать. Большим пальцем я жму на зажигалку.

Ничего не происходит. Короткая искра — и все. Нажимаю снова, раздается тихий щелчок. Мне хорошо знаком этот звук, когда кончается кремень. В полнейшем смятении чувств я извергаю мучительный стон и рву на себе волосы. Затем яростным взглядом оглядываю буфет. И он вспыхивает огнем.

И горит — с треском и ревом, ярко и немедленно — как не разгорается от слабого, трепещущего огонька. Я пристально оглядываю шкаф и мысленно желаю, чтобы и он загорелся. Но ничего не происходит. Тем временем пламя уже подбирается ко мне, и я поворачиваюсь и бегу из подвала, прыгая через несколько ступенек разом. Открываю на каждой площадке окна. Еще один пролет, и еще, и еще… Пока, тяжело дыша, не оказываюсь на последнем этаже.

До меня внезапно доходит, что сотворить еще один пожар нечем: нет ни зажигалки, ни спичек. В отчаянии я мечусь среди рулонов ткани, ваты и нейлона, которые так славно горят! Я чувствую себя как писатель без пера или художник без кистей. Холст передо мной, а писать по нему нечем! Нечем сотворить пылающее великолепие.

Меня вновь охватывает ярость. Бывает ли Господь в таком состоянии, когда творит Свои чудеса? Всем сердцем я желаю, чтобы загорелись вата и нейлон. И они… загораются. Совершенно неожиданно вокруг меня все разом начинает полыхать. Долгий-долгий миг я стою и упиваюсь зрелищем пляшущего огня, вдыхаю запах горящей ткани…