Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

• Название: Андрей Старицкий. Поздний бунт
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-021342-5

Андрей, младший сын великого князя Ивана III, со своим старшим братом, великим князем Василием III, жил в полном согласии. Но после его смерти в 1533 году у Андрея начались недоразумения с правительницей Еленой Глинской: по причине малолетства будушего царя Ивана IV многие бояре видели в Старицком кандидата на престол.Постепенно недоразумения перешли в неповиновение, а затем и в открытый бунт…

---

- Глазам своим не верю.

- Ты что?

- Да так. Почудилось.

- Что почудилось? Не темни.

- Вроде бы князь Овчина-Телепнев шатры перепутал.

- Окстись! Ты не говорил, я - не слышал.

- Прямо слово - померещилось. Не иначе.

Вечером следующего дня Елена остановилась в девичьем монастыре Покрова Богородицы сразу же за Балашихой. Провела она в нем, отбивая молитвенные поклоны и обливаясь слезами, почти без отдыха двое суток. Игуменья даже испугалась за ее здоровье, и ей едва удалось уговорить царицу-паломницу потрапезовать с ней, а не довольствоваться только сочивом.

И снова - в дорогу. Аж до самого до Покрова на берегу Киржача. Там вновь Елена сменила отшельнические бдения на молитву в храме женского монастыря. Истово била она поклоны и заливалась грешными слезами. Так и перемежался ее путь ночевками в лесу и изнуряющими молитвами в монастырских церквах, истязанием себя постом.

Господь в конце концов услышал ее молитвы. Снизошел. К радости Василия Ивановича, к радости ее родственников и даже, хотя и показной, радости государева двора царица понесла.

Узнала о беременности Елены и посадская Москва. Не безразлично, конечно, восприняла эту весть, противоречиво. Юродивый Дмитрий несколько дней подряд с приплясом кривляясь близ кремлевских стен, возглашал иерихонской трубой:

- Царица родит наследника. Тита родит[147]. Широкого ума.

Пророчеству юродивого верили все, но своих истинных мнений не выказывали. Только княгиня Ефросиния, услышав противное ей предсказание, плюнула себе под ноги и, показав юродивому исподтишка фигу, буркнула сердито:

- Типун тебе на язык!

А дома вновь устроила мужу взбучку.

- Что я тебе говорила?! О чем предупреждала?! Князь Андрей тоже был весьма расстроен, но крепился.

- Бог даст, Елена дочь родит.

- Гадай теперь на киселе? Прежде нужно было понастойчивей действовать, а не лизоблюдить!

- Все в руках Божьих.

- О своих руках тоже не грех помнить! Как всегда, последнее слово осталось за ней. Грустные дни потянулись в теремном дворце князя Андрея Старицкого. С тревогой здесь ожидали, кем разродится царица. Княгиню Ефросинию раздражали любые слухи. Она с неприязнью слушала рассказы о том, что Василий Иванович на цыпочках ходит вокруг беременной супруги, а если случается какой недогляд у слуг, тут же нерадивцы изгоняются из Кремля. Ефросиния даже позволила себе осуждать государя:

- Прежде с ним такого не случалось. На оплошность слуг и даже на явную леность иных он поглядывал сквозь пальцы. Теперь же словно подменили нашего царя.

Подошел к концу август - девятый месяц беременности великой княгини царицы Елены. Он выдался жарким, и у сенных девушек появились новые обязанности - обмахивать госпожу свою опахалом из лебединых крыльев, которые дворцовые умельцы приладили к серебряным жезлам. Жара изнуряла, и все ждали хотя бы одной тучки на небе, хотя бы легкого ветерка.

За день до родов на бездонном небе засеребрились кисейной тонкости перистые облака, потянул прохладный северный ветерок - все облегченно вздохнули. Но вскоре вздохи облегчения сменились покаянными молитвами и страхом: к ночи небо заволокло сплошными черными тучами, зарокотал гром, засверкали молнии, но ни одна капля дождя не омочила иссохшую землю, а все усиливающиеся порывы ветра поднимали столбы пыли.

В царевом дворце переполох. Царицу увели в самые дальние покои, дабы пыльный воздух не повредил ее здоровью.

Наконец черноту туч рассекла молния от края до края, а гром загрохотал так, словно под самым ухом выстрелил сразу десяток царь-пушек, первые капли дождя, первые горошины града сыпанули на землю, сбивая пыль, но это не принесло успокоения - грохот все усиливался, а ветер набрал такую силу, что оторопь брала.

Вот уже взвихрились соломенные крыши Скородома, пришла очередь досок с тесовых крыш, полетела черепица. Застонали деревья под напором урагана, он гнул их до земли, безжалостно вырывал с корнями вековые дубы, и они, падая, подминали под себя плетни, крепкие оплоты, бани, конюшни и даже добротно срубленные дома.

Люди съежились от страха. Попадали на колени перед образами, истово крестясь и прося у Бога милости для себя.

В Кремле же страх усиливался еще тем, что у царицы начались роды. Заголосили колокола на звонницах кремлевских храмов, отгоняя нечистую силу, а на тот случай, если все же ей удастся прорваться сквозь колокольный звон, должны преградой ей стать одетые во все черное выборные дворяне, беспрестанно челночившие на вороных конях под окнами светелки, в которой рожала царица. Ветер буквально вырывал всадников из седел, но они наперекор всему исполняли свое почетное и ответственное задание донельзя старательно.

Во всех храмах шли службы: молились, содрогаясь от страха, когда над куполами разламывал небо душераздирающий гром.

Княгиня Ефросиния тоже молилась вместе с другими княгинями и боярынями, стоя на коленях в храме Архангела Гавриила. Но не ради удачных родов царицы были ее молитвы, не ради прекращения страшной грозы с ураганным ветром; она, беззвучно шевеля губами, молила Иисуса Христа о неудачных родах, а если этого сделать ему не под силу, то пусть родится по его воле девочка.

На свет появился сын[148]. В мгновение ока об этом узнал весь государев двор, все бояре - возликовал Кремль. В основном - лукавя. Елену-царицу мало кто уважал. К новорожденному тоже отнеслись с предубеждением, рассуждая так: яблоко от яблони далеко не катится. Но мысли мыслями, а попробуй не взликуй вместе с царем-батюшкой, тут же угодишь под его гнев. Окованы были Федор Мстиславский, Воротынский, Щеня, Горбатый, Плещеев, Морозов, Лятский, Шигона лишь по подозрению на недоброжелательность к Елене. Разве это - не пример? Теперь у родственников опаленных князей появилась надежда: велит царь на радостях отворить двери подземелий Казенного двора, вернет всем прежние чины и родовые вотчины.

У каждого свое. Царь Василий Иванович вряд ли тоже ликовал вполне искренне: ревность нет-нет да и давала о себе знать. Но он не давал никому повода усомниться в его беспредельной радости, велел щедро одарить всех московских нищих на церковных папертях, дабы молились они за здравие наследника, отправил знатные взносы в те монастыри, которые царица Елена посетила с молитвами о чадородии.

Не забыл государь и об окованных князьях: к великому удовольствию их родных и друзей велел выпустить на свободу и вернуть все отнятое. В довершение Василий Иванович объявил о поездке в Троицко-Сергиевскую лавру, где намерился крестить сына. Стать же крестным отцом предложил брату Андрею, и тот покорно согласился.

Не желая нового скандала, князь решил до времени умолчать об этом предложении, но княгиня Ефросиния узнала и о слове царя, и о согласии мужа.

- Ты даже не напомнил брату своему, что он крестный отец нашего сына Владимира, им же определенного в наследники престола?!

- О чем теперь печалиться, Ефросинюшка? Стало быть, не судил Бог. Кто же уступит трон племяннику, когда есть сын - законный наследник?

- Законный?! Нагулянный[149]!

- Не гневи Бога. Не домысливай того, что могло и не быть.

- Но могло и быть. Я уверена: было. Ты просто обязан объясниться с братом, а не услужливо исполнять всякое его желание. Даже оскорбительное, как нынешнее! На смех курам: крестный отец того, кто закроет путь к престолу нашему Владимиру!

Безусловно, князь Старицкий тоже не был рад рождению наследника, но раз царица родила сына, стало быть, как он решил для себя, необходимо смириться, увидев в этом перст Божий. Отказываться же от предложенного братом Василием даже не подумал. Не изменила его мыслей и настойчивость Ефросиний. Он махнул на свою жену рукой, решив больше не переубеждать ее, пусть остается при своем мнении: «Перебесится. Поймет: плетью обуха не перешибешь. С промыслом Господа Бога не попререкаешься».

На четвертый день после родов царский поезд выехал в Троицко-Сергиевскую лавру. Для дитяти устроили точно такой же возок на мягком ходу, в каком в свое время везли сына князя Андрея Старицкого в ту же лавру и тоже на крещение. Одно отличие: царица, несмотря на настойчивые ее просьбы, оставлена Василием Ивановичем во дворце. Обычно потакавший жене, на сей раз он проявил твердую неуступчивость.

- Ты слаба. Для тебя поездка - во вред.

Поезд растянулся едва ли не на версту. Впереди - до полутысячи детей боярских царева полка под рукой князя Овчины-Телепнева. За полутысячей - князья и бояре в самых нарядных одеждах. У возка - Василий Иванович верхом на белоснежном арабском скакуне князья Андрей Старицкий и Михаил Глинский, тоже на арабах, но караковой масти. Позади - пара сотен выборных дворян в кольчугах и опоясанных мечами; за ними - обоз со всем необходимым в пути.