Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-188-2 (том VI)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Приход Гитлера к власти в соседней Германии и постоянные попытки реакции произвести во Франции переворот по немецкому образцу мобилизовали французский пролетариат, этому же содействовали и «Боевые кресты» — на деньги буржуазии они уже были снабжены всеми необходимыми видами оружия, включая самолеты. События нарастали с головокружительной быстротой. Начались стачки. В годовщину взятия Бастилии, 14 июля 1935 года, в объединенной демонстрации на улицах Парижа участвовали до семисот тысяч парижан. Во главе могучей демонстрации демократических сил, готовых сражаться за свободу, шли Торез, Блюм и Даладье. Вожди коммунистов, социалистов и радикалов дали народу торжественную клятву совместно бороться против фашизма, так возник Народный фронт. На это событие крупная буржуазия ответила демонстративным вывозом своих капиталов за границу и ускоренной подготовкой военного переворота. Народ дал буржуазии сдачу, и при следующих выборах в парламент на угрозу фашистского переворота он ответил пятью с половиной миллионами голосов за «свой фронт». Большинство в парламенте получили те, кто принес клятву верности свободе. Мсье Леон Блюм представлял тогда самую мощную демократическую партию, его уже прочили в премьеры, но брать власть в свои руки он не спешил. А зачем? В это время мсье Блюм призывал к терпению, избегая выразить мнение о разбойничьем захвате Италией Абиссинии, он говорил: «Все это похоже на спуск под гору: и не хочешь, а бежишь!» Народ заволновался, ему хотелось скорее пожать плоды своей победы на выборах, устранив опасность фашистского переворота. 4 июля в забастовке приняли участие восемьсот тысяч человек, 6 июля 1936 года большинством голосов в парламенте мсье Леон Блюм избран премьер-министром Франции.

Народ вздохнул с облегчением: наконец-то!

Через несколько дней после этого события, 18 июля, в Испании начался мятеж генерала Франко. За один месяц мятежники в небольшом городке Бадахосе перебили свыше двух тысяч человек гражданского населения! Трупы расстрелянных покрыли Испанию. По Франции, где вся власть в это время принадлежала народу, прокатились волны ужаса и гнева. Вот тогда-то мсье Леон Блюм обрел решимость для выполнения самого основного социального заказа в своей жизни — в нужное время раскалывать народные силы. Вся Франция разделилась на два лагеря. Меньшинство рукоплескало генералу Франко, большинство проявляло симпатии к испанскому Народному фронту. В эти решающие дни, 1 августа 1936 года, премьер-министр Франции — эстет, любитель изящного и ученый юрист — объявил о невмешательстве Франции в испанские события и о запрещении поставок оружия испанским демократам, в то время как к генералу Франко от Муссолини и Гитлера широкой рекой текли оружие, офицеры и солдаты. Путь от шелковых лент до международного предательства был пройден. Народная Испания оказалась покинута Народной Францией.

Да, это было странное время…

Вскоре после этих событий мсье Блюм у себя дома принимал делегацию испанских демократов: они прибыли прямо из дыма сражений с тем, чтобы еще раз попытаться добиться в Париже изменения политики «невмешательства».

Переговоры сначала велись в спокойном тоне, но вскоре испанцы начали терять самообладание, в особенности когда хозяин дома стал уверять гостей, что проверенных сведений о военной помощи генералу Франко со стороны Германии и Италии нет. Да и гражданская война является, в конце концов, внутренним испанским делом, она так или иначе близится к концу. Это взорвало и без того накаленную обстановку.

— Нет, сеньор, наше дело не проиграно! — горячо уверял андалузец, смуглый крепыш с широким крестьянским лицом. — Весь народ, вы понимаете, сеньор, весь трудовой народ Испании с нами. Народный фронт — вот настоящая Испания! За Франко идут только помещики, духовенство, верхушка офицерства и жандармы, то есть ничтожная часть населения. Горсточка! Мы с ними живо бы справились, сеньор! Но силы германских и итальянских интервентов велики, и наша гражданская война давно переросла в войну испанского народа с иностранными захватчиками и поработителями. Война стала очень кровавой, но она небезнадежна: боевой пыл народа сильнее всего. Народ, взявший в руки оружие для защиты свободы — непобедим! Непобедим! — делегат ворошил курчавые сине-черные волосы, глаза его горели. — У нас всего тридцать тысяч винтовок и почти нет артиллерии. Мы истекаем кровью, у нас на исходе боеприпасы, уважаемый мсье Блюм.

Его поддержал второй делегат, каталонец, видимо, интеллигент — хорошо одетый старичок, бледный, с узкой бородкой клинышком. Он как будто сошел со старинного портрета.

— Народная Испания сегодня защищает демократические идеалы всего мира. Вы не правы, мсье, это война — не внутреннее дело испанцев. Наш героический народ задерживает начало наступательной войны Гитлера против других демократических стран Европы. Перед Испанией, Францией и Европой, всем миром, стоит дилемма — фашизм или демократия. Мы с оружием в руках защищаем не только свою, но и вашу свободу, мсье Блюм. Поймите это и сделайте единственно возможный вывод: разрешите вашим заводам срочно выполнить наши заказы!

Делегат старался говорить как можно спокойнее, но голос его срывался и дрожал. Он вынул носовой платок и несколько раз приложил его к сухим побелевшим губам.

— Откройте границу! Потеря времени — прямая помощь фашизму! Мы не нищие, сеньор, мы не клянчим оружие, а хотим его купить за наличные! Так открой те же границу! — взволнованно закончил третий делегат, молодой рабочий-горняк с гортанным баскским акцентом.

— Господа! — тонким и девичьим голосом воскликнул мсье Блюм. Его тощая и сутулая фигура с достоинством выпрямилась в кресле. Взмахнув длинными и жилистыми руками, он патетически продолжил: — Господа! Я искренне желаю вам победы! Испания — наша латинская сестра, мы связаны общностью языка, культуры и исторических судеб. Господа! Я позволю себе ответить только так: да здравствует свобода.

— Сеньор! Но так говорить мало, — снова с жаром заговорил первый делегат, от возбуждения в нем все клокотало. — Слова нам не нужны! Мы оторвались от фронта не для того, чтобы выслушивать пустые декларации: испанской свободе нужно помогать, а вы связали ей руки!

— От вас зависит судьба нашей революции, мсье Блюм, и вы не должны войти в историю как ее палач. Вы же социалист! За вами такое же большинство во Франции, как за нами в Испании, и судьба социализма у вас целиком зависит от исхода нашей борьбы, — очень серьезно поддержал второй делегат. — Я говорю не об общности нашей культуры вообще, а о французской и испанской демократии: будьте Блюмом, а не Тьером, мсье!

— Довольно истории! У нас фронт, нам не до парламентских речей! — поднимаясь, грозно зарычал рабочий. — Оружие! Дайте нам оружие!

Сутулая и долговязая фигура в черном вскочила с кресла и попятилась назад. На лбу мсье Блюма показалась испарина, с носа свалилось пенсне, а моржовые усы обвисли больше обычного, он драматически вскинул в воздух руки.

— Господа! Спокойствие! Знайте: я не могу этого сделать! Дать распоряжение об открытии границ — означает сделать первый выстрел во французской гражданской войне. Господа! Я не могу быть причиной гибели тысяч и тысяч людей. Не требуйте от меня невозможного! Поймите: социализм — это мир!

Сверкая глазами, испанцы вскочили с мягких кресел. Они были вне себя от ярости.

— С кем мир? — закричали все трое разом. — Мир с фашизмом! Это сговор с ним! Предательство! Перед вами события в Испании и Франции — вам этого мало? Или вы ждете, пока французский Франко позовет на помощь Гитлера и Муссолини?

Делегаты окружили хозяина и стали теснить его назад.

— Терпение! — сильно побледнев и пятясь к стене, кричал мсье Блюм, — терпение! Заклинаю, умоляю вас, терпение! Это единственно разумная политика. Я со всех сторон слышу: лучше Гитлер, чем Блюм!

Испанцы заскрипели зубами.

— От кого слышите? От капиталистов? Их надо бить, а не слушать! Вы говорите: терпение! А мы — «No pasaran! Pasaremos!»

Загнанный в угол, мсье Блюм для защиты поднял руки, его рот перекосили рыдания.

— Вы душите нашу и вашу свободу!

— Вы изменили делу свободы!

— Вы пятнаете себя народной кровью!

С искаженными лицами бросали испанские делегаты свои обвинения в лицо мсье Блюму, и неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в элегантный салон социалиста и богача не ворвалась его супруга. Его верная вторая половина давно уже подслушивала за дверями, когда накал страстей достиг высшей точки, она прорвала окружение, обняла мужа, защитив его своим телом, и гневно закричала делегатам:

— Как вы смеете так волновать моего мужа?! Стыдитесь! Позор! Вы — не испанцы!

На груди героической дамы мсье Леон Блюм рыдал как ребенок. Смущенные и подавленные делегаты, опустив головы и сгорбившись, молча напяливали в передней свои плащи. В это время горничная доложила еще об одном просителе, который давно дожидается, имеет на руках рекомендательные письма и заявляет, что не уйдет, не поговорив с лидером социалистической партии и премьер-министром Франции.