Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-188-2 (том VI)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Время не идет, оно летит, в 1936 году агент Гитлера Отто Аветц в Париже, на улице Рокенен открывается Коричневый дом.

Париж наводняет агентура гестапо: подкупленные люди работают редакторами газет, они в органах государственной безопасности, в высшем командовании армии и в самом правительстве. Ах, как сладко, привольно и легко живется в эти годы в кабинете Сарро и всем, кто не трудится и не создает никаких жизненных ценностей!

Буржуазная Франция, разъедаемая язвой продажности и ненасытной жаждой спокойствия и наслаждения, заживо умирает. Великую страну к невиданному поражению попеременно вели три последних якобинца: любитель вкусно поесть, любитель крепко выпить и любитель сладко пообщаться с женщинами. Через последнюю, мадам Раванье, Гайс-берт ван Эгмонт и получил аудиенцию.

Мсье Сарро был высокий мужчина, очень смуглый, чернобровый, с красивой сединой в волосах, одетый строго, но с большим вкусом. Темные очки, в углах полного, чувственного рта застыла брезгливая улыбка. Старый селадон к этому времени очень износился и постепенно превращался в брюзгу. Но общее впечатление было очень барское. Художник сразу же почувствовал в его лице вершителя человеческих судеб и был ежесекундно готов к бою — нападению или обороне, судя по обстоятельствам. Он невольно вспоминал графа Кабелля и подбадривал себя: «Но ведь тогда я имел успех, мой первый успех».

— Итак, я вас слушаю, — веско проговорил мсье Сарро.

Художник спокойно и толково изложил суть своего дела, которое всего-то и заключалось в требовании из соображений высшей нравственности и человечности коренным образом перестроить колониальную администрацию всей Франции.

Известно: чем человек здоровее и культурнее, тем богаче в его сознании ассоциации, вызываемые отдельными словами. Оба собеседника были в достаточной мере здоровы и культурны, но — странное дело! — одни и те же слова будили в их головах совершенно разные образы, представления и мысли.

«Алжир, Экваториальная Африка, Конго, Габон!» — на все лады повторяли оба собеседника. Художник за спиной сановника видел тропическую природу и всеобщую нищету, а сановник, небрежно скользя глазами по лицу и фигуре художника, прежде всего, вспоминал губернаторов этих необозримых пространств. Они все были ему лично хорошо знакомы, он со всеми не раз сиживал на бирже, за кулисами театров, у карточного стола и в отдельных кабинетах дорогих ресторанов. Они все принадлежали к узкому кругу высшей аристократии, все были эпикурейцами, сибаритами и ловцами счастья, все знали друг о друге всю подноготную и не раз нос к носу сталкивались у одной заветной двери. Парадный фасад величественного здания Французской Республики украшает девиз «Свобода, Равенство и Братство», начертанный над златыми вратами, из которых выходят только избранные. Но, чтобы попасть в их число, надо в это здание сначала юркнуть с черного хода, в маленькую грязную дыру, над которой тоже есть надпись: «Do u des» («Давай, чтобы тебе дали» [лат.]). Все эти помпезные губернаторы с брезгливыми и барскими складками в углах рта и сам мсье Сарро в храм свободы, равенства и братства также пролезали через этот черный ход.

Художник рассказывает о народе колоний, а мсье Сарро вспоминает о ее губернаторе: «Ему нужно отдать карточный долг, задерживать выполнение долга чести так некрасиво. Он мне еще понадобится. Понадобится ли? В самом деле? Постой-ка, мой милый, срок твоего назначения скоро истекает, и, мне кажется, я сумею протолкнуть на твое место моего племянника мсье Ренара. Он за это поддержит мои операции на бирже: ведь он связан с Лавалем. Сам Анатоль де Монзи любит повторять: “Что касается биржи, то я слепо следую за Лавалем”. Еще бы, этот социалист явился в Париж без штанов, а теперь имеет несколько миллионов, замок, три поместья и графский титул. Недурную идею дал мне этот странный субъект. Откуда моя красотка его выкопала?»

Мсье Сарро начинает даже более внимательно слушать его и благосклонно взирать на просителя, сидящего перед ним в скверном костюме и солдатских ботинках. Похожие на симпатию чувства неясно шевелятся в его душе, но свет из зеркального окна падает на худое и одухотворенное идеей лицо художника, и сановнику делается вдруг не по себе. Он уже видел вблизи себя такие лица в Индокитае, последний якобинец невольно отодвигается подальше и уже с подозрением смотрит на посетителя.

«Откуда она выкопала такого нелепого пещерного человека? Кто он? Неужели ее любовник? Вот вкус! — сановник злобно щупает глазами художника. — Да, он одержимый! А одержимые в известной мере всегда опасны. Нужно быть с ним поосторожнее и, конечно, поскорее от него избавиться».

Движением руки он прерывает говорящего.

— Свобода, равенство и братство — это элементы нашего государственного правопорядка! Они зафиксированы навеки! Поднятые вами вопросы своевременны. Позвольте вас поблагодарить за великодушные усилия, направленные к укреплению процветания и славы Франции. Ваша инициатива весьма похвальна, — тут сановник возвысил голос, и брезгливая складка в углу рта обозначилась резче, — но правительство в своей деятельности руководствуется принципом целесообразности и в порядке строгой очередности рассматривает проблемы, подлежащие разрешению. Следите за печатью, будьте в курсе событий. Я не сомневаюсь, что лет через пять этот весьма сложный комплекс вопросов также получит свое благоприятное решение.

Смуглый палец сановника с полированным розовым ногтем нажимает кнопку.

— Но, но…

— Можно пригласить следующего! — приятно склоняет голову напомаженный личный секретарь.

— Но…

Последний якобинец встает, опираясь на внушительный свод законоположений по вопросам порядка управления колониями и через стол небрежно протягивает кончики пальцев.

— Благодарю вас за весьма щедрый вклад в благородное дело гуманности и высокой морали. Прощайте, мсье.

Встреча художника с лидером социалистической партии и премьер-министром Франции мсье Леоном Блюмом произошла при необычных обстоятельствах.

Леон Блюм, сын богатого еврейского торговца шелком и лентами, с юных лет увлекался всем изящным и изысканным. Получив юридическое образование, он начал для реакционных газет пописывать статейки о театре и много лет сотрудничал в одном самом снобистском издании Франции. Это было приятное время: салонная болтовня… модные театральные премьеры… элегантная толпа на скачках… Это было значительное время: ведь именно тогда, в так называемое «розовое десятилетие», этот утонченный эстет стал одним из идейных вожаков в литературной и художественной жизни Франции. Перу мсье Блюма принадлежали такие труды, как смелая книга о браке, тонкие критические эссе о романах Стендаля и много исследований на серьезные исторические темы — об остроумцах и денди девяностых годов. Молодой светский мужчина хорошо фехтовал и не раз дрался на дуэли. Да, это были сладкие времена! Но они шли. Между тем деньги и связи делали свое дело: на гражданской службе они вынесли маленького чиновника на исключительно важное место советника Верховного суда по делам, связанным с толкованием конституции. Короче говоря, мсье Блюм принадлежал к избранным верхам французского общества, к его элите.

Жизненный опыт подсказал этому толкователю законов, эстету и богачу верный и скорейший путь к достижению парламентского или министерского кресла — рабочие голоса. Знакомство с великим борцом и трибуном Жаном Жоресом придало новое направление его интересам, он решил стать политическим деятелем, и когда Жорес основал газету «Юма-ните», то мсье Блюм вошел в число ее постоянных сотрудников. Десять лет, свернувшись клубочком, он лежал у ног пролетарского трибуна, но пришел срок, и он укусил его за пятку. Во время мировой войны, после того как Жорес жизнью заплатил за верность высоким идеалам международного братства трудящихся, мсье Блюм, наконец-то, подобрался к заветным вершинам, а его предательство интересов трудящихся было оплачено должностью начальника канцелярии «социалистического» министра в кабинете «национального единения». Так от шелковых лент мсье Блюм протанцевал себе путь к социализму, дальше дело пошло легче. После войны мсье Блюм оказался избранным в парламент, затем сделал очень удачный шахматный ход: нанес тягчайший удар французскому рабочему движению — он своевременно расколол коммунистическую партию и основал правую социалистическую. Он посвятил свою дальнейшую деятельность романтически прибыльному делу — делу борьбы с коммунистами. Однако новой партии не везло, ее раздирали противоречия, и она не смогла бы выполнять своего целевого назначения, если бы не замаскированная и всемерная помощь буржуазии, сочетаемая с искусством мсье Леона Блюма находить скользкие формулировки, временно принимаемые ее враждующими группировками на всех съездах партии.