Фритьоф Нансен - «Фрам» в Полярном море

• Название: «Фрам» в Полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-34134-4

Все герои и авторы серии «Великие путешествия» – личности выдающиеся. Но и на их фоне норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен (1861—1930) выделяется своей многогранностью и незаурядностью.

Превосходный спортсмен, отличный рисовальщик, выдающийся зоолог, доктор наук в 27 лет, – он во всем жаждал дойти до предела, проверить этот предел – и испытать себя на границе возможного.

Нансен участвовал как вдохновитель и организатор в нескольких грандиозных предприятиях, самые впечатляющие из которых – лыжный переход через всю Гренландию и легендарный дрейф на корабле «Фрам», о котором исследователь пишет в книге, предлагаемой вашему вниманию.

«“Фрам” в полярном море» – увлекательный, эмоциональный и насыщенный выразительными подробностями рассказ о знаменитой попытке покорения Северного полюса в ходе легендарного дрейфа корабля «Фрам» от российских Новосибирских островов до Шпицбергена (1893—1896).

Здесь читатель найдет и яркие описания арктической природы, и подробный отчет об изучении этого еще не освоенного в конце XIX в. приполярного региона, и замечательные зарисовки быта экспедиции. Но самое захватывающее в книге Нансена – его живой, драматический, очень личный рассказ о попытке пешего похода к Северному полюсу: откровенное, жесткое повествование о том, до чего может дойти человек под влиянием почти невыносимых обстоятельств. Кем ему нужно стать, чтобы выжить. И как вернуться обратно – не к спасительной суше, а в человечье обличье.

Нансен прошел через это главное испытание, выжил, вернулся – и стал в чем-то другим человеком. В своих запредельных странствиях он, по-видимому, понял: природа человека загадочнее и удивительнее природы Арктики. Познав истинную цену человеческой жизни, он обратился к общественной деятельности. После Первой мировой войны в качестве дипломата и верховного комиссара Лиги Наций по делам военнопленных и беженцев Нансен спас сотни тысяч жертв голода, геноцида и политических репрессий во время Первой мировой войны и Гражданской войны в России, за что в 1922 году был удостоен Нобелевской премии мира.

Он стал великим гуманистом потому, что благодаря своим героическим путешествиям понял самое важное: подвиги совершаются не личной славы ради, они совершаются для людей.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги о жизни и выдающемся путешествии Фритьофа Нансена и основной иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на всех, кто интересуется историей географических открытий и любит достоверные рассказы о реальных приключениях. Это издание, как и все книги серии «Великие путешествия», напечатано на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлено. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

– Не в нее ли вы стреляли?

– Боюсь, что так, – ответил он.

И на самом деле, это был Белый Медведь, как мы звали эту собаку. В тумане, когда пес попытался вскарабкаться на торос, чтобы разрыть мясной погреб, он показался Иохансену огромным.

– Так вы целились прямо в собаку и промахнулись. И хорошо, что промахнулись.

– Да нет, я стрелял в воздух. Просто хотел узнать, что там такое.

За завтраком Иохансен, конечно, подвергся ехидным расспросам о «выстреле в воздух». Но он сразу обезоружил насмешников заявлением, что стрелял не в воздух, а в медведя, за которого принял собаку, и честно промазал».

«Вторник, 21 августа. 81°4,2́ северной широты. Удивительно, как мало перемен; дрейфуем то слегка к северу, то слегка к югу и остаемся почти на том же месте. Тем не менее считаю, как считал все время, что наше плавание продлится три года, или, вернее, три зимы и четыре лета, не больше и не меньше, и примерно через два года, считая с этой осени, мы будем дома[219].

Наступающая зима, хотя и медленно, продвинет нас дальше; она уже дает о себе знать: ночью было четыре градуса мороза».

«Воскресенье, 26 августа. Похоже, что зима уже наступила; с четверга температура колеблется между –4° и –6 °С.

До сих пор только легкие изменения температуры, да и вообще колебания температуры на севере очень незначительны; теперь можно ожидать, что она постепенно и равномерно будет падать, хотя настоящая зима, собственно, еще не наступила. Все лужи и полыньи затянулись льдом, притом настолько толстым, что вчера он мог держать человека, даже без лыж.

И утром и после обеда ходил на лыжах. Повсюду можно свободно пройти; путь великолепный. Некоторые полыньи вскрылись; возможно, что было небольшое сжатие. Новый лед тонок и под лыжами неприятно прогибается, но все же пройти можно; две собаки, напротив, провалились. Выпал небольшой снежок; идти по тонкой мягкой пороше особенно приятно. Если все останется, как сейчас, то зимой у нас установится великолепный лыжный путь. На поверхности полыней сейчас замерзает пресная вода и, следовательно, не будет соли, которую в прошлом году ветер сносил со льда, смешивал с окружающим снегом и… портил нам путь. По снегу с солью идти так же трудно, как по песку».

«Понедельник, 27 августа. Сегодня ночью, когда Блессинг собирался сойти вниз после своей вахты и остановился на шканцах, чтобы посмотреть вокруг, он вдруг заметил что-то белое, катающееся по льду на некотором расстоянии к юго-востоку от судна. Потом на мгновение этот ком замер на месте. Подошел Иохансен, вступавший на вахту, теперь оба стояли и смотрели. Вдруг ком поднялся – и не осталось никакого сомнения в том, что это такое. Оба, схватив ружья, спустились с палубы и спокойно стали выжидать, когда медведь, осторожно лавируя против ветра, подойдет к судну.

Дул свежий бриз, колесо нашей мельницы с шумом вертелось полным ходом, но на медведя это не производило ни малейшего впечатления; быть может, даже напротив, именно это сооружение ему и хотелось обследовать. Наконец медведь подошел к ближайшей от нас полынье; оба стрелка разом выстрелили, и медведь тут же упал. Приятно возобновить запасы свежего мяса; в этом году это наш первый медведь. На обед сегодня было, разумеется, медвежье жаркое.

Настоящая зима; крутит пурга».

«Среда, 29 августа. Наверху в снастях ревет и воет свежий ветер. Спору нет, освежающая перемена. Снег метет, как в середине зимы. Хорошенькая августовская погодка! Но нас несет снова на север, а это-то как раз нам и нужно. Вчера находились на 80°53,5́ северной широты.

Вечером я работал в трюме над своим новым бамбуковым каяком, который должен быть верхом легкости. Случайно зашел Петтерсен и помог скрепить шпангоуты, которыми я как раз занимался. За работой мы поболтали о том о сем. Он находит, что на «Фраме» жить прямо замечательно; все, что нужно, на нем есть, и вообще это просто «дьявол», а не корабль; если бы на месте «Фрама» было другое судно, его давным-давно раздавило бы в лепешку. Но при всем том он не побоялся бы покинуть судно, тем более на новых каяках – таких не было еще ни у одной экспедиции, да и вообще, вероятно, ни одна экспедиция не была оборудована на все случаи жизни так, как наша. Но все же он предпочел бы вернуться домой на «Фраме». Затем разговаривали о том, чем мы займемся по возвращении на родину.

– Да, что касается вас, то вы, вероятно, отправитесь в следующий раз на Южный полюс, – сказал он.

– А вы? – спросил я. – Снова наденете рабочую блузу и сядете на овсяные лепешки?

– Да, вероятно. Но все-таки недельку-то отдыха я, верно, заслужил после такого плавания, а уж потом снова возьмусь за кузнечный молот».

Глава девятая. Вторая осень во льдах

Итак, лето прошло и наступила вторая осень; но теперь мы были более закалены теми испытаниями, которым жизнь так часто подвергала наше терпенье, и время проходило для нас быстрее. Что касается меня, то я был к тому же занят планами новой экспедиции и приготовлениями к ней.

Несколько раз я уже отмечал мимоходом, что летом мы подготовили все необходимое на случай возвращения домой по льду. Были построены шесть двухместных каяков, приведены в полный порядок нарты, тщательно продумано и заготовлено необходимое снаряжение для такого путешествия – провиант, топливо, одежда и пр.

Одновременно, но втихомолку, по секрету от товарищей, я начал готовиться к давно задуманной санной экспедиции дальше на север. Так, еще в августе, как уже упоминалось, я занялся постройкой каяка-одиночки с бамбуковым остовом. О своем плане я товарищам еще ничего не говорил, если не считать нескольких слов Свердрупу, так как неизвестно было, как далеко занесет нас дрейф, да и много еще другого могло произойти до весны.

Тем временем жизнь на корабле шла своим чередом. Кроме очередных наблюдений, у всех находилась разная работа. Сам я не настолько был занят планами будущего и подготовкой к ним, чтобы не найти времени для других занятий. Так, из своего дневника я вижу, что в конце августа и сентября я чрезвычайно гордился новым изобретением, сделанным для камбуза. Весь прошлый год мы готовили пищу на специальной медной плите, подогреваемой керосиновыми лампами.

Способ не плохой, но он имел существенное неудобство: требовал ежедневно нескольких литров керосина. Меня все время беспокоила мысль, что нам не хватит керосина, если плавание затянется. Поэтому я ломал себе голову: какое бы придумать приспособление, чтобы обходиться вместо керосина горным, или «черным», маслом, как мы его на судне называли; его было у нас много – двадцать тонн, и предназначалось оно для топки машины.

В конце концов удалось устроить такой аппарат. 30 августа я записал: «Сегодня испытан изобретенный мною аппарат для сжигания под плитой «черного» масла; результаты превзошли все ожидания. Теперь мы можем спокойно жечь в камбузе «черное» масло. Это великолепно; значит, не придется потом, сидя в потемках, плакать о лампах. Изобретение увеличивает наши запасы на двадцать тысяч литров. Прекрасный керосин может теперь целиком идти на освещение; его хватит нам на много лет, даже если мы будем жечь лампы, не жалея. А двадцать тонн «черного» масла должно хватить, я полагаю, на топку плиты камбуза года на четыре.

Аппарат так прост, как только возможно. От резервуара с маслом к топке проходит трубка, из которой масло капает в железную чашку и всасывается там асбестовой пластинкой или коксом. Поступление масла в трубку регулируется тонким вентильным краном. Для тяги я провел снаружи с палубы к заслонке плиты вытяжную трубу; воздух с помощью сильного вентилятора, установленного на палубе, продувается через нее прямо к железной чашке, и масло весело горит красивым белым пламенем. Тот, кто утром зажигает в плите огонь, должен выйти на палубу, убедиться, что вентилятор правильно стоит против ветра, затем открыть вытяжную трубу, повернуть кран так, чтобы масло потекло из резервуара в трубку, и поджечь его клочком бумаги.

Присмотра аппарат не требует, его можно предоставить самому себе, и через 20–30 минут вода закипает. Что может быть проще и удобнее? Но, конечно, и у нас на «Фраме», как во всяком обществе, реформы вводятся с трудом; все новшества встречаются косыми взглядами».

Несколько позже о том же аппарате я писал: «Топка «черным» маслом в камбузе вошла в привычку; позавчера произошло переселение кока из навигационной рубки вниз[220], и вчера уже началась там внизу топка «черным» маслом. Дело идет отлично, ветер скоростью в 1 метр обеспечивает превосходную тягу.

Позавчера я сидел после обеда в кают-компании и вдруг услышал глухой треск в камбузе – как будто от взрыва. Я так и сказал товарищам. Немного спустя в дверь просунулась голова Петтерсена[221]. Он был черен, как трубочист, все лицо в саже. По его словам, он едва приоткрыл дверцу топки – взглянуть, хорошо ли горит огонь, и вся эта чертовщина ударила ему прямо в лицо. Рассказывая, он, конечно, не скупился на проклятия, и крепкие словечки сыпались из него, как горох из мешка.