Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-185-1 (том V)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

— Ни в коем случае, — отвечает Бонелли, хлопоча около грузовика.

Когда все было готово, мы вытерли пот, обругали жару и зашагали к базе.

— Ни в коем случае, мсье. Старый африканец — всегда щеголь, и секрет нашего щегольства нужно знать. Я вам его открою. Сейчас очень жарко, все еле бродят, потные и неряшливые. Вы же наденьте красивый мундир и застегните его на все пуговицы. Здесь пыльно, а ваши сапоги должны блестеть. Туземцы к проявлению расхлябанности очень чутки, у них наметанный глаз и удивительное умение замечать мелочи. При первых же признаках опущенности белого у черных дисциплина немедленно падает. Вы — начальник экспедиции. Вас будут величать Большим Господином. Так постарайтесь же на самом деле им стать.

— Боюсь, что мне всё это не нужно. Африки нет!

— Куда же она девалась?

— Вы и «Кук» её слопали!

Бонелли резко остановился, сплюнул и трубочкой ткнул в пространство.

— А это что? Видите?

На окарине города у автобазы расстилалась плоская, ровная, однообразная и бескрайняя пустыня. Бледно-розовая по горизонту, вблизи почти белая. Пыль неподвижно висела в воздухе, и небо казалось низким и серым. Мертвый зной. Мертвая тишина. Как жерло добела раскаленной печи, вокруг нас пылала Сахара. От белой земли густой воздух медленно струился вверх, в пустое, низкое и серое небо. Багровые пятна плыли перед глазами, кровь глухо и с трудом переливалась в отяжелевшем теле. Как будто невыносимый груз навалился на голову и плечи. Я поднял лицо: прямо надо мной сквозь неподвижное и раскаленное марево беспощадно жгло остервенелое солнце. Прямо в меня мертвыми глазами уставилась Сахара. Меня охватил ужас!

— Крематорий готов. Полезайте! — почему-то шепотом проговорил Бонелли. — Вы только на пороге Африки. Вчера вас никто бы не заметил в толпе пассажиров. Сегодня произошла перемена, вы — не просто пассажир, а начальник экспедиции. Сейчас и здесь командовать не нужно, вокруг вас мы, европейцы, и вся наша техника. Но с каждым вашим шагом нас будет меньше и меньше. Условия существования станут незнакомыми и трудными, возможно, очень скоро наступит время, когда вам придется бороться за свою жизнь. В тот тяжелый момент вы не найдете никого около себя. Никого! Тогда-то и произойдет великая проверка ваших человеческих качеств. Провал на этом экзамене карается смертью!

Я устроился в гостинице при автобазе и недурно освежился. Оказалось, что поблизости есть артезианский колодец с чистой и холодной водой. Побрился, тщательно причесался, одел, наконец, свой блестящий костюм, и, когда неуверенно вышел во двор, все вежливо сняли шляпы. Сенегальский стрелок с серьгой в черном ухе, выпучив глаза, отдал честь! Напрасно я исподтишка наблюдал за выражением лиц — усмешек не было. Я находился в преддверии другого мира. Европа кончилась!

Двор автобазы окружали дома и навесы для машин. Все здесь было своё, родное: красивые белые машины и люди в синих комбинезонах, запах гари и рокот моторов. Между постройками виднелась белая даль, но такими узкими полосками, что пустыня, зажатая в подобные тиски, не казалась жуткой.

Началась подготовка к походу.

Бонелли ничего не делал без моего ведома и держался как расторопный приказчик. После долгих колебаний было решено пустить для меня вне расписания новую машину, благо нашелся ещё один попутчик почти без багажа. Любезность Бонелли дошла до того, что он решил сам, лично, вести машину.

— Компания требует, чтобы время от времени работа персонала вдоль линии проверялась авторитетным лицом. Я не охотник таскаться по жаре, но на этот раз поеду, ради вас, мсье.

Я от всего сердца потряс руку этому благородному человеку.

— Чувствую, что стою у врат с надписью «Lasciate ogni speranza voi che entradte» («Входящий, оставь все надежды» [Данте]). Так будьте же моим Вергилием и хотя бы на первых поворотах дороги подайте дружеский совет и опекающую руку.

— Обещаю, что уж там и говорить… — скромно кивнул головой славный малый. Чтобы как-нибудь выразить свою благодарность, я пригласил его к ужину.

Затем в обязательном порядке меня отправили на медицинский пункт. Доктор Паскье оказался опытным африканцем, немного смешным старым служакой в потертом костюмчике и стоптанных белых туфлях. Он подробно познакомил меня с тропической малярией, сонной болезнью, лоа-лоа и многими другими страшными заболеваниями, а также с последствиями укусов насекомых и змей.

— Обращаю ваше внимание на этого паука. Его укус, безусловно, смертелен. Запомните общий вид и окраску спинки — это может спасти вам жизнь. Паук прыгает. Если увидите его возле себя, особенно ночью, — не шевелитесь.

— Доктор, — взмолился я, дергая плечами, чтобы освободить прилипшую к спине рубашку, — сушеные пауки при такой жаре — поистине несносная тема. Покорнейше прошу вас пожаловать ко мне на прощальный ужин.

— Погодите, — закричал доктор Паскье мне вдогонку, — я должен вручить вам шприц и ампулы с противоядиями!

— Захватите с собой на ужин! Я спешу к себе — обтереться холодной водой.

Солнце исчезло за крышей гаража, и сразу посвежело.

Ужинали на пыльной крыше под тентом, политым водой, Когда нам подали коньяк и кофе, все пришли в отличнейшее настроение.

— А ведь я — тоже моряк, и мне довелось хлебнуть соленой воды, — я сказал это, думая сделать приятное мсье Бо-нелли. Моряки и охотники любят за чаркой вина вспомнить какую-нибудь невероятную историю. Но он промолчал, и это меня удивило.

— Я заметил на вашей руке якорь, дорогой друг. Ведь вы моряк?

— Да, когда-то плавал и рад встретить здесь человека с просоленной кожей.

— Я вам подливаю еще стаканчик, не тянет ли вас на мостик?

Бонелли замялся. Доктор, у которого нос и щеки уже пылали, закричал со смехом:

— Какой Дино моряк!

Бонелли сделал знак, и к столику подсела черноглазая и пышная девушка, уже давно наблюдавшая за нами.

— Синьорина Беатриса, — отрекомендовал Бонелли и, шутливо обняв за плечи, добавил: — Моя старая любовь.

Разговор сразу стал шумным. Синьорина подняла бокал за успех моей поездки, затем мы выпили за прекрасных итальянских девушек. Появилась гитара, но Бонелли степенно вынул потертый портмоне и сдержанно сказал:

— Пора кончать! Нам, африканским служакам, не следует увлекаться, да и деньгами нас не балуют.

Я заплатил. Все встали.

— Мсье ван Эгмонт, — сказал Бонелли, закуривая свою трубочку, — зайдите ко мне в контору подписать документы. Затем даю вам ровно час отдыха, и мы трогаемся.

— Вот страховой полис на имущество и жизнь. Советую подписать: мало ли что случится в пути.

— Слава Богу, родственников у меня нет, и радоваться моей смерти некому, — я засмеялся и небрежно махнул рукой.

— Как угодно. Мы, французы, не делаем и шагу без страховки.

— Французы — устрицы, их не оторвешь от места, к которому они приросли. Мы с вами — другое дело. Голландцы и итальянцы легки на подъем.

Лицо Бонелли стало вдруг серьезным. Он вынул изо рта трубочку, подтянулся и отчеканил медленно и веско, почти торжественно.

— В Алжире много французских граждан итальянского происхождения, но мы — не итальянцы, а французы, и, осмелюсь утверждать, хорошие французы! Взгляните-ка на моих двух братьев.

На стене висели фотографии времен Первой мировой войны. Два офицера в форме французской армии стояли у орудий. Между порыжевшими от времени карточками красиво вилась новенькая трехцветная ленточка.

— Герои Вердена. Оба пали, — голос Бонелли дрогнул.

— Простите, — смущенно пролепетал я и крепко-крепко пожал его руку.

Открываю дверь комнаты. Две пышные, слегка влажные от жары руки обхватывают шею.

— О, carissimo mio, — страстно шепчет синьорина Беатриса и прижимается ко мне полной грудью.

— Слишком жарко, синьорина.

— Дальше станет еще жарче! — она кокетливо играет глазами. — Не теряйте времени, культура кончается!

— Почему вы полагаете, что я ищу культуру?

— Ах, так. Хорошо, что вы сказали. Grazia, — девушка говорит вполголоса и деловито. — Хотите арабку или негритянку? У нас есть настоящая дикая негритянка!

— Настоящая ли?

— Клянусь Мадонной и младенцем Иисусом! Мы держим их специально для господ путешественников.

— Отлично налаженный сервис, синьорина.

— Деньги, синьор! Они и в Сахаре делают чудеса. Я посылаю негритянку?

— Пришлите лучше слугу с кувшином воды.

Вот и торжественный момент выезда!

Белый вездеход подан. Мы с попутчиком усаживаемся за спиной водителя на удобные мягкие скамейки, похожие на сиденья хороших автобусов. Рядом с Бонелли, устраивается коренастый пожилой человек с могучими усами и оловянным взглядом — Гастон. Он на минуту привлек мое внимание. Он пьян — это наш штурман: перед его сиденьем прикреплен штатив, видно, для астрономических инструментов и наблюдений. Мы будем плыть в песчаном море по луне, звездам и солнцу!