» » » » Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2


Авторские права

Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

Здесь можно скачать бесплатно "Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2" в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Биографии и Мемуары, издательство Крафт+, год 2013. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
Рейтинг:
Название:
Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
Издательство:
Крафт+
Год:
2013
ISBN:
978-5-93675-200-1 (том 2)
Скачать:

99Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания...

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Как получить книгу?
Оплатили, но не знаете что делать дальше? Инструкция.

Описание книги "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2"

Описание и краткое содержание "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2" читать бесплатно онлайн.



Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.






Ленинград, куда уже вернулась из Ташкента его семья. По дороге от голода украл у какой-то бабы булку, был пойман, избит, обнаружен как безбилетный, еще раз избит и наконец по этапу доставлен домой. Вся зона хохотала, читая полное юмора письмо неунывающего Буси, и обсуждала его поступок. Большинство пришло к заключению, что, как это уже подтвердилось тысячами подобных примеров, лагерные связи годны только для лагеря, а на свободе они обращаются в ничто и забываются, как всякие случайные связи.

— Смотри-ка, Раджабов! Вот сюрприз! День встреч! — сказала Анечка, и, улыбаясь и на ходу раскрывая объятия, мы повернули к вахте. Там впускали небольшую партию этапников и с ними еще одного фельдшера, Гамида Раджабова. Обнялись. Раджабов прошел с этапом перекличку, и мы отправились в баню. Не дойдя, сели поддеревом и углубились в большой и напряженный разговор.

— Я выполнил ваше задание, доктор, и в Долинке собрал сведения о Лидии Малли и ее сестре Ольге Исуриной, — начал Раджабов. — Рассказывать мне немного. Они отбывали весь срок в Карлаге. Срок маленький — три года, статья бытовая — СВЭ. Малли была хорошо одета, накрашена, намазана и работала у начальника легпункта секретаршей, то есть жила с ним. Она — проститутка и падло и, конечно, работала сексотом на опера. Начальство устроило Исурину в детдом сестрой, как, якобы, больную. Жрали, пили обе досыта. За послушание досрочно освобождены. Все.

— Позвольте, Гамид, Теодор Малли — муж Лидии, мой начальник в Париже и Лондоне, он имел звание чекистского генерала и был расстрелян. Исурин имел звание подполковника. Его тоже расстреляли. Как же жены получили только СВЭ и по три года? Ведь врачи Носова, Волкова, Мухина и другие все имеют ЧСВН и десятку? А их беспартийные мужья генералами никогда не были и сидят в лагерях как миленькие?

Раджабов насмешливо прищурился.

— Эти две прохвостки, о которых вы так беспокоились, наверное, дали показания на своих мужей и других товарищей по работе. Может быть, и на вас. Отсюда — награда. Заслуженная, как видно. Да, вы волновались напрасно.

Я опустил голову. Этого я не ожидал…

— Теперь я хочу узнать, доктор, здешние новости. Семичастная еще здесь?

— Нет, убрали после скандала с Димой Бартельсом и с вами. Теперь начальником мужчина, лейтенант Шевченко. Пень. Семичастную поддержал начальник САНО, капитан Устинченко. Оба они сейчас в Москве.

— А Таирова?

— Ее тоже нет. Убрали на 4-й. Взамен перевели оттуда Носову. Психопатка, но честный человек и знающий врач.

— А Феликс?

Я посмотрел на Анечку, и оба мы почувствовали жгучий стыд и боль. Язык не поворачивался, чтобы ответить.

— Где же Феликс?

— Феликса… посадили… в каторжную зону…

— Феликса?! Да за что? Как можно перевести лагерника в каторжники без вины и даже без суда? Хотя бы несправедливого! И вы молчите?!

Я закурил.

— Гамид, Гамид, вы все еще такой же! Верите, что овца должна выносить протесты волку, когда он рвет ее тело на куски. Эх вы, мечтатель…

И мы трое, перебивая друг друга, еще раз вспомнили все обстоятельства этого дела.

Основа лагерной жизни — крючок. Желающий совершить преступление сначала вовлекает в соучастники всех тех, кто по своему положению может и должен возвысить голос протеста. Жизнь строится здесь по римскому принципу do ut des, то есть давай, чтобы тебе дали. По-русски это называется круговой порукой. Те, кто поймался или захотел быть пойманным на крючок, молчит и пользуется благами; тех, кто не захотел принять участия в преступлении — устраняют, если только они вовремя не самоустраняются сами. Таирова в сорок втором году при содействии вороватого начальства засадила всю зону овощами и прослыла среди голодающих мамой — ведь густой овощной суп с больничной кухни раздавался без нормы. Больные, страдающие белковой недостаточностью, объедались растительной пищей и умирали, потому что Таирова и начальники крали полагающиеся им белки и жиры — мясо, молоко и сливочное масло. Между Тэрой и завхозом Багирбековым контакт был полный, но оставался один опасный язык — начальница Медсанчасти, милейшая Анечка Семичастная. Годы были голодные, и Таирова приучила молодую женщину принимать подарки: она ловко поддела ее на крючок. А когда начальница стала руками Таировой тоже воровать драгоценное белковое питание у умирающих, тогда опасаться ее уже не имело смысла, этот рот был заткнут.

Меня мама Тэра также пробовала взять на крючок, но я уклонился. И все. Молчал, не участвуя в преступлении. В этом сказался и мой характер, и жизненный опыт, и, главное, глубокое неверие, что в лагерной системе можно добиться правды. Но Феликс был человеком горячим, искренним и задорным. Настоящим поляком. Он знал утвержденную правительством раскладку и видел, что ни мяса, ни сливочного масла в больничном супе нет. Сделал замечание Таировой один раз. Два. Не помогло. Он обратился ко мне. Я пожал плечами. А в это время случился неприятный инцидент: Семичастная, проходя по больничному коридору к выходу, уронила из-под полы спрятанный там большой шар больничного сливочного масла. Больные подняли его и подали начальнице, не сказав при этом ни слова, но по больнице поползли разговоры, дошедшие, конечно, до начальства. Как раз в это время взбешенный Феликс написал оперу Долинскому рапорт о краже белковых продуктов Таировой и прибежал ко мне:

— Подпишите! Мой фельдшер Раджабов уже подписал. Ставьте свою подпись, вы же знаете, что больных обворовывают.

Я только покачал головой и вернул бумагу.

— Жаловаться на воровство организаторам воровства — глупо. Я не подпишу.

— Это — трусость!

— Это — благоразумие. Я лагерник.

— А я — польский офицер! Я не отступлю! Я буду стоять за правду до конца!

Феликс петушился и всячески срамил меня, но я упорно стоял на своем: жаловаться оперу не имеет смысла.

За коллективный протест Раджабова отправили с этапом в Карлаг, а Феликса сняли с работы. А когда организовалась каторжная зона, то его сунули туда. Там у него вспыхнул туберкулез, и теперь в бессильной ярости и в отчаянии он напрасно метался из угла в угол: жизнь кончалась с пониманием невозможности ее переиграть еще раз.

— Но честный человек всегда прав и заслуживает уважения! — запальчиво закончил Раджабов, сверля меня глазами. Он был когда-то офицером в турецкой армии, когда она занимала Баку, но уверовал в правду на земле, стал коммунистом и дезертировал. Жил в Баку, преподавал, а теперь отбывал большой срок как турецкий шпион.

— Мы любим и уважаем Феликса, — сказал я, — но нужно быть еще и разумным. Помните Сидоренко? Тот бы в порошок стер каждого, уличенного в воровстве, а за антисоветское словцо снес бы голову. Сидоренко был горячим человеком, революционером и ленинцем, понимаете, Гамид? А другие начальники — сталинцы, холодные, расчетливые люди. Превыше всего они берегут свое положение в партии, которая их кормит, а вы подняли руки на то, что их в партии удерживает — на возможность использовать свое положение в личных интересах. Это было безумием, Гамид!

— Но честным безумием, доктор.

— Да, конечно. А результаты? Сидоренко мешал больше, чем вы оба, и старику дали срок. Он теперь доходит до социализма вместе с нами; вы — люди помельче, вас и ударили не так больно. Но воровства не стало меньше, даже если бы и я сидел сейчас в каторжной зоне!

— Вы меня не переубедите. Идемте к проволоке, может, увидим Феликса.

Мы стали за амбулаторией так, чтобы ближайшие стрелки на вышках нас не видели. Утро было душное, дождь перестал и в толпе вышедших на воздух каторжников мы заметили Беднажа.

— Фелику! Пуйте сем! — закричал я в трубочку из собственных ладоней.

Потом мы минут десять смотрели друг на друга из-за густых рядов колючей проволоки. Феликс кричать уже не мог, он только улыбался и прикладывал руки к сердцу. Потом вдруг повернулся и побрел прочь.

— Как ему живется? — спросил Раджабов.

— Плохо. Анечка там бывает часто.

— Как так?!

— Она работает в экономическом отделе штаба. Ходит туда за цифрами для сводок.

— Феликс там очень одинок, — сказала Анечка. — Его мучает безделье. И несправедливость. И то, что неизвестно будущее: настоящим каторжанам спокойнее.

Анечка помолчала.

— Феликса очень угнетает ежедневный приход к проволоке пана Мацюшки. Вы его не знаете, Гамид? Это бывший польский консул, как и Беднаж, но Феликс не националист, он просто хороший человек и друг больных всех национальностей. Пан Мацюшка носит на груди большое распятие и нас всех ненавидит по-звериному. В штабе ведет себя как постыдный подхалим. Это скрытый вредитель и наш заклятый враг, готовый на все.

— А чего ему надо от Феликса?

— Феликса за дружеские чувства к русским он считает предателем Польши. Пан Мацюшка ходит, чтобы сказать, что в случае их освобождения он собственноручно повесит Феликса на первой польской березе.


На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Похожие книги на "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2"

Книги похожие на "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.


Понравилась книга? Оставьте Ваш комментарий, поделитесь впечатлениями или расскажите друзьям

Все книги автора Дмитрий Быстролётов

Дмитрий Быстролётов - все книги автора в одном месте на сайте онлайн библиотеки LibFox.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Отзывы о "Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2"

Отзывы читателей о книге "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2", комментарии и мнения людей о произведении.

А что Вы думаете о книге? Оставьте Ваш отзыв.