Михаил Каминский - В небе Чукотки. Записки полярного летчика

• Название: В небе Чукотки. Записки полярного летчика
• Автор: Михаил Каминский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

В книге «В небе Чукотки» воспроизведены эпизоды героической эпопеи становления и развития советской полярной авиации.

Эту книгу написал человек, который осваивал Арктику и Антарктиду, воевал, в полярную ночь нес дежурства по обеспечению дрейфующей станции у полюса.

«В небе Чукотки» — живой рассказ о слабости и стойкости, о верности долгу и человеческой порядочности. Герои этой книги — люди сильного характера и беззаветной верности долгу, — могут служить примером для молодых, продолжающих дело отцов.

---

Приходилось слышать в те дни:

— А где это — Чукотка?

— Чукотка? А черт ее знает… где–то за пределами цивилизации!

Потом мы узнали еще более удивительное. В далекую Австралию можно попасть в любое время года, совершив для этого комфортабельное путешествие за две недели. На Чукотку попадали раз в году, в угольных трюмах одиночных грузовых пароходов. Да и эти корабли были сильны не прочностью своих бортов, а лишь энтузиазмом своих капитанов и команд. О чукчах я знал меньше, чем о племенах Центральной Африки.

И вот великая нужда заставляет стремиться к лагерю Шмидта, на неведомую Чукотку.

Добраться до нее могут только самолеты. Могут! Но еще ни один не добирался среди зимы. Им надо преодолеть протянувшиеся на тысячи и тысячи километров необжитые пространства. А о них знали так же мало, как и о самой Чукотке. Многие считали челюскинцев обреченными, ведь полярный лед погубил немало арктических экспедиций. Трудно было представить, как реально помочь бедствующим на краю земли людям.

Страна Советов не оставила своих граждан в беде. Челюскинцев спасли летчики.

В день торжественного прибытия участников челюскинской эпопеи в Москву нам с Митей пришлось дежурить на аэродроме. Из репродукторов на летное пол» доносились музыка и голоса комментаторов с Красной площади. Было оглашено постановление ВЦИК об установлении звания Героя Советского Союза. И это поразило нас.

Герой… С этим словом в нашем сознании неразрывно слились героические дела героической эпохи, в которую мы жили. Нередко говорили: герой революции, герой гражданской войны. Но это определение никогда не отождествлялось с персональным званием, присвоенным тому или иному человеку. Никто не мог сказать о самом себе: я — герой!

Не сразу мы поняли великий смысл установления

персонального звания героя. Ведь впервые в истории человечества так возвеличен человек не за знатность происхождения, не за богатство, а за подвиг на общее благо.

Стоял солнечный и теплый день начала лета. Мы дожали на травке под крылом самолета, обсуждая Д< бытия в Арктике, завершившиеся сегодняшним торжеством. Наши сердца переполняла гордость оттого, »ч о герои–челюскинцы наши соотечественники. Как профессионалы мы восторгались тем, что довелось преодолеть Ляпидевскому, Водопьянову и другим летчикам.

И тут Митя сказал со вздохом:

— Везет же людям! Плавают в Арктике, летают на Чукотку, а мы как привязанные. Может, за всю жизнь, Д кроме московского асфальта, и не увидим ничего?

— Не гневи бога, Митя! Мы с тобой на переднем крае освоения небывалой техники. Сколько летчиков завидует нам! И, кроме того, такова уж доля военного человека — служить там, где требует долг.

— Понимаю, но завидно…

— Наверное, сегодня всем завидно, не только нам с тобой, а впрочем…

Пораженный тем, что пришло в голову, я умолк, а Митя встрепенулся и выжидающе уставился на меня.

— А что, если разведать, как это летчики попадают

в Арктику? Ты поехал бы? — Хоть сегодня! Митя обладал способностью мгновенно загораться

и с того дня неотступно возвращался к этой мысли, зажигая и меня.

За лето мы узнали дорогу в Управление полярной авиации, увидели в лицо почти всех первых героев–летчиков и убедились, что это не «сверхчеловеки», а такие же парни, как и мы.

Нашей мечте повезло. К зиме тридцать четвертого года военное КБ Гроховского было преобразовано в гражданский институт. Личный состав нашего отряда остался при этом институте, но был передан в резерв армии, попросту говоря, демобилизован. Теперь мы оказались свободны в выборе места работы. Весенняя мечта не остыла, и наши усилия завершились тем, что в начале тридцать пятого нас зачислили в ряды полярных авиаторов.

В отряде нас оказалось всего двое таких мечтателей. Помнится, наш общий друг, командир отряда Костя Холобаев ругал меня;

— Ну, какого черта тебе надо в этой Арктике? Амундсеном все равно не станешь — не та эпоха. А здесь все при тебе — почет, уважение, интересная работа, хорошие товарищи! Брось дурить, не уезжай!

Мы не остались. Но когда до отъезда на Чукотку осталось три недели — произошла катастрофа. Только так я воспринял то, что случилось с Митей. Он влюбился. И, больше того, недолго думая, женился. Ну, решил я — все! С этого крючка еще никто не срывался. И, в самом деле, многие ли при таком зигзаге личной жизни сохранили бы верность слову? Но Митя совершил этот подвиг, не проявив и тени колебаний. В моих глазах это было вершиной преданности дружбе и идеалам жизни.

ТОПОР

— Честно говоря, когда мы планировали, я уж не думал, что смогу «в собранном виде» вот так бегать! — Митя помахал руками, изображая бег.

— Нам просто повезло, Митя!

— А как ты думаешь, куда мы «упали»?

— Кажется, я перетянул за «Снежное», в сторону Маркова. Давай, пока что–то видно, порулим обратно. Совхоз где–то рядом.

— Согласен. Я встану на лыжу, а ты рули потихоньку. Если увижу препятствие — подниму руку.

Идет! Только держись крепче и не обморозь лицо.

Наскоро объясняем ничего не понявшим пассажирам, что произвели вынужденную посадку в тумане и сейчас порулим к совхозу. Развернувшись на 180 градусов, начинаю рулить, придерживаясь чернеющего берега. Поворот, еще поворот, прямой участок плеса. Снег пушист и глубок, никаких толчков. Скорость незаметно нарастает. Ого! Уже шестьдесят! Как Митя терпит? Одной рукой он держится за узел расчалок, другой до глаз прикрыл лицо, но против наращивания скорости не протестует.

Так прошло минут десять–двенадцать. Различать что–либо стало невозможным. Останавливаю себя:

— Что же ты делаешь? Попадет под лыжи какая–нибудь коряга или, не дай бог, промоина — и все! Как–нибудь перебьемся до утра. Страшнее того, что миновало, не будет.

Подрулив к пологому берегу с кустарником, выключаю мотор. Из кабины с трудом вылезают пассажиры. Разминаются, с недоумением оглядываются. Щетинин спрашивает:

— Миша! А где же Пухов и где мы сами?

— Пухов, Николай Денисыч, сел раньше нас, думаю, тоже на реке. А мы где–то рядом с совхозом, но видишь сам, как темно, — побоялся я рулить.

— Ну и хорошо сделал, — спокойно согласился Щетинин. — Переночуем у костра, ничего с нами не случится. Говори, командир, что делать надо?

— Ждать утра, Николай Денисыч! Разводите пока костер, а мы с Митей займемся самолетом.

— Может, помочь чем?

— Нет, спасибо. Вот только придется просить у товарища Янсона немного спирта, чтобы разбавить воду в моторе. И еще немного продуктов, а то у нас ничего нет.

Янсон до сих пор не выразил никаких эмоций по поводу вынужденной. Ни волнения, ни участия — одно бесстрастное ожидание.

— А сколько потребуется вам спирта? — спросил он ровным голосом.

— Да по такому морозу, пожалуй, литров сорок! Янсон помрачнел, чуть призадумался, потом, как показалось, неприязненно, желчным голосом сказал:

— Ну, раз нужно так нужно! Берите!

Я понимал настроение Янсона. Начинался сезон охоты. Почти год не завозили товаров марковским охотникам. Товары прибыли, когда путь по реке уже закрылся, а санный, на собаках, еще не был проложен. Впервые на Чукотке самолет использовался для снабжения жителей отдаленных мест. Мы везли капканы, боеприпасы, мануфактуру, табак, медные чайники, шоколад, печенье, какао, сгущенное молоко. В этом перечне спирт был на самом важном месте. Список большой, но всего понемногу, наши самолеты не могли поднять больше.

— Митя, доставай топор, будем рубить дрова! — нарочитой бодростью Щетинин хотел смягчить для нас недружелюбную интонацию Янсона.

Это естественное в лесу предложение застало врасплох: топора у нас не было.

— Николай Денисович, — виновато ответил я Щетинину, — придется хворост ломать руками, топор мы забыли на базе.

— Не много ли вы забыли, товарищ командир! — в голосе Янсона, мне кажется, презрение. — Забыли одеться, как надлежит в Арктике, забыли «погоду», забыли топор. Я не удивлюсь, если обнаружится еще немало забытого!

С этими словами, не ожидая ответа, он направился к кустам. Черт возьми! Обидно слушать, но он же прав, этот суровый человек. С какой стороны ни посмотри — несерьезные, безответственные мы люди в его глазах…

В прошлом мы были аэродромными летчиками. Привыкли к тому, что нас обеспечивают всем необходимым. Везде для нас были готовы и стол, и кров. Конечно, мы знали, что здесь этого не будет, но вся наша психология была настроена для полетов от жилья до жилья. А у людей найдется все, что может потребоваться. Если это не оправдывает, то объясняет, почему у нас не оказалось топора. Да и только ли топора?..

К тому времени в полярной авиации уже был табель обязательного снаряжения самолета в Арктике. Табель предусматривал все основное, необходимое для обслуживания самолета, для подогрева и запуска мотора. Для экипажа полагалось иметь две запаянные банки с продовольственным НЗ. Чтобы взять больше груза, с общего согласия Пухов предложил оставить эти банки на базе. Охотно согласился и я, потому что в груз входили и продукты.