Николай Ссорин-Чайков - Топография счастья

• Название: Топография счастья
• Автор: Николай Ссорин-Чайков
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Культурология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0122-2

В центре внимания данного сборника — категория счастья в современной культуре, которая рассматривается в различных контекстах: от «американской мечты», представленной в образе отдельного дома и машины до мест свадебной фотосъемки в российских городах. Где и как люди ищут счастье, как это происходило в разные эпохи и в разных странах (Великобритания, Индия, Индонезия, Россия, США)? Целью сборника является своего рода эксперимент — набросать в первом приближении этнографическую карту модерна как отражение погони за счастьем, как карту социального пространства, отмеченного его образами.

---

Не только мосты, но и природные, и художественные объекты наделяются в современном ритуале «магической» ролью. Это деревья, а также городские и придорожные скульптуры, как правило, увешанные разноцветными ленточками. Они появляются вполне произвольно на маршрутах, проторенных свадебными кортежами. В Саратове, скажем, гости забираются на постамент памятника «Влюбленным» на набережной Космонавтов и стараются повязать ленточки как можно выше[405]. В Великом Устюге их повязывают на деревья рядом со скульптурой «Медведь», а на Ярославском шоссе между Радонежем и Троице-Сергиевой лаврой ими украшают рога гипсового оленя. В Царицынском парке в Москве в последние годы тоже «появилось» свое дерево счастья — липа около Фигурного моста; в Петербурге объектом свадебного паломничества стали ноги скульптурных атлантов в портике Нового Эрмитажа.

5. «Кто выше» — соревнование между командами жениха и невесты. Свадебная игра на мостах через канал Грибоедова и реку Мойка. Санкт-Петербург. 2008. Фото Юрия Молодковца.

Зададимся вопросом: какие фигуры вовлечены в современную свадебную практику кроме фотографа? Другими словами, кто пишет сценарии, ставит декорации, организует процесс и продает реквизит для «играющих» свадьбу перед объективом фотокамеры?

В последние годы сложилась традиция во время объезда города после регистрации брака останавливаться в разных местах. Здесь молодожены и гости не только делают эффектные фотографии, но и следуют к «магическим» свадебным объектам, участвуют в различных «ритуальных» играх и конкурсах. Они пускают голубей, стреляют из пушек, дуют в трубу, устраивают соревнования между командами жениха и невесты и т. п. (рис. 5, 6). Здесь же пьют за счастье молодых, с шумом разбивают фужеры и бутылки с шампанским. Все происходящее предполагает наличие на этих местах специального арсенала свадебных услуг и аксессуаров — своего рода «рояля в кустах». Это вызвало к жизни активное развитие дополнительных «спецуслуг», предоставляемых молодоженам. Режиссируют действо фотограф вместе с распорядителем и владельцем реквизита, сильно напоминающим «массовика-затейника» на советских праздниках. Одни предоставляют за сходную цену голубей — «птиц счастья», почтовых или дрессированных цирковых. Последние, по признанию свадебных фотографов, удобнее для профессиональной съемки, так как они не улетают и можно делать множество дублей. Другие предлагают пушки, фужеры или музыкальные инструменты[406].

6. «Птицы счастья». Саратов. 2007. Фото Василия Шишлова.

Праздничный ритуал традиционной русской свадьбы всегда включал обрядовые игры и шуточные действа, в которых особую роль играл распорядитель обряда — «дружка». В наши дни в городах им на смену пришли профессиональные аниматоры/ведущие, которые проводят состязания и викторины, выдумывая развлечения самостоятельно или используя специальные издания по проведению торжеств. Но часто эти ритуальные «придумки» организуют на местах фотосъемок «народные» представители свадебного бизнеса. Например, на стрелке Васильевского острова в Петербурге жениху предлагают погадать, кто родится — сын или дочка, выстрелив из пушки. Выдается соответствующий реквизит: каска, «снаряды» в виде парашютов голубого (мальчик) или розового (девочка) цвета. Фотограф тем временем ставит мизансцену: жених палит, невеста испуганно закрывает лицо… Другой пример: на мосту через Мойку перед храмом Спаса на Крови владелец валторны организует шуточную свадебную мизансцену: жених пытается играть, а невеста в ужасе зажимает уши. Он же организует гостей и родственников на командные соревнования: кто сильнее или кто выше прыгнет, тот и будет главенствовать в семье. Эти и подобные им игровые действа совмещают признаки свадебной игры и гадания[407].

Современная свадьба, включая кортеж машин, застолье, подношение подарков и, конечно, костюмы новобрачных, — это демонстрация социального статуса или претензий на него. Здесь задействовано потребление престижных товаров и услуг портных, визажистов, флористов, рестораторов и профессиональных ведущих. Последние, удовлетворяя запросы заказчиков, придумывают разные тематические сценарии. И на свадьбе, как в парке аттракционов, возможен любой антураж: древнеславянский языческий, американский ковбойский, средневековый рыцарский или эльфийский, пиратский, байкерский и проч.[408].

«Фото на память»

Профессиональные свадебные фотографы позиционируют свою работу как социально важную. «Фото на память, — пишет один из московских профессионалов, — останутся с вами на всю жизнь и будут передаваться из поколения в поколение»[409]. Традиционно именно во время свадебного обряда молодожены впервые представали в новом статусном качестве — мужа и жены перед всем «миром»: близких и родных, друзей и соседей. И фотоальбом новобрачных фиксирует это памятное событие в дискретных изображениях различных моментов праздника. В последние годы появилась тенденция делать фоторепортаж, начиная с подготовки свадьбы и одевания невесты и заканчивая свадебным банкетом и свадебным путешествием. «Это могут быть как романтические сюжеты, выражающие вашу любовь друг к другу, так и групповые портреты со всеми вашими гостями», — поясняет Алексей Сургаев[410].

В своем фундаментальном исследовании «Память в языке и культуре» филолог Н. Г. Брагина относит подобные выстроенные ряды фотоизображений к самой универсальной форме коммуникации памяти — коммуникации посредством визуальных образов[411]. Неслучайно ее книга включает разделы, напрямую связанные с проблемой взаимодействия фотообраза и памяти: «Аналогии: воспоминания — фотографии, кинокадры» и «Память и фотография: воскрешение прошлого»[412]. Если следовать логике анализа этого исследователя, счастье, запечатленное на свадебных фотографиях, включает в пространство памяти неопровержимые в своей визуальной данности образы. Причем это не греза о несбыточном, не фантазия, а хранилище, резервуар воспоминаний. Прямая включенность в пространство памяти наделяет фотографию ценностью высказывания — материального свидетельства прошлого. Это свойство особенно важно в контексте релевантности и скептицизма в отношении к истинности свидетельств памяти — к голосу Я-прошлого. Темы эмоциональной «фиктивности» прошлого и его образов пронизывают всю русскую литературу XX века. От В. Набокова, который писал: «ощущение счастья затопляет память и образует такую сверкающую действительность, что по сравнению с нею реальная действительность кажется мне довольно аляповатым обманом» — до В. Пелевина с его «узорами памяти», «которые рисуются на стене настоящего, размывая его дискретность и вызывая сомнения в достоверности этих воспоминаний»[413].

Это заставляет задуматься: каким образом такая абстрактная категория, как «память», сопрягается с таким коммерциализированным и банальным явлением, как свадебная фотография. Ведь память, как и счастье, — это понятия, связанные с ощущением, состоянием, следовательно — с преходящим моментом, измеряемым в дефинициях времени, а не пространства. Каким образом временные границы, без которых не существует понятия счастья и памяти, визуализируются в пространственных категориях, в частности в зрительных образах фотографии? Существующий научный дискурс в разных областях знания (в философии, лингвистике, социологии, антропологии) анализирует сложную конфигурацию перехода категории времени в категорию пространства. В философии и социологии само понятие память концептуализируется через образы пространства, репродуцирующего и сохраняющего образы прошлого. Один из наиболее тонко разработанных в литературе концептов — образ памяти в виде топографической карты прошлого[414]. Лингвистический анализ того, как именно описывается память в языке, констатирует наличие устойчивых пространственных метафор (резервуар, хранилище, картотека или энциклопедия) или же пространства реального (пейзажа, храма или города)[415].

На мой взгляд, в индивидуальной биографии и в истории семьи сходную роль перевода памяти в категорию пространства играют фотоальбомы. Они сохраняют топографию прошлого (мест, где родились, учились, жили и бывали) и превращают его в «картинки», доступные для зрительного восприятия и совместного сопереживания в кругу близких. В фотографиях, как и в памяти, возникают, оживают, «встают как живые» образы минувшего. И здесь решающая роль отводится выражению позитивных эмоций через пространственные метафоры и пластический язык тела: мимику, позу, жест, соответствующий фон. Ведь память, по верному наблюдению Пьера Нора, «укоренена в конкретном — в пространстве, жесте, образе и объекте»[416]. Все эти моменты оказываются особенно значимыми для свадебного «фото на память», где мизансцена и фоны играют особую роль. Можно сказать, что разглядывание свадебных фото — это радость возвращения в прошлое, узнавания и сопереживания собственного Я-прошлого в образах минувшего.