Николай Ссорин-Чайков - Топография счастья

• Название: Топография счастья
• Автор: Николай Ссорин-Чайков
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Культурология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0122-2

В центре внимания данного сборника — категория счастья в современной культуре, которая рассматривается в различных контекстах: от «американской мечты», представленной в образе отдельного дома и машины до мест свадебной фотосъемки в российских городах. Где и как люди ищут счастье, как это происходило в разные эпохи и в разных странах (Великобритания, Индия, Индонезия, Россия, США)? Целью сборника является своего рода эксперимент — набросать в первом приближении этнографическую карту модерна как отражение погони за счастьем, как карту социального пространства, отмеченного его образами.

---

По мере вытеснения марксизма на периферию социальных наук отечественные социологи начинали открывать для себя новые методы, подходы и концептуальные аппараты, адаптируя импортированные инструменты анализа к изучению современных российских реалий. В то же время в области исследований социальной структуры, как в советское время (что вполне объяснимо), так и до сих пор (что уже менее очевидно), доминирующая роль отводится количественной социологии с ее вниманием к статистике, традиционным опросам общественного мнения и построением объективных формализуемых моделей.

Что касается собственно этнографических методов и их применения в изучении проблем социального неравенства, плодотворным представляется подход Бурдье и его понимание класса. Отталкиваясь от критики марксистского толкования классов как реальных групп, Бурдье в то же время отвергает другую крайность — взгляд на социальную дифференциацию с позиций чистого номинализма (радикального конструктивизма), сводящего социальные различия к чистой фикции, «теоретическим артефактам» (Бурдье 1993: 59–60). Классы не существуют как реальные группы, но тем не менее их природа носит объективный характер и базируется на структуре пространства отношений. Сами агенты в своих ежедневных практиках и повседневных заботах постоянно воспроизводят социальные различия и иерархии, порождают и поддерживают классификации, утверждают свою социальную идентичность, исходя из смутно ощущаемого и трудно вербализируемого «чувства позиции», занимаемой в пространстве («чувство того, что можно и что нельзя „себе позволить“») (Бурдье 1993: 65). Такими различительными признаками обладает большинство будничных практик и суждений, вовлеченных в поле символического производства и борьбы за навязывание своего понимания здравого смысла и «естественных» установок; сюда попадают: выражение осуждения или неприязни (нечто кажется нам вульгарным, претенциозным, брутальным и проч.), способы ухаживания, внешней самопрезентации, привычка проводить свободное время, музыкальные или спортивные предпочтения, политические мнения, манера их выражения и т. д. Эти различия, проявляющиеся как бы спонтанно, как нечто само собой разумеющееся (если только они не задуманы как средство намеренно подчеркнуть свою обособленность и исключительность), выражаются посредством суждений вкуса и соответствующих практик культурного потребления, функционирующих в ансамбле стилей жизни. Вкус, определяемый Бурдье как «система классифицирующих схем», как «склонность и способность данного класса к присвоению (материальному и (или) символическому) классифицированных и классифицирующих объектов», становится «порождающей формулой», лежащей в основе стиля жизни (Бурдье 2005: 26–30).

Сама идея о том, что вкус и практики культурного потребления лежат в основании социальных различий (точнее, порождают их, будучи в то же время продуктом усвоения деления на социальные классы), позволяла отойти от механистического понимания классов как производной от уровня дохода или места в отношениях собственности. Однако до сих пор остается открытым вопрос, насколько универсальным является представленный Бурдье и его соавторами механизм соотнесения вкусовых предпочтений и социальной дифференциации (Волков, Хархордин 2008: 159). Например, исследования практик культурного потребления на американском материале (Bryson 1996, Erickson 1996, Peterson & Kern 1996 in: Lamont a Molnar 2002: 173–174) показали, что широкий культурный кругозор и приятие «чужой» культуры представляют довольно ценный ресурс среди высшего и высшей части среднего класса (upper and upper-middle class). Эти результаты противоречат тезису Бурдье об исключительности доминирующего слоя и его нетерпимости к культурам других классов. В итоге изначальная картина выглядит более усложненной — исследователи настаивают на многообразии измерений в понимании культурного капитала, не сводимого к логике бинарных оппозиций, которые использует Бурдье для описания социальных суждений вкуса.

В то же время наша область применения идей Бурдье ограничивается преимущественно обращением к специфике ритуализованного поведения, когда именно двоичные оппозиции, избавляющие от двусмысленности и неправильного прочтения сообщений, оказываются наиболее востребованными (и в этом смысле сама логика бинарных оппозиций становится стратегией ритуала); тогда как в «естественных» (здесь — более спонтанных и менее сознательно организованных) ситуациях могут быть задействованы другие, более сложные и многомерные схемы и принципы конструирования границ. Другими словами, следует различать ритуальное поведение от неритуального.

Кэтрин Белл в своей работе, посвященной концептуальному переосмыслению ритуала с точки зрения теории практик (с опорой преимущественно на изыскания П. Бурдье), пишет о том, что результатом действия ритуала является производство «ритуализованного тела», наделенного особым ритуальным «чувством», которое представлено в виде имплицитного разнообразия схем и оппозиций. Вписанные в социальное тело и свободно согласованные между собой наборы оппозиций позволяют производить такие стратегические схемы, которые в дальнейшем будут господствовать в других социокультурных ситуациях или предопределять их. Производство «ритуализованного тела» подчиняется круговой логике: с одной стороны, через организацию пространства и времени оно конструирует ритуальную среду в соответствии со схемами привилегированных оппозиций, а с другой — является продуктом этой среды через усвоение ее принципов (Bell 1992: 94–117). Использование этой идеи позволяет нам рассматривать семинары и «мечты» (как особый способ создания образов будущего) в качестве ритуализованной практики, в ходе которой происходит формирование «ритуализованного тела» через организацию соответствующей среды и усвоение лежащих в ее основании схем.

То, что в «Амвэй» принято обозначать широким понятием «работа над мечтой», подразумевает некое абстрактное, умозрительное освоение новой потребительской культуры с ее взаимосвязями символов, значений, образов, дискурсивных форм, организованных вокруг представления о «великолепном» стиле жизни, доступ к которому открывается только для тех, кто достигает вершин сетевого бизнеса. В этих «мечтах», наполненных яркими образами предвосхищаемого счастья, воображаемое будущее утверждается через противопоставление себя настоящему, реальной практике потребления, на фоне которой изысканная роскошь дорогих интерьеров или экзотические ландшафты «лучших курортов мира» становятся еще «роскошнее» и «экзотичнее», тогда как реальный (настоящий, практикуемый) образ жизни с его недоделанными ремонтами в старых квартирах, отдыхом на загородных дачах и непогашенными кредитами стремительно теряет свое очарование, подвергается переоценке («жизнь в нищете») и символическому отречению в пользу (пока) недоступного, но невероятно привлекательного будущего. Одновременно с освоением языка «мечты» и его грамматики потребления новичок учится ориентироваться в той системе координат, которая будет помогать ему оценивать личный уровень достижений и измерять степень близости/дальности относительно реализации «мечты» о новой жизни на фоне стандартизированной системы уровней достижений[274], маркирующей статус продавца в сообществе.

Уровни достижений, отмечающие местонахождение продавца на «шкале успеха», выступают в качестве своеобразной матрицы, отвечающей за формирование упорядоченного, иерархизированного пространства социальных отношений между участниками сети. Это пространство материализуется, обретает свои зримые формы, разыгрывается самими участниками в ходе организации регулярных встреч — семинаров, объединяющих до нескольких тысяч дистрибьюторов с самым разным опытом работы в сетевом маркетинге. Организация физического пространства семинара предусматривает четкую сегментацию участников по критерию их принадлежности к определенной ступени статусной иерархии. Пересечение значимых рубежей на «лестнице успеха» подразумевает переход в новую социальную группу, члены которой осознают свое единство через противопоставление и проведение границ по отношению к тем, кто находится на соседних ступенях иерархии. Пространство семинара устроено таким образом, что делает эти границы предельно очевидными и осмысленными, побуждая тем самым представителей высших уровней иерархии («лидеров») демонстрировать свою избранность, ассоциированную с принадлежностью к высшим классам; тогда как рядовые участники семинара из постоянного наблюдения за поведением своих лидеров, за их манерой держать себя, из услышанных со сцены историй успеха получают знание о том, как должен вести себя представитель высшего класса, к которому каждый из них мечтает принадлежать в обозримом будущем.