Хуан Гойтисоло - Особые приметы

• Название: Особые приметы
• Автор: Хуан Гойтисоло
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

Роман современного испанского писателя Хуана Гойтисоло посвящен судьбе интеллигенции, которая ищет свое место в общенародной борьбе против фашистской диктатуры. В книге рассказана история жизни и душевных переживаний выходца из буржуазной семьи Альваро Мендиолы, который юношей покидает родину, чувствуя, что в гнетущей атмосфере франкизма он не найдет применения своему таланту. Длительное пребывание за границей убеждает Альваро, что человек вне родины теряет себя, и, вернувшись в Испанию, он видит свой долг в том, чтобы поведать миру о трагической судьбе родной страны.

---

«КУБА НЕ КОНГО», — прочитала Сара.

Он ушел на несколько шагов вперед и окинул взглядом спящие молчаливые улицы Старой Гаваны, украшенные гирляндами пестрых флажков. На миг Альваро почудилось, что он в Андалузии. А вот и знакомый чугунный балкон с вазонами цветов. Дня три-четыре назад, окруженный ватагой любопытных быстроглазых мальчишек, Альваро снимал его своим «лингофом». Пленка была хорошая, но негативы показались ему не совсем удачными. Он попытал счастья еще раз. Просмотрев вторую пленку, Энрике заметил, что неуверенность Альваро в себе граничит с неврозом.

— Ты гоняешься за совершенством, которого не существует в природе.

— С некоторых пор я утратил контакт с окружающим. Еще каких-нибудь два года назад я снимал людей, и получалось неплохо. А теперь мне не даются даже решетки и камни. Честное слово, я не знаю, за что мне взяться.

— Очередная навязчивая идея, — резюмировал Энрике. — Сходил бы к психоаналитику, и дело с концом.

Они поехали в Ведадо. Волны выплескивались на асфальт, и открытая машина Альваро, которую он купил, прилетев на Кубу, шла сквозь облако водяной пыли. Прохладная морось мягко увлажняла лицо, терпкий вкус морской соли на губах был восхитителен; встречный ветерок, перелетая через ветровое стекло, ласково шевелил волосы. Малекон убегал вдаль, изогнутый и тонкий, как серп. По другую сторону залива вставали, сияя огнями, здания Гаваны — он еще ни разу не видал ее такой красивой, как в эту ночь. На фоне свинцового неба силуэты небоскребов со светящимися четырехугольниками окон казались большими ульями, где идет своя хлопотливая и очень уютная жизнь. С тех пор как началась блокада, движение в ночные часы уменьшилось. Зорко всматриваясь в горизонт, несли вахту у своих орудий артиллеристы береговых батарей. Над городом ежесекундно вспыхивал огромный световой лозунг «РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ. МЫ ПОБЕДИМ». На радиобашне горел красный огонь. Проехав парк Масео, Альваро свернул на Двадцать пятую улицу и остановил «моррис» у «Фламинго».

— Потанцуем? — предложила Сара.

Альваро выпил два дайкири, и, обнявшись, они закружились среди других пар, щека к щеке, губы к губам. Они танцевали и целовались. Люди вокруг них жили в каком-то убыстренном темпе, тратили деньги, не считая. Проведя день на военных занятиях или в наряде местного Комитета защиты революции, отработав положенные часы трудовой смены, мужчины и женщины спешили в бары, пили вино, танцевали, словно хотели взять все что можно от недолгих часов шумной, беспокойной передышки.

— Провокатор, контрреволюционер!

Звон разлетевшегося вдребезги стакана. Двое. Схватили друг друга за отвороты пиджаков. Придвинулись лицом к лицу.

— Пустите!

— Я видел! — Это выкрикнул элегантно одетый негр. — Он, паразит, писал в туалете контрреволюционные лозунги.

— Сами вы провокатор!

— Я же слышал, что ты сейчас тут врал и выдумывал!

— А вы кто такой?

— Мои документы вот! Я честный кубинец и революционер, а ты…

Их окружили. Хозяин бара безуспешно пытался разнять их. Кто-то посоветовал вызвать полицию.

— Уйдем отсюда, — сказал Альваро.

Подымаясь по лестнице, он несколько раз споткнулся.

Но освежающий ночной холодок снова оживил его. Спать расхотелось.

— Проводить тебя до «Свободной Гаваны»?

— Я бы не прочь еще чего-нибудь выпить.

— А тебе не станет плохо? — Сара вела его, нежно держа за руку.

— Нет.

— А то у меня в сумочке две таблетки аспирина.

— Спасибо, мне не надо.

В баре «Сент-Джонс» они столкнулись с компанией журналистов и фоторепортеров, прибывших в Гавану со всех концов света. Большинство из них Альваро знал еще по временам работы в агентстве. На Кубу их привело объявление блокады. Они слетелись сюда, словно стая коршунов, и вот уже несколько дней шныряли по редакциям газет и министерствам, пытаясь выведать что-нибудь в связи с предполагаемой высадкой американцев, которой так и не суждено было состояться. Они пригласили Альваро и Сару к своему столу, приветствуя коллегу насмешливыми жестами и улыбками.

— Смотрите-ка! Да он и вправду спился. Не зря нам про него в Париже рассказывали… Твое пьянство прославило тебя на всю Европу.

— Пьянство? Я абсолютно трезв.

— А ведь был многообещающим молодым талантом. Но вот вам результат: политика, дайкири, кубинки — и крышка, погиб человек ни за что ни про что…

Все засмеялись, а толстый аргентинец продекламировал эпитафию, сочиненную для Альваро его товарищами по Национальному совету культуры.

— Есть новости? — спросил Альваро, силясь сохранить хладнокровие.

— Днем прошел слух, будто на рассвете была предпринята попытка высадиться. Потом его опровергли.

— В Вашингтоне полагают, что Хрущев встретится с Кеннеди.

— Говорят, будто Кастро отдал приказ открывать огонь по американским самолетам.

Разговор был Альваро не по душе, и он направился к единственному свободному столику.

— А ты, — крикнул ему вслед корреспондент агентства Рейтер, — все еще снимаешь решетки и балконы?

— Да, снимаю.

— Дело, мой мальчик, — с покровительственным самодовольством изрек корреспондент. — Желаю успеха.

А ведь действительно, надо быть идиотом, чтобы в то время, когда все вокруг него, вся страна готовится к отражению американской агрессии, коллекционировать фотоснимки старинных решетчатых дверей, кронштейнов и балконов. Он сказал об этом Саре, добавив, что приказ о мобилизации имел для него одно неожиданное последствие: открыл ему глаза на бессмысленность и ненужность работы, которой он так было увлекся.

— Это примерно то же самое, что заниматься отделкой кают, когда корабль идет ко дну. Ты согласна со мной?

— Нет, это просто значит, что надо работать быстрее, — ответила она.

На противоположном конце бара пел под аккомпанемент джаза мулат. Голос был приятного, мягкого тембра. Сара покусывала соломинку, опущенную в бокал с дайкири. Ее глаза блестели, она глядела на Альваро в упор.

— Я счастлива, Альваро, — сказала она, проведя рукой по его волосам. — Когда ты выпьешь, ты делаешься ласковей со мной… Сколько порций рома тебе нужно, чтобы влюбиться в меня?

— Еще столько же.

— Тогда пей, очень тебя прошу. Любить такого обаятельного умного пьяницу, как ты, — это восторг… Приду домой и обзвоню всех подруг, пусть знают, что ты все-таки полюбил меня.

— Да, самое удобное время звонить им, конечно, сейчас.

— Сперва я всегда кажусь надоедливой, что верно, то верно. Но только на первый взгляд. Характер у меня легкий. Со мной знаешь как хорошо, я совсем неплохая. Вот увидишь. И в один прекрасный день ты вдруг поймешь, что не можешь без меня жить.

— Ты в этом абсолютно уверена?

— Абсолютно. Ты останешься на Кубе и будешь счастлив со мной.

— А как ты этого добьешься? Дашь мне приворотного зелья?

— Не все ли равно. Ты будешь мой, так или иначе.

Холл «Свободной Гаваны» был пуст. Портье передал ему две телефонограммы: приглашение от УНЕАК и записочку Лидии. Из Европы ничего на его имя не поступало. Он написал телеграмму Долорес: «Задерживаюсь жди письма», — и вручил рассыльному пять песо, прося передать листок телефонистке, как только откроется телефонная станция. Лифтер, работавший в ночную смену, читал «Моби Дика» в дешевом издании; зевая, он нажал на кнопку двадцать третьего этажа. Альваро почувствовал, как на него вдруг навалились все долгие часы напряжения и усталости, голова закружилась, веки налились сонной тяжестью. Ночной бриз шевелил оконные занавеси. Не раздеваясь, он бухнулся на постель и тут же уснул.

Телеграмма явилась для всех полнейшей неожиданностью семейный конклав заседал в сумрачной гостиной дядюшки Сесара а потом всю неделю судили и рядили.

это сын Флориты двоюродной сестры Эрнесто

в Калифорнии умерла не Мерседес это Антоньито там умер

когда Аделаида овдовела она вторым браком вышла за Форнэ но у нее был сын от первого мужа

кто-нибудь из Сьенфуэгосов это боковая ветвь

сына тети Лусии звали Алехандро

до прибытия парохода оставалось несколько минут и общее волнение невольно передалось тебе

при слове «Куба» в твоей памяти всплывают никогда не виденные пейзажи которые однако хорошо знакомы тебе по рассказам дяди Эулохио и других о богатстве чудесно убереженном твоими прадедами и дедами от всех превратностей судьбы поскольку богатство единственное твое утешение и прибежище когда ты думаешь о грозящей миру мрачной опасности киргизах с их легендарными женщинами которые рожают детей не покидая седла

трансатлантический лайнер медленно приближается к пристани и тобой все сильнее овладевает незнакомое дотоле нетерпение пассажиры машут вам с палубы платочками