Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)

• Название: "Вексель Судьбы" (книга первая)
• Автор: Юрий Шушкевич
• Жанр: Научная Фантастика

В основе сюжета - судьба двух советских разведчиков-диверсантов, которые в результате хронопортации переносятся из 1942 в 2012 год. В нашем сегодняшнем мире им удаётся быстро "акклиматизироваться" и стать участниками многочисленных событий, связанных с розысками исчезнувшего за рубежом крупного царского вклада. Однако вместо капиталов, лёгших в основу мировой финансовой системы и с известных пор правящих миром, героям романа удаётся обрести сокровища иного рода. Роман интересен многочисленными историческими коллизиями и футурологическими прогнозами, которые, будучи преломлёнными в сознании людей первой половины XX века, зачастую раскрываются с неожиданной стороны.

---

-- И что скажешь? Похоже на правду?

-- На девять десятых -- правда. Но одна десятая -- это субъективный взгляд автора, который он преподносит как истину и окончательную данность. Но автор -- настоящий мастер, поскольку умудрился свою личную позицию представить правдой всеобщей.

Ответ Борису понравился, и он широко и открыто улыбнулся:

-- Если хотите знать моё мнение, то для меня Солженицын -- большая сволочь.

-- А вот это интересно! -- отозвался из полутёмного угла Петрович. -- Я хотя книгу Солженицына не читал, но немного в курсе. Так вот, всё должно было быть наоборот -- мы, недобитые чекисты, против написанного им, а современный москвич -- за. Или ты, Алексей, занимаешь центристскую позицию?

-- В каком смысле -- центристскую?

-- В том, что нашу с тобой "эпоху террора" добра и зла было поровну. Али как?

-- Добра было больше. Я что-то, Петрович, тебя не совсем понимаю. Ты полагаешь, что действия Сталина необходимо осудить?

-- Ха! Вот и ты, Алексей, попался в эту ловушку. А ведь её чертовски искусно придумали: если ты за Сталина, то значит и за репрессии, и нет тебе прощения в цивилизованном обществе. А самое-то главное -- остаётся за кадром!

-- Браво, Петрович, браво! -- Борис вскочил и энергично провёл рукой по воздуху, обозначая верно найдённый окончательный ответ. -- Именно так: главное -- за кадром. Любая жизнь многопланова и многоцветна, и марать её единственным цветом -- как минимум признак скудоумия. Вот ты, Алексей, почему то, что ты назвал "личной правдой Солженицына", не приемлешь?

-- Насколько я сумел разобраться, Солженицын -- человек неглупый, гордый и амбициозный. В сталинской системе он желал и ждал для себя чего-то великого -- ну, например, лавров Шолохова или Толстого Алексея, а тут раз -- и слетел с орбиты из-за неосторожного письмеца. Отсюда личная обида и крайняя нелюбовь ко всей эпохе... Вместо того чтобы разобраться в ней глубоко и честно, он всю её замарал ГУЛАГом. Вроде и не было ничего другого, а только сплошные лагеря... Как психолог он этот трюк провернул гениально. А как писатель -- я даже не знаю... Боюсь комментировать, поскольку не вполне в курсе того, как принято писать сегодня. Однако в мои годы его никто писателем не назвал бы. С другой стороны, журналистом его тоже не назовёшь -- больно уж огромный пласт он поднял и перенёс на бумагу, прежде писатели за такое не брались.

-- Тут не в писательстве дело, -- вновь вступил в разговор Петрович, рассудительно поглаживая ладонью тщательно выбритый подбородок. -- Спору нет, время было жёсткое и безжалостное. Чуть оступился, написал или сказал не подумав -- и хватил лиха. Но это происходило так не оттого, что Сталин или кто-то другой так захотели. По-другому просто не могло и быть.

-- Солженицын и вслед за ним миллионы людей по всему миру считают, что могло.

-- Ну и пусть себе считают! Сегодня людям даже невозможно представить, какой страшной и дикой была наша реальность. При царе едешь по России -- вокруг в основном благородная публика, дворяне, купцы, попы с попадьями... Кресты золотые! А вся основная масса народа была заперта по бесконечным деревням. И не просто заперта, но ещё и придавлена гнётом социальным и религиозным. А после революции вот что получили: благородная публика исчезла, народ из-заперти хлынул и заполонил всё, что только можно. Население одной Москвы выросло в пять раз, если не ошибаюсь, трамваев не стало хватать! Это здорово, конечно, но при этом на одного мечтателя или романтика коммунизма стало приходиться по три натуральных бандита, садиста и хама. И в придачу религию, которая их худо-бедно сдерживала, отключили и объявили опиумом и бредом. В двадцатые годы, если помнишь, днём на улицу страшно было выйти. А уже перед войной -- чистые, нарядные города, розы в клумбах, театры, кино. Кто-нибудь сегодня понимает, что произошло, отчего такая перемена?

-- В конце двадцатых я два года жил с отцом в Париже, -- задумчиво произнёс Алексей, -- однако представление имею.

-- Догадываюсь, Петрович, куда клонишь,-- ответил Борис, -- но ты сам лучше доскажи.

-- Хорошо, досказываю. Все перемены состоялись не потому, что были успешно выполнены сталинские планы и пятилетки, а потому, что мои коллеги с наганом в руке и голимым чаем в животе, чтобы поменьше спать, день и ночь вычищали всю эту дикость, всю эту отрыжку человеческую... Не оппозиционных профессоров и политических разных противников, а именно самую натуральную мразь прежде всего. Вязали, строили и отправляли на перевоспитание -- рыть каналы и тайгу валить. Выполняли эту чёрную и неблагодарную работу хотя бы для того, чтобы нынешние бабушки, когда становились студентками, могли спокойно вечером дойти из института до общежития. Понимаешь, Борис? Я не говорю про тридцать седьмой и тридцать восьмой годы, когда эта система наша дала сбой и стала уничтожать тех, кто ей служил, -- давай смотреть на то, что было до и после. Ведь если бы вся эта чёрная масса победила и захватила страну, то не было бы теперь ничего. Гитлер ведь и рассчитывал, что встретит в России именно таких. Похвалялся, что передавит их гусеницами и установит новый тысячелетний порядок. А если бы он в тридцать девятом приехал бы в Москву сам, а не посылал бы Риббентропа, то увидел бы, что очистительную работу мы уже сделали. Я имею в виду НКВД. Причём сделали филигранно. Негодяев убрали, а лучших вытащили на свет, дали возможность работать, раскрыться... И если бы не война, которая всех этих лучших и выкосила, жил бы ты сегодня, Борис, в самом светлом и в самом справедливом государстве планеты.

-- Полностью с тобой согласен, Петрович, -- ответил Борис.-- Только думаю, что кроме хулиганья вам стоило бы покрепче поработать с политическим классом.

-- А вот здесь я не очень тебя понимаю. Поясни-ка.

-- Что пояснять-то? Мало вы врагов народа расстреляли. Точнее -- много погубили случайных людей, а настоящих врагов оставили жить и работать. Тогда это как-то обошлось, но зато потом, уже в наши дни, привело к катастрофе. И сегодня у нас в России уже весьма многие рассуждают в том ключе, что если бы Сталин довёл чистку до конца, то не было бы с нами нынешнего позора. И что рано или поздно, хотим мы того или нет, придётся чистку повторять. Только теперь, скорее всего, в более кровавых масштабах.

Борис закончил говорить, и возникла небольшая пауза. Алексей молча сходил за пепельницей и закурил. Петрович, к которому была обращена сентенция Бориса, немного покашлял и ответил негромким голосом:

-- Вот чего не ожидал -- так это встретить в вашем прекрасном мире желающих повторить нашу мясорубку.

-- Этот мир только внешне выглядит прекрасным, -- спокойным голосом ответил Борис. -- Он построен на вопиющей несправедливости и давно прогнил. Страной правят подлецы, не имеющие никаких идей, кроме желания обогащаться и купаться в наслаждениях. Ведь даже у Троцкого была идея, а у этих -- нет. Пока наш наивный и добрый народ всё ещё чего-то ждёт: то ли их вразумления, то ли Божьего гнева. Но если вразумления нет, а Божий гнев запаздывает или не приходит вовсе -- то совершенно объективно возникает потребность в терроре. Возникает не потому что я, такой вот кровожадный Борис Кузнецов, жажду напиться кровью негодяев и лжецов, а оттого, что эти негодяи сами открыли двери для отмщения, и кто-то должен в них первым войти. И если это выпадет сделать мне -- я не буду комплексовать и бояться, что развязав войну, пострадаю сам. Война на то и война, что пули летят в обе стороны и часто ранят невиновных и посторонних. Ещё раз: я боюсь об этом думать, но всё идёт к тому, что кое-кому из нас придётся завершить то, что не успели сделать вы.

-- А что мы не успели? -- поинтересовался Здравый.

-- Не добили разных жадных и слабохарактерных типов, дети и внуки которых затем устроили в стране перестройку.

-- Снова я не понимаю. Если ты говоришь про политических -- я для тебя плохой собеседник. Я никогда по политическим делам не работал, и слава Богу. Хотя и хулиганьём с кулачьём занимались тоже другие товарищи, это я себе сейчас их доблесть приписываю. Мы же больше работали по белоэмигрантам, буржуазным националистам и прочей подобной публике. Но у этих клиентов, поверь, была своя сильная идея. Иногда зацепляли кое-каких троцкистов -- ты уж извини, но слабохарактерными людьми их никак не назовёшь. Да, мышлением они обладали своеобразным. Думали о чём угодно, но только не о стране и людях. Однако их вере и твёрдости любой большевик мог бы позавидовать. И если бы Троцкий Сталина одолел -- крови народной пролилось бы куда более.

-- Разве? А я считаю, что именно потомки недобитых троцкистов захватили власть, разрушили Союз и теперь ведут страну к "глобальной гармонии". Раньше это называлось мировой революцией. Теперь -- глобализованным миром под руководством США.

-- Ты, Борис, что-то путаешь. Я многих из этих троцкистов знал лично. Ты прав в том, что они наш Союз не ценили, им нужен был весь земной шар. Но вот утверждать, что они так вот взяли -- и все скопом продались мировой буржуазии, её штабам, разведкам -- я не верю. У них ведь своя, отдельная вера была. И эту веру они имели неистовой, страшной силы. Поэтому часто случалось, что совершенно невиновные люди страдали только лишь из-за того, что имели столь же сильные убеждения. У нас в одно время в троцкисты записывали всех, кто был наркомвоенмором Троцким в Гражданскую отмечен -- а это почти все поголовно красные командиры, выросшие до военачальников. Их через одного в конце тридцатых и положили -- явный перебор. А их дети в войне с фашистами в первых рядах пали. Так что развалить страну они никак не могли. Разваливали страну не внуки троцкистов, а внуки мещан и недобитых кулаков. И недобитые мной националисты с ними в придачу. Извини, но я именно так считаю. А ты, лейтенант, как полагаешь?