Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)

• Название: "Вексель Судьбы" (книга первая)
• Автор: Юрий Шушкевич
• Жанр: Научная Фантастика

В основе сюжета - судьба двух советских разведчиков-диверсантов, которые в результате хронопортации переносятся из 1942 в 2012 год. В нашем сегодняшнем мире им удаётся быстро "акклиматизироваться" и стать участниками многочисленных событий, связанных с розысками исчезнувшего за рубежом крупного царского вклада. Однако вместо капиталов, лёгших в основу мировой финансовой системы и с известных пор правящих миром, героям романа удаётся обрести сокровища иного рода. Роман интересен многочисленными историческими коллизиями и футурологическими прогнозами, которые, будучи преломлёнными в сознании людей первой половины XX века, зачастую раскрываются с неожиданной стороны.

---

От всех этих мыслей отвлёк резкий гудок локомотива и внезапно ударивший в глаза луч прожектора, рассекающий землю и темнеющее вечернее небо на два пространства. Понемногу сбрасывая ход перед семафором, через станцию проходил пассажирский поезд, на вагонах которого красовались сине-желтые таблички с надписью "Львiв-Москва". Поезд следовал в западном направлении, и за пыльными окнами купе можно было разглядеть немногочисленных пассажиров, часть из которых занимались раскатыванием матрацев, а другая -- приступала к нехитрому ужину.

-- Фирик, у тебя есть, где ночевать? -- поинтересовался Алексей.

-- Нет.

-- Я не помню расписания, но это, возможно, последний сегодня поезд с Киевского вокзала. Смотри, он сейчас почти остановится. Хочешь - полезай в него и мчись к невесте в Дрогобыч! Там скоро яблони зацветут... Завидую!

-- Да, но как попасть в вагон? -- внутренне согласный с поступившим предложением оживился таджик.

-- Чёрт, в поездах теперь ни одной тормозной площадки! -- с досадой выпалил Петрович. -- Хотя вон -- гляди! Ты же без вещей, живой скелет со стройки, полезай-ка через резиновое суфле между вагонами.

-- Да?

-- Пролезешь! Пачку с деньгами спрячь подальше, а парочку бумажек отложи для кондуктора. Уже завтра увидишь цветущую Галицию!

-- И станешь вместо прежнего жалкого Шарипова гарным Куликом! -- перекрикивая резкий скрип тормозов, прокричал Алексей.

Фирик не решался сказать ни да, ни нет, но было заметно, как в предвкушении возможности сию же минуту совершить столь желанный в его жизни поворот у него загораются глаза.

Они вместе подошли к межвагонному стыку, подхватили Фирика за пояс, приподняли и помогли вставить ногу в щель суфле.

-- Ну, теперь не дрейфь, Фирик-лирик! Раздвигай резины и лезь! Раз-два! Взяли!

Проскользнуть между толстыми резиновыми трубами было делом непростым, но с третьего или четвёртого раза всё получилось. Туловище Фирика полностью скрылось в межвагонном переходе, а спустя несколько мгновений за стеклом в двери тамбура показалась его взлохмаченная голова со счастливой, почти детской улыбкой.

-- Молодец, пролез-таки!

-- Ну, прощай!

Почти сразу же справа раздался громкий гудок, лязгнули вагонные сцепки и состав возобновил движение.

Чтобы не привлекать внимание поездной обслуги к проникновению безбилетного пассажира, Фирику не стали махать рукой. Провожая взглядом ускоряющиеся вагоны, Алексей на какой-то миг тоже с грустью и теплотой подумал о далёких зацветающих галицийских садах и пожалел, что в марте сорок первого года не сумел съездить в командировку в Львовский архив с целью розыска некоторых австрийских документов.

Дождавшись, когда красный фонарь на последнем вагоне жёлто-голубого поезда окончательно скроется из виду, Алексей с Петровичем, похожие на заплутавших на городской океане денди, решительно пересекли железнодорожные пути и через станционную площадь вышли на Большую Очаковскую. Там они поймали такси и велели ехать в Центр.

Глава четвёрая

Квартира наркома

Борис Кузнецов намеревался провести выходные в размышлениях о собственной судьбе и о смысле сущего, совершенно не предполагая, что эта затея едва не закончится попыткой совершить самоубийство. Правда -- самоубийство не совсем обычное, а реализуемое через жестокий запой. Он далеко не сразу догадался о присутствии в запое подобной возможности, которую нельзя было назвать чистым сведением счётов с жизнью, но которая вполне соответствовала принципам русской рулетки -- дать возможность судьбе самой разрешить вопрос о твоём предназначении. Поэтому провожать воскресный вечер и вместе с ним -- свою прежнюю не очень удачную жизнь -- ему довелось среди странных предчувствий и пугающих видений.

Сказать, что накануне Борис выпил -- значит, не сказать ничего. Даже по меркам привычной для Бориса полубогемной жизни это был случай нечастого и едва ли не отчаянного запоя.

Начало запою было положено ещё в минувшую пятницу, когда совершив несколько поездок по делам, он провидчески оставил машину на подземной парковке под отелем "Ритц", что в начале Тверской, и пешком поднялся до Пушкинской, где зашёл в кафе "Пирамида". Там, расположившись в самом дальнем углу в зале на втором этаже, он заказал себе давно полюбившееся ему блюдо с полусырым тунцом и под него -- сто пятьдесят граммов водки. Настроение было прескверное, поскольку в тот день окончательно стало ясно, что за киносценарий, над которым он трудился с конца минувшего года, никаких денег в ближайшее время ему не светит. А деньги были критически нужны, поскольку с некоторых пор их реально перестало хватать на еду, а на серванте в прихожей ждали оплаты уже с полдюжины квитанций просроченных коммунальных платежей.

Зимой Борису удалось немного разжиться деньгами, выступая ведущим на корпоративных вечеринках и в концертных программах, приуроченных к нескольким международным конференциям. Но вскоре эти доходы прекратились, и в его жизни наступила длительная чёрная полоса. Денежный вопрос был здесь не ключевым -- после кончины родителей Борису с сестрой отошло довольно значительное имущество, грамотно распорядившись которым можно было бы существовать относительно безбедно. Так, уже имелась договоренность, что не позже начала июня на пустующую родительскую дачу в Петрово-Дальнем заедут жильцы, и ста двадцати тысяч в месяц напополам с сестрой ему вполне хватит, чтобы сводить концы с концами. Можно было бы с лёгкостью сдать какому-нибудь богатенькому иностранцу и трёхкомнатную квартиру в довоенной "сталинской" девятиэтажке, и из гарантированных за неё полутора сотен половину отдавать сестре, за пятьдесят тысяч снять для себя небольшую студию с кухонной плитой, столом и кроватью, а оставшиеся деньги -- пустить на мелкие расходы. В конце концов, можно было продать кое-что из не очень нужного ему родительского антиквариата -- например, дореволюционного бронзового Отелло, держащего подсвечник, или две ранних картины Серебряковой -- мера хоть и разовая, но способная сразу же принести не менее трёх-пяти миллионов, а на такие деньги вполне реально, если постараться, просуществовать не один год.

Ведь когда у человека имеется минимальный уровень обеспеченности, позволяющий быть свободным и предоставленным самому себе, не иметь нужды бежать с утра на работу, не зависеть от благорасположения начальства, не заниматься делами скучными и ненужными -- то разве это не есть тот по-настоящему правильный порядок вещей, к которому стоит стремиться?

Однако важно не просто жить, то есть жить в смысле регулярно питаться, приобретать хорошую одежду и даже время от времени платить за приятелей в ресторане. Смыслом жизни должно являться творчество. Но творчество -- это категория высшего порядка, в которой труд неразрывно переплетается с удачей, поэтому далёко не факт, что соответствующие упражнения, когда человек обретает свободу и может посвятить им себя в полной мере, принесут результат. А в отсутствии результата без признания извне усилий и плодов творческого труда всякая творческая личность быстро закисает от ненужности.

И именно это закисание, похоже, составляло для Бориса главнейшую из проблем.

Однако время, Борис знал, у него пока есть. Сохраняется возможность начать другую жизнь. Имеются шансы состояться на одном из творческих поприщ. Присутствует даже возможность поразмыслить и повыбирать, на какое именно поприще ему следует вступить, невзирая на отнюдь не юношеский возраст. Всё снова впереди, и это прекрасно. Требуется только ненадолго остановиться и разобраться, что происходит внутри него. Чего желает сердце и к чему лежит душа. И отчего уже не первый день его обуревает, неудержимо усиливаясь к вечеру, глубокая щемящая тоска, как если бы он потерял навсегда что-то важное и сокровенное.

Почти всё последнее десятилетие Борис проёл на Кипре, где благодаря друзьям и своим многочисленным столичным связям он являлся управляющим нескольких десятков оффшорных компаний. В его задачи входили организация их юридического и бухгалтерского сопровождения, приём и пересылка корреспонденции недешёвой курьерской почтой, изредка -- представительство в судах и ещё реже -- управление счетами, которое продвинутые собственники компаний обычно предпочитали вести через интернет, но в отдельных случаях перепоручали ему.

Оффшорный кластер, в середине девяностых выглядевший едва ли не как полуподпольный вид бизнеса, очень скоро стал общепризнанным, престижным и желанным способом ведения дел. Не будучи финансистом и ровным счетом ничего не понимая в сложных экономических и финансовых вопросах, благодаря своей исполнительности и очевидной бесхитростности, Борис пользовался доверием и уважением у большого числа держателей оффшоров от Владивостока и до Калининграда. Многие из них, абсолютно не владея английским, были готовы платить по сто долларов за страницу перевода самых примитивных юридических бумаг и щедро гасили счета, которые Борис предъявлял по своим представительским затратам.