Михаил Безродный - Россия и Запад

• Название: Россия и Запад
• Автор: Михаил Безродный
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-917-5

Сборник, посвященный 70-летию одного из виднейших отечественных литературоведов Константина Марковича Азадовского, включает работы сорока авторов из разных стран. Исследователь известен прежде всего трудами о взаимоотношениях русской культуры с другими культурами (в первую очередь германской), и многие статьи в этом сборнике также посвящены сходной проблематике. Вместе с тем сюда вошли и архивные публикации, и теоретические работы, и статьи об общественной деятельности ученого. Завершается книга библиографией трудов К. М. Азадовского.

---

Четвертая причина описана И. Т. Вепревой в книге «Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху»:

Современные россияне переживают потерю тождественности в результате отречения от советского прошлого. <…> Современное языковое сознание постсоветского человека амбивалентно, потому что в нем синхронно отражается весь спектр происходящих политических событий, получающих вербальное отражение в массово непрофессиональном толковании. Особенно значимой становится этническая принадлежность человека как реакция на нестабильность современного общества. Распространенность разнообразных этнически выраженных фобий создает реальный, хотя и пассивный потенциал межнациональной отчужденности, что фиксируется в метаязыковом дискурсе. Негативное противостояние «чужому», «иному» возникает при неясной выраженности позитивных факторов «своего». Поиски позитивного начала реализуются в ностальгии по прошлому[896].

На фоне этих поисков происходит переосмысление некоторых лексем, наполнение их новым смыслом. Так, слово национализм, имеющее, согласно толковым словарям русского языка, два значения, положительное (в основном в историческом контексте борьбы народов за свою независимость) и отрицательно-оценочное (которое в прошлом веке было для этого слова основным и ведущим), все чаще употребляется в положительных контекстах и вытесняет значение отрицательно-оценочное[897]. А лексемы демократ, демократия приобрели в массовом сознании отрицательно-оценочные коннотации, и потому все, что так или иначе связано или обусловлено демократией, воспринимается с недоверием и опаской как нечто чуждое. Подпадает под эту категорию и политкорректность.

Пятая причина неприятия политкорректности, тесно связанная с четвертой, — ксенофобия. Это заметно и по статистике преступлений на национальной почве, и по сдвигам в нормах речевого поведения. Невозможно вообразить расистских и шовинистских высказываний не только в обиходной (не говоря уже о публичной) речи современных англичан или немцев, если они считают себя людьми из приличного общества, но и в речи представителей русской интеллигенции еще в 80-х годах прошлого века. Нынче, несмотря на то что слова чучмек, чурка, черный, хач по-прежнему считаются неприличными, их можно услышать в бытовых разговорах даже тех людей, которые относят себя к интеллигенции[898]. Это говорит о том, что представления о норме речевого поведения в общественном сознании изменились, и изменения эти прямо противоположны направлению, которое именуется политкорректностью.

В качестве шестой причины можно назвать традиционализм и доверие к родному языку: в нем заключены сермяжная правда и вековая народная мудрость («незваный гость хуже татарина», «курица не птица, баба не человек», «бьет — значит, любит»). Любое изменение языка — это насилие. Политкорректность как угроза языковых изменений наталкивается на языковой пуризм и приверженность к стереотипам («нет дыма без огня»).

Итак, в сфере языка политкорректности наблюдается смешение тенденций: политкорректная составляющая в одних речевых сферах сосуществует с ее же отторжением и неприятием в других. Политкорректные слова и выражения, с легкостью проникнув в коммерческие сферы — рекламу и услуги — в виде льстящих самолюбию эвфемизмов, «буксуют» в других областях, особенно в сфере национальной и половой принадлежности. На этих участках пути они наталкиваются на явное или скрытое сопротивление, которое оказывают политкорректности не только малообразованные слои населения, но и многие представители интеллигенции[899].

Политкорректность в языковом аспекте является речевым этикетом. Ее можно рассматривать исключительно как положительное явление обогащения языка путем создания новых лексических единиц, расширения синонимических рядов и выравнивания лексики по гендерному признаку. Однако использовать эти средства можно в любых политических целях, как прогрессивных и гуманитарных, так и консервативных или демагогических. Точно так же в любых политических целях в разные времена использовались лозунги о свободе, равенстве и социальной справедливости, что не отменяет ценности свободы, равенства и социальной справедливости. Отношение к политкорректности как к доктрине переносится на язык политкорректности, хотя всем, вероятно, ясно, что язык — лишь средство в руках человека, а не виновник манипуляции сознанием и не подзащитный, требующий вмешательства адвокатов.

____________________ Л. В. Павлова

Лидия Аверьянова. «Памяти кн. В.Н.Голицына»

К ИСТОРИИ ПОСВЯЩЕНИЯ

         ПАМЯТИ КН. В. Н. ГОЛИЦЫНА[900]

На черном, на влажном, на гладом асфальте
В параболе арки ты вычерчен — стой! —
Еще не сказалось о Павле, о Мальте,
О мире, прочерченном красной чертой.

…А ночью, руками разбуженный грубо,
Ты бился — как окунь о первый ледок!
Какой табакеркой ударил твой Зубов
В насквозь процелованный мною висок?

Зубцами эпохи нещадно раздавлен…
Послушай, ведь с детства — я помню о том! —
Как щит, я вставала при мысли о Павле…
Не Павлу: тебе не была я щитом.

На площади ветру подарен на счастье
Гранит, отделенный дворцом от реки.
Опущены, как из невидимой пасти,
Знамен темно-алые языки.

И смутным предчувствием сковано тело,
Но скреплена дружба, Любови сильней,
Кирпичною кровью Мальтийской капеллы,
Хладеющей кровью твоей и моей.

1934–1937

Имена адресата этого посвящения и его автора известны лишь небольшому кругу историков литературы XX века и, возможно, музыковедов; между тем оба имени занимают достойное место в культурном пространстве Петербурга и заслуживают памяти.

Стихотворение принадлежит перу поэтессы и переводчицы Лидии Ивановны Аверьяновой (1905–1942; в первом браке Дидерихс, во втором — Корсун)[901]. При жизни она не выпустила ни одной книги стихов, признание пришло к ней — под псевдонимом

А. Лисицкая — посмертно, за рубежом. По счастливой случайности в 1937 году ей удалось переправить рукописи двух последних сборников «Стихи о Петербурге: 1925–1937» и «Пряничный солдат. Сонеты. 1937», составившие книгу «Серебряная Рака. Стихи о Петербурге», известному итальянскому слависту Э. Ло Гатто[902]. Планировалось издание, но дело не сложилось; перед войной владелец отдал рукопись в распоряжение Г. П. Струве, а тот, в свою очередь, после окончания войны, не зная, жив ли автор, напечатал ряд подборок из трофейных стихов в зарубежной печати, под вымышленным псевдонимом[903]. Подобные подборки, как правило, комментарием не сопровождались; впрочем, едва ли публикатору был известен адресат интересующего нас посвящения.

Никаких прямых упоминаний о знакомстве или дружбе с князем в известных нам бумагах Л. Аверьяновой нет[904]. «Памяти кн. В. Н. Голицына» — стихотворение-«ребус», характерное для поэтики «Серебряной Раки» (1937), создававшейся в период жестоких сталинских репрессий. В тексте скрещиваются два «шифрующих» друг друга исторических плана и как минимум три временных, которые связаны с судьбой автора и по-своему ее освещают (детство, юность, 1934 год — с перспективой на раннюю смерть).

Лексический ряд: Мальта, Павел, Зубов, Мальтийская капелла — задает группу образов, репрезентирующих эпоху Павла I и обстоятельства его гибели. В 1798 году, после того как Наполеон I захватил Мальту, по просьбе рыцарей ордена Павел I принял на себя сан Великого магистра. В 1798–1800 годах Дж. Кваренги по его приказу построил в Петербурге Мальтийскую капеллу — католическую церковь ордена мальтийских рыцарей[905]. Стены капеллы выкрашены в ярко-терракотовый («царский») колер, так же как и стены Михайловского (Инженерного) замка — последнего пристанища Павла I, где в ночь с 11/23 на 12/24 марта 1801 года он был убит заговорщиками, непосредственно — графом Николаем Александровичем Зубовым (1763–1805), старшим из братьев Зубовых.

Фамилия и титул адресата посвящения, вынесенные в заглавие стихотворения, указывают на его принадлежность к древнему княжескому роду, давшему России начиная с XV века целую плеяду выдающихся государственных деятелей.

Из текста следует, что речь идет о современнике поэтессы, знакомом ей с детства (см. строфы III и V); причем уже в первых строках она оповещает о его мученическом венце («На черном, на влажном, на гладом асфальте // В параболе арки ты вычерчен — стой!»). В «Стихах о Петербурге» арка нередко выступает в качестве сакрального топоса: человек, стоящий в петербургской арке или проходящий через нее, видится в нимбе, приравнивается к святому; ср., например, стихотворение «Арка» (1937; оно написано Аверьяновой как будто в ожидании ареста — со слов Г. Струве, ее не раз арестовывали[906]):