Николай Пияшев - Воровский

• Название: Воровский
• Автор: Николай Пияшев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Книга рассказывает о жизни Вацлава Вацлавовича Воровского (1871–1923) — российского политического деятеля, публициста, одного из первых литературных критиков-марксистов.

---

После разговора с Лениным Воровский признался сам себе, что в Швеции он преувеличивал трудности и неразбериху в России в первые месяцы советской власти. Здесь, на месте, все выглядело куда привлекательнее и объяснимее.

В Москве Воровский встретил своих знакомых и друзей. Он был немало удивлен перемене в людях: Герман Красин и Еся Евкин, год назад скептически относившиеся к революции, будучи проездом в Стокгольме, сейчас ходили веселые и бодрые.

Владимир Бонч-Бруевич, хмурившийся в мае 1917 года, когда Воровский заходил к нему в Петрограде, теперь весело укладывал пожитки и спешил на дачу. У него появилось больше деловитости и уверенности. Ну, конечно, он вновь затеял свое любимое издательское дело: «Центрокнигу»!

Воровский побывал в театрах, садах, парках, наблюдал обстановку в новой русской столице. Увидев воочию жизнь Москвы, он с негодованием думал о тех баснях, которые распространялись в буржуазной зарубежной печати: о грабежах и убийствах в стране большевиков. Он поспешил успокоить жену: «В Москве жизнь течет спокойно, никто никого не убивает, а случаи грабежей и пр. немного выше, чем в мирное время.

Жизнь тут кипит ключом, люди приезжают, уезжают, проходят перед глазами, как в калейдоскопе. Во вторник открывается съезд Советов (Всероссийский), я еще застану его открытие и увижу сие зрелище».

Воровский выехал на несколько дней в Петроград, где встретился с С. Гусевым и А. Луначарским. Наркомат просвещения, возглавляемый Анатолием Васильевичем Луначарским, оставался еще в Петрограде.

В день приезда Воровского в Петрограде состоялись похороны Володарского. Воровский видел, как под проливным дождем похоронная процессия медленно двигалась по Невскому…

При виде этого зрелища Воровский невольно ощутил в душе трепет. Волнение охватило его душу. Он сознавал, что усилия Володарского, его самого и многих других революционеров не пропали даром. Народ стал хозяином страны, и он не забыл тех, кто отдал свою жизнь за их счастье.

Вернувшись в Москву, Воровский принял участие в подавлении эсеровского мятежа.

Левые эсеры, устроив покушение на германского посла Мирбаха, рассчитывали, что немцы разорвут отношения с Советским правительством и, начав наступление, займут Петроград. И действительно, в первые сутки Советское правительство встревожилось не на шутку. Совет Народных Комиссаров заседал беспрерывно весь вечер и далеко за полночь.

Вместе с одним товарищем Воровский носился в военном автомобиле по городу как особый уполномоченный то в штаб, то в немецкое посольство, то в военные казармы. Утром, голодными усталый, Воровский только лег спать, как началась пальба. Но она длилась недолго. Эсеры бежали, их вылавливали на дорогах в окрестностях Москвы.

Позднее, 12 июля, Воровский описал в комических тонах это событие, очевидцем которого он был. «Это было забавное восстание, — писал он жене, чтобы успокоить ее. — Там, на Покровском бульваре, артиллерия громила штаб отряда Попова, а по городу ездили трамваи, публика деловито расхаживала по улицам, дети играли в скверах — одним словом, «встает купец, идет разносчик, на биржу тянется извозчик» и т. д.

Теперь давно все спокойно. Чрезвычайные меры отменены. Поезда, задержанные было, вновь пущены. На улицах уже свободно ездят автомобили без специальной проверки».

«…Энергичные действия правительства произвели «впечатление», и вся эта авантюра, бесспорно, укрепила власть Совета Народных Комиссаров. Несмотря на врагов, окружающих нас со всех сторон кольцом… несмотря на явный и тайный саботаж со стороны буржуазии и особенно правых социалистов, несмотря на голод в городах — власть держится крепко».

Вскоре Воровский закончил подбор служащих для своего посольства и готов был тронуться в путь.

27 июля 1918 года Воровский получил подписанные В. И. Лениным верительные грамоты, согласно которым он являлся полномочным представителем Советской республики как в Дании, так и в Швеции.

Но отъезд Воровского за границу временно отложили ввиду намечавшихся переговоров с Финляндией. Советское правительство назначило Воровского председателем делегации по заключению мира с Финляндией. Переговоры должны были состояться в Берлине.

Предчувствуя упреки жены за то, что он взялся еще за одну тяжелую работу, Воровский написал ей письмо, объясняя положение в России, при котором ему никак нельзя отказываться от задания. «…Если бы ты здесь побыла немножко, то бы признала, что грех отказываться, — писал он. — Тут все работают, использованы все силы, делается громадная работа, несмотря на колоссальные затруднения, на скрытый саботаж, открытые бунты, иноземное вмешательство и предательство ложных друзей. Несмотря на все это, работа идет упорно, настойчиво. Все, конечно, ругаются, видя недочеты, глупости или злоупотребления, но никто не опускает руки, не покидает поста. При таких условиях отказываться от функции, которая для меня подходяща и для которой я, по-видимому, подходящ, было бы грехом».

В конце июля советская делегация выехала в Берлин через Ригу. В одном вагоне с Воровским ехал член советской делегации Яков Станиславович Ганецкий.

…Воровский вышел в коридор и открыл окно. Перед глазами проплывал нехитрый, но очень милый сердцу пейзаж среднерусской полосы: перелески, одинокая березка у оврага, крытые соломой домики, пестрые, как лоскутное одеяло, поля, на которых кое-где началась уборка овса…

Воровский смотрел на мелькавшие картины, но мысли его были далеко. В последнее время в Москве его начало угнетать безделье. Вернее, не безделье — случайные поручения у него были, — а отсутствие определенной работы, порученного дела. Ему надоело быть сторонним наблюдателем. Все работали, спешили куда-то, а он сидел и ждал, пока решится его вопрос. Вместо себя в Стокгольме он оставил Анжелику Балабанову и теперь тревожился, как она там справляется с посольскими обязанностями.

В Копенгагене его ждала также куча дел. В Дании скопилось много русских военнопленных, бежавших в свое время из Германии. Их нужно было устроить, облегчить их участь. Скоро должно прибыть советское судно «Океан» с посылками. Надо просить помощи у датского Красного Креста, чтобы военнопленным разрешили вручать посылки.

Есть и другие неприятности. Датское правительство начало пускать в лагеря русских военнопленных белогвардейских офицеров, которые вербуют солдат в свою армию. Придется заявить датским властям решительный протест. И с финнами будет нелегко. Они, конечно, найдут поддержку у немцев, воспользуются нашими затруднениями и захотят выторговать для себя изрядный ломоть русского пирога….

31 июля 1918 года русская делегация во главе с Воровским прибыла в Берлин. На другой день утром немецкие власти устроили завтрак в честь финской и советской делегаций.

«Парень ничего, интеллигентный, но, по-видимому, с упорством», — подумал Воровский, когда немцы представили ему председателя финской делегации К. Энкеля, по профессии инженера.

Как и предвидел Воровский, делегация белогвардейской Финляндии рассчитывала прирезать себе за счет территории Советской России немалое «пространство». Финские империалисты мечтали о великой Финляндии и хотели низвести Россию до степени второстепенного государства.

Сенатор Раутапэ, участвовавший в переговорах, предъявил претензии на всю Карелию и Кольский полуостров. Воровский дал понять, что о серьезном ведении переговоров на таких условиях не может быть и речи. Диалог между ними протекал в таком духе.

— Не можете ли вы сказать нам, — спросил Воровский Раутапэ, — как велика в квадратных километрах площадь, на которую вы заявляете притязания? Приблизительно так же велика, как и Финляндия?

— Нет, не так велика.

— Может быть, как половина ее?

— Пожалуй, несколько больше.

— Позвольте спросить, что намерена Финляндия предложить России в обмен на это?

— Собственно, по моему мнению, не должно быть и речи об обмене, — со всей серьезностью сказал Раутапэ, — так как все наши желания, требования опираются на принцип самоопределения народов. Мы не собираемся ни покупать, ни аннексировать эту область, а только включить ее в Финляндию в силу принципа, введенного русскими в политическую программу.

— Как видно из разъяснений председательствующего, Финляндия не хочет ни покупать, ни выменивать эту громадную область, составляющую более половины Финляндии, а желала бы получить ее, так сказать, в подарок…

На этом ироническом замечании Воровского заседание окончилось, чтобы больше не возобновляться…

Воровский, конечно, не мог серьезно отнестись к таким территориальным притязаниям белофиннов. Он чувствовал, что их непомерные аппетиты подогревались немецкими империалистами. Сами белофинны не посмели бы предъявить такие наглые требования. Переговоры были прерваны до лучших времен, а Воровский вернулся к своим непосредственным обязанностям.