Стивен Эриксон - Дом Цепей

• Название: Дом Цепей
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Фэнтези

Малазанская Книга Павших — 4. Империя слишком велика, погрязшей в интригах правительнице не хватает войск для подавления мятежа в самом сердце своих владений. Лучшие полководцы первого императора Келланведа давно уничтожены, изгнаны или опорочены. Новобранцы из поспешно собираемых легионов не верят в победу над врагом. Им невдомек, что восстанием руководят деятели еще более бездарные и порочные, что среди них назревает раскол, а во главе Армии Апокалипсиса встала… малазанка, не желающая вести войну с соотечественниками. Войска Империи возвращаются в сосредоточие древних тайн — пустыню Рараку, ступают по костям погибших. Разнообразные силы стараются извлечь выгоду из нарастающего беспорядка. Кто из богов и магов — а может быть, обычных людей? — сможет сковать цепями расползающуюся ткань мира, и не станет ли его успех началом новой эпохи ужаса и вечного рабства?

---

— Ты еще здесь? — спросил Торвальд.

Карса молчал.

— Ну, как хочешь, — вздохнул дарудж.

* * *

«Веди меня, Воевода.

Веди меня».

Это не тот мир, к которому он приготовился. Низменники оказались одновременно сильными и слабыми, и понять их трудно. Он видел хижины, нагроможденные одна на другую; он видел суда размером с теблорский дом.

Ожидая попасть к ферме, он выехал к городу. Ожидая, что будет резать бегущих трусов, он встретил упорных противников, отстаивавших свою землю.

И сюнидов — рабов. Самое ужасное открытие. Теблоры, дух которых сломлен. Он не думал, что такое возможно.

«Я разрублю цепи Сюнида. Клянусь перед Семерыми. Я дарую сюнидам рабов — низменников». Нет. Сделать так — поступить ложно, как низменники поступали с сюнидами и даже со своими соплеменниками. Нет, пожинать мечом души — вот более верное, чистое отмщение.

Он думал об этих малазанах. Их род явно отличается от натийцев. Кажется, это завоеватели из далеких земель. Они держатся строгих законов. Их пленники — не рабы, просто заключенные… хотя ему уже кажется, что разница тут чисто словесная.

Его принудят к работе. Однако он не хочет работать. Значит, это наказание, придуманное, чтобы согнуть дух воина, а со временем и сломать его. Его ждет судьба сюнидов.

«Но этого не будет. Я урид, не сюнид. Им придется меня убить, как только поймут, что покорить меня не удалось. Итак, вот истина. Показав свой нрав, я никогда не увижу освобождения из фургона.

Торвальд Ном говорил о терпении — добродетели пленных. Уругал, прости меня, ибо я должен присягнуть их правилам. Я должен показать, будто поддался».

Но он тут же понял, что это не сработает. Малазане слишком умны. Их не обдуришь внезапной, необъяснимой покорностью. Нет, нужно придумать другой вид обмана.

«Делюм Торд. Ты будешь моим поводырем. Твоя потеря — дар мне. Ты прошел этим путем, показал мне все шаги. Я проснусь, я буду сломанным. Но сломается не дух, а разум».

Да, ведь малазанский сержант ударил его очень сильно. До сих пор шея скручена на сторону. Дыхание какое-то неровное, в груди боль. Он старался медленно расслабиться, отвлекаясь от гудения нервов.

Теблоры жили сотни лет, не зная о растущем числе — и опасности — низменников. Границы, некогда оборонявшиеся с упорной настойчивостью, оказались брошенными, открылись ядовитым влияниям юга. Карса понял, что необходимо понять истоки морального падения. Сюниды не считались сильнейшими, но они все же были Теблорами — то, что сразило их, способно сразить все кланы. Принять истину трудно, но забыть о ней — значит ступить на прежний путь, путь ошибок.

Придется признать заблуждения. Палк, его дед, оказался не таким уж славным воителем, как сам о себе рассказывал. Вернись Палк с правдивыми известиями, все узнали бы об опасности. Надвигается медленное, но неумолимое завоевание. Шаг за шагом. Война против Теблоров, в которой будут осаждать не только земли, но и дух. Может быть, таких предупреждений было бы достаточно для объединения племен.

Он размышлял, и тьма сгущалась в разуме. Нет. Падение Палка куда глубже; его величайшее преступление — не ложь, а нехватка мужества. Он оказался неспособным освободиться от ограничений, сковавших жизнь Теблоров. Правила поведения, узко определенные ожидания — прирожденный консерватизм, при котором несогласные сокрушаются, изгоняются — вот что лишило деда смелости.

«А вот моего отца, похоже, нет».

Фургон снова содрогнулся под ним.

«Я видел в твоем неверии слабость. В нежелании участвовать в бесконечных, гибельных играх гордыни и самолюбия — видел трусость. Но все же… что именно ты сделал, чтобы оспорить наши пути? Ничего. Ты спрятался, ушел в себя — ты высмеивал мои достижения, мое рвение…

Готовя к этому вот мигу.

Отлично, Отец. Я как наяву виду блеск удовлетворения в твоих глазах. Но скажу вот что: ты только ранил своего сына. У меня и так достаточно ран».

Уругал пребудет с ним. Все Семеро будут с ним. Их сила защитит его от слабостей, поразивших дух Теблоров. Однажды он вернется к своему народу, он уничтожит привычные законы. Он объединит Теблоров, и они пойдут за ним маршем — вниз, к людям.

До этого мгновения… все, что случилось с ним и что случится — всё это только приготовления. Он станет орудием возмещения, и враги сами заточат его.

«Похоже, слепота поразила обе расы. Да, правота моих слов будет доказана».

Так думал он, когда сознание снова уплыло прочь.

* * *

Пробудили его возбужденные голоса. Было темно, в воздухе висел запах лошадей, пыли и свежей пищи. Фургон не двигался; он расслышал, кроме голосов, звуки разнообразной людской деятельности, а также журчание реки.

— Ага, снова пришел в себя, — сказал Торвальд Ном.

Карса открыл глаза, но не пошевелился.

— Это Кулвернова Переправа, — продолжал дарудж, — и народ бушует, узнав новости с юга. Ладно, ладно, бушует слабо, если учесть размеры городка. Помойная яма, отбросы натийского народа, который и сам по себе не подарок… Но даже малазанская рота возбуждена. Видишь ли, только что пала Крепь. Большая битва, много магии, Отродье Луны отступает — похоже, летит в Даруджистан. Возьми меня Беру, хотелось бы быть дома, переплывать озеро. Какое зрелище было бы! Рота, разумеется, сетует, что не попала на битву. Идиоты. Но что взять с солдат…

— Почему бы нет! — бросил Шип. Фургон чуть накренился, когда малазанин влез внутрь. — Ашокский полк заслужил чего-то получше, чем ловля бандитов и работорговцев.

— А ты из Ашокского полка? — спросил Торвальд.

— Да. Мы все чертовы ветераны.

— Так почему вы не на юге, капрал?

Шип скорчил рожу и отвел сузившиеся глаза. — Она нам не верит, вот почему, — пробормотал он. — Мы с Семиградья, и сука нам не верит.

— Извини, — сказал Торвальд, — но если «она» — я так полагаю, это Императрица — вам не верит, тогда почему отсылает назад? Разве Семиградье не на грани мятежа? Если есть шанс, что вы измените, почему бы не оставить вас на Генабакисе?

Шип сверкнул глазами: — Зачем я вообще с тобой говорю, вор? Ты можешь быть одним из ее шпионов. Даже Когтем.

— Если так, капрал, ты со мной слишком плохо обходишься. Эту подробность я обязательно упомяну в рапорте — самом секретном, том, что пишу в полном секрете. Тебя как звать — Шип? Это вроде «занозы», да? Ты назвал Императрицу сукой…

— Заткнись, — прорычал малазанин.

— Я слышал предельно ясно, капрал.

— Тебе показалось, — прорычал Шип и спрыгнул с фургона.

Торвальд Ном помолчал. — Карса Орлонг, ты можешь мне объяснить, почему этот тип отрицает очевидное?

Карса тихо сказал: — Торвальд Ном, слушай внимательно. Воин, который был со мной, Делюм Торд — его ударили по голове. Череп треснул, вытекла мыслекровь. Разум его ушел и не нашел обратной дороги. Он остался беспомощным, слабым. И меня ударили по голове, мой череп треснул, вытекла мысле…

— А мне казалось, это были слюни.

— Тихо. Слушай. Отвечай шепотом. Я дважды просыпался и ты заметил…

Торвальд прервал его, пробормотав: — Что твой разум не нашел дороги или как там. Я это заметил? Ты бормочешь бессмысленные слова, поешь детские песенки и тому подобное. Ладно. Отлично. Я подыграю тебе — с одним условием.

— Каким условием?

— Когда ты сумеешь бежать, освободишь и меня. Можешь считать меня мелочью, но, уверяю…

— Очень хорошо. Я, Карса Орлонг из Урида, даю слово.

— Чудно. Люблю формальные клятвы. Эта звучала как настоящая.

— Она и есть. Не насмехайся надо мной, или я тебя убью, как только освобожусь.

— Ах, я вижу, ты угрожаешь. Похоже, придется взять еще одну клятву…

Теблор зарычал от нетерпения, но затем сдался: — Я, Карса Орлонг, не убью тебя после освобождения, если ты не дашь повода.

— Разъясни природу означенного повода…

— Даруджи все такие?

— Список не должен быть изматывающе длинным. Под «поводом» мы будем понимать, скажем, попытку убийства, измену и, конечно же, насмешки. Можешь придумать еще?

— Слишком много болтаешь.

— Ну, здесь мы ступаем в очень серую, очень зыбкую тень. Тебе так не кажется? Вопрос культурных различий…

— Думаю, Даруджистан мне придется завоевать в первую очередь.

— А я подозреваю, что малазане тебя обгонят. А ведь мой любимый город никогда не был завоеван, хотя содержать собственную армию для него слишком дорого. Боги не только сочувственно следят за ним, но, похоже, пьют в его тавернах. Так или иначе… тсс, кто-то пришел.

Застучали сапоги. Карса следил, прикрыв глаза. Сержант Корд появился в поле зрения, долго смотрел на Торвальда Нома. — Ты совсем не похож на Когтя, — пробурчал он наконец. — Но, может быть, в том все и дело.

— Наверное.