Владимир Арсеньев - Жизнь и приключение в тайге

• Название: Жизнь и приключение в тайге
• Автор: Владимир Арсеньев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1957

В составленном М. К. Азадовским и публикуемом ныне сборнике особенно ценны и интересны печатавшиеся в газете «Приамурье» корреспонденции В. К. Арсеньева, которые он отправлял непосредственно из тайги, во время путешествий в горах Сихотэ-Алинь и по реке Уссури. Наибольшее количество их относится к Сихотэ-Алиньской экспедиции 1908–1910 гг.; они появлялись в газете с довольно большими перерывами под общим заглавием: «Из путевого дневника».

---

Насколько Южно-Уссурийский край и долина реки Уссури богаты зверем, настолько бедна и не разнообразна фауна северной части края: лось, медведь, росомаха, рысь, белки, кабарга, соболь — единственные и немногочисленные ее представители.

Кажется, выше я говорил, что летом лоси держатся у берега моря. Там на прибрежных песках они находят защиту от гнуса и лакомятся низкорослыми сочными Crassulaceae. Редко который из них останется в горах. Из медведей распространен Ursus torquatus [131]. Как и в других местах Уссурийского края, весной медведи держатся по низинам и старицам рек — здесь они питаются жирными сочными листьями подбела (Petasites), позже — ищут ягоды и ломают черемушник. Мы застали медведей на протоках, где они в поисках рыбы протоптали вдоль берегов свои торные тропы. Стрельба по рыбе разогнала животных очень скоро, а преследовать их — сил нехватало. Кабарга попадается чаще других животных, хвойные леса и мхи всегда являются условиями, весьма благоприятными для ее обитания. У кабарги много врагов; бедному животному приходится всегда быть настороже: хитрая лисица не пропускает напасть на нее при всяком удобном случае; волки по нескольку вместе устраивают на нее настоящие облавы; рысь, притаившаяся где-нибудь на дереве, схватывает мимо проходящую кабаргу наверняка и без промаха; соболь и тот решается делать на нее нападения. Самым же злейшим врагом ее является росомаха. Это стопоходящее хорьковое [132] специально выискивает кабаргу, и охотится за нею. Средство защиты у кабарги-ее ноги. Большие верхние клыки, торчащие изо рта книзу, не могут служить ей защитой. На правом берегу реки Буту в нижней части ее течения есть много разрушенных ловушек- петель, расставленных на кабарговых тропах. Сущность ловли кабарги этими петлями заключается в следующем. Тропку преграждают забором, который наскоро устраивают из подручного хвороста и бурелома. Иногда нарочно для сего надрубают и валят деревья. На тропе в заборе оставляют узкое отверстие с петлей: петля эта прикреплена к ближайшему нагнутому дереву. Не найдя прохода, кабарга идет в отверстие, задевает петлю, срывает узелок с зарубки, и петля, подхватив животное за голову или за ногу, поднимает его разогнувшимся деревом кверху. Охотник не каждый день обходит свои ловушки, и несчастная кабарга мучается иногда очень долго. Виденные нами ловушки были старые, разрушенные: очевидно давно уже никто здесь не занимался этого рода охотой. Орочи считают, что и соболей на реке Буту тоже мало, хотя амурские гольды именно сюда и ходят на соболевание. Судя по тому, что и по реке Буту и по реке Хуту нигде орочи не живут, леса сохранились и не выгорели, охотников тоже немного — можно предположить, что в этих местах соболей должно быть больше, чем думают орочи.

Птицы на берегу реки Буту почти не видно. Даже такие обычные пернатые, как рябчики, утки, ронжи, дятлы и поползни- отсутствуют. Если они и есть, то очень мало. За всю дорогу мы только и видели двух черных уток. Впрочем, на самом хребте Сихотэ-Алинь мы нашли несколько штук «сапасе» — род рябчика, только более крупного по размерам и с более темной окраской оперения. Земноводных и пресмыкающихся, по словам орочей, совершенно нет. Действительно, за всю дорогу мы ни разу не видели ни одной лягушки, не заметили ни одной ящерицы и не встретили ни одной змеи. Из рыбы видели ленков, головлей и зубатку весеннего хода. Что же касается до насекомых, то Буту и в особенности р. Хуту — царство комаров, мошек, оводов, слепней и паута. Много ос, мало шмелей и вовсе нет пчел диких.

Скажу несколько слов о реке Хуту. Здесь, среди остроконечных вершин ели, пихты и лиственицы все чаще и чаще мелькают высокие, тупые вершины кедра. Где кедр — там больше жизни. Всюду в лесу слышны резкие крики кедровки, слышно, как долбит дерево дятел, чаще попадаются белки, на сухостоях заметны суетливые поползни, по кустам около проток видны сойки, а у самых берегов реки, там, где пышно разрослись кусты смородины, можно найти и рябчика. Чаще и чаще замечаются утки, и остроносые крохали быстро перелетали вдоль реки с одного места на другой. Эта жизнь влечет за собой и другую жизнь: на песке у самой воды следы выдры, изредка попадаются глубокие следы кабана, среди которых выделяются иногда большие отпечатки и сохатиного копыта.

В воздухе тоже жизнь. Высоко над лесом, описывая правильные круги, парят орлы и коршуны. Как жаль, что этих живых мест, где все же возможно было бы найти себе пропитание охотой, мы достигли обессиленные голодовкой и измученные дальней дорогой, к тому же и мошкара не менее изнуряла нас, чем самая голодовка и тяжелая дорога.

XIV

На сорокаверстной карте Уссурийского края река Хуту показана текущей с запада-юго-запада к северо-востоку; это совершенно неправильно. Река Хуту течет с севера и только в нижней части своего течения меняет меридиональное направление на широтное, сохраняя такое вплоть до своего впадения в реку Тумнин. Красивая и спокойная в среднем течении, Хуту становится бурливой и быстрой в низовьях, около устья. Здесь она часто разбивается на протоки, иногда такие узкие (но глубокие), что лодки наши едва могли в них повернуться, иногда очень широкие, но мелководные, порожистые. Черные утки и пестрые крохали то и дело поднимались из травы, кружились в воздухе, торопливо проносились мимо лодок над самой водой и, мелькнув около прибрежных кустарников, быстро исчезали за поворотом реки.

Острова между протоками заросли тонкоствольными тальниками, пригнутой к земле черемухой и корявой ольхой. Следы наводнений видны всюду: все занесено мусором и буреломом; молодняк пригнут к земле и тоже занесен песком и илом; пучки сухой травы застряли на ветвях деревьев: видно, что вода здесь шла быстро и чрезвычайно высоко. Картина разрушений, оставленных здесь последними наводнениями, невольно вызывает удивление и безотчетный страх перед стихийными силами природы. Чувствуется полнейшее бессилие, и у человека остается единственное спасение — это бегство.

Теперь несколько слов о геологических наблюдениях в этой местности. Начиная от самого хребта Сихотэ-Алинь по всей долине рек Паргами и Буту развиты глинистые, аспидоподобные сланцы. Особенного развития они достигают в нижнем течении реки Паргами с левой стороны ее близ устья. Пласты этих сланцев сильно нарушены. Здесь можно наблюдать пласты искривленные, поставленные на голову и даже опрокинутые. Под влиянием атмосферных агентов, выходы пластов на дневную поверхность подверглись местами сильному разрушению и превратились в россыпи (или в «осыпи», как их называют в Приамурском крае, что совершенно неправильно) [133]. Обломки, составляющие эти россыпи, очень малы; в руке под давлением пальцев они легко рассыпаются на мельчайшие частицы. Сама по себе россыпь очень подвижна, несмотря на то что откос ее находится под естественным углом падения свободно скатывающегося обломочного материала. Нечего и думать, что по ней можно подняться и она выдержит давление ноги человека — достаточно ее немного пошевелить палкой, чтобы она вся пришла в движение.

В самом устье реки Буту, как раз против впадения ее в Хуту, с левой стороны последней можно наблюдать прекрасные образцы красно-бурого базальта, с характерным для него столбчатым распадением. Ниже, в 15–20 верстах по течению с правой стороны реки видны колоссальные обнажения порфира; мощные дилювиальные образования — в среднем течении реки Буту. Здесь с левой стороны река отмыла часть высокого нагорного берега; рыхлый дилювий не выдержал давления сверху и обвалился, образовав обрыв в несколько десятков метров вышиной. Рыхлая, песчанистая красно-желтая глина перемешана с окатанной водой галькой. Интересно, что среди круглой гальки попадаются и угловатые обломки. Никогда еще не приходилось мне наблюдать столь грандиозные дилювиальные отложения. Глядя на них, невольно родится мысль о тех многих веках, которые понадобились для создания этой массы дилювия [134]. И это в геологии называется позднейшими образованиями и относится к недавнему прошлому земли!

Устья реки Хуту не видно с Тумнина. Последний, как и все вообще реки Уссурийского края, по сторонам главного русла своего образует целый лабиринт больших и малых проток.

Руководимые опытной рукой орочей, лодки наши быстро неслись из протоки в протоку[135], берега быстро мелькали мимо, и дивные картины, как в калейдоскопе, непрерывно сменялись одна за другою.

Было около полудня. Тяжелые массы кучево-дождевых облаков теснились на крайнем западном горизонте. Яркое солнце горячими лучами своими заливало и реку, и берега, и лес, и прибрежные кустарники. В воздухе стояла удивительная тишина. Вода в реке казалась неподвижной, гладкой и блестела, как зеркало. Несколько длинноносых куликов стояли на песке у самой воды. Наше присутствие нисколько их не пугало, несмотря на то что лодки прошли очень близко. Белая, как первый утренний снег, одинокая чайка мелькала в воздухе. Медленно и тяжело махая своими неуклюжими крыльями, поднялась испуганная цапля и, пролетев немного вдоль реки, снова опустилась в болото… а лодки наши, увлекаемые течением, незаметно неслись все далее и далее, протоки становились необъятнее, шире и походили на озеро. Но вот и сам Тумнин. Анюйские орочи называют его Томди, приморские — Тум-ни. К последнему названию русские прибавили окончание «н». Большая величественная река спокойно несла свои темные воды к морю. Левый берег — нагорный, скалистый, правый — равнинный, низменный, темный. Небольшие островки, густо заросшие лесом, как-то особенно красиво гармонируют со спокойной гладью реки. Художники-пейзажисты нашли бы здесь неистощимый материал для своих произведений.