Моисей Губельман - Лазо

• Название: Лазо
• Автор: Моисей Губельман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1956

Книга «Лазо» — научно-популярная биография героя гражданской войны.

Автор книги — старый большевик. В период гражданской войны был комиссаром дальневосточного отряда в Забайкалье, затем военным комиссаром временного Военно-революционного комитета Приморской области. Вместе с С. Г. Лазо он руководил партизанским движением в Приморье.

В этой книге автор глубоко раскрывает образ легендарного героя, чистая жизнь которого отдана за дело трудящихся, за освобождение Родины.

М. Губельманом написано несколько биографических очерков о Лазо. Последний из них опубликован в 1947 году.

Настоящее издание наиболее полное, переработанное. В основу его положены новые, еще не опубликованные архивные материалы.

---

Быстрой походкой поднялся он на трибуну. На нем была серая солдатская шинель, подпоясанная ремнем. Раздались аплодисменты. Над площадью неслось долго несмолкаемое «ура».

— Да здравствуют большевики!

— Да здравствует Ленин!

Никто из товарищей не видел раньше Лазо таким взволнованным. В тяжелые дни, когда враги одерживали временные успехи, он сохранял всегда спокойствие, обычную веселость. В этот же день, в день победы народа и исполнения его лучших надежд, от обычной сдержанности Сергея не осталось и следа. Он резким движением сорвал со своей головы фуражку и начал говорить торжественно и возбужденно:

— Мы сбросили сегодня власть, самую кровожадную, самую ненавистную для трудящихся края. Генерал Розанов еще вчера вместе с интервентами готовил для расправы с «бунтовщиками» офицерский корпус. Но эта авантюра провалилась, и вы видите, что сегодня, в момент восстания, в крепости с десятитысячным гарнизоном для защиты предателя России не нашлось ни одной воинской части. Лакей интервентов вынужден был бежать от неминуемой расправы к своим хозяевам — японцам. Туда ему и дорога! Перед восстанием Розанов готовил тайное соглашение с японскими империалистами о закабалении всего края. Теперь власть этого палача сброшена нами, но в крае остаются войска господ интервентов. Японские милитаристы готовят захват Дальнего Востока. Вот почему мы, коммунисты, и революционная армия должны быть готовы к борьбе в любой час…

Собравшиеся устроили Лазо бурную овацию. Они дали торжественную клятву Коммунистической партии бороться до конца за воссоединение Дальнего Востока с Советской Россией. Над площадью снова гремело «ура».

Лазо спустился с трибуны… Нет, он не успел спуститься. Его' на ступеньках подхватили десятки рук, снесли на землю и принялись качать, высоко подбрасывая под ликующие возгласы многотысячной толпы.

Народ долго не хотел расходиться. Рабочие, партизаны и солдаты во главе с Лазо торжественно двинулись с вокзала по Алеутской, затем по Светланской улицам. Тысячи рабочих семей вышли встречать революционеров, вынесших на своих плечах огромную тяжесть борьбы с интервентами и белогвардейцами.

Навстречу демонстрантам двигались прибывающие новые колонны партизан. Их обветренные и загорелые, обросшие бородами лица казались суровыми, но глаза сверкали радостным огнем. Герои были одеты по-таежному. Один шел в вывернутом шерстью наружу черном полушубке, весь увешанный патронташами и гранатами. Другой — в козьей дохе, с винтовкой на спине и самодельной бомбой; у пояса болтались закопченные котелки. Партизаны шли под несмолкаемый гул приветствий всего населения.

Колонны встретились, остановились. С обеих сторон раздалось могучее «ура». Колонны слились. Мощные звуки «Интернационала» прокатились по улицам города: «Это есть наш последний и решительный бой…»

В этот день правительство земской управы обнародовало обращение к населению. Принимая временно власть, правительство обязывалось освободить политических заключенных, ликвидировать остатки колчаковщины и восстановить политические и гражданские свободы. Кроме того, в обращении указывалось, что будет установлен общественный контроль над торговлей и промышленностью, организовано снабжение продовольствием, восстановлены земельные комитеты и приняты все меры к ликвидации интервенции.

Несмотря на то, что Владивосток был центром интервенции и там находились штаб японского командующего генерала Оой, штабы интервентов США, Англии и Франдии, охраняемые многочисленными войсками и крейсерами, город был занят революционными войсками раньше других крупных городов Дальнего Востока.

Занятие Владивостока Коммунистическая партия расценивала как историческую победу.

Через несколько дней было получено сообщение о том, что в результате решительных боев с белогвардейцами и интервентами амурские партизаны заняли Благовещенск. Тесня врагов, партизаны 4 февраля окружили город. Атаман Кузнецов обратился к казакам за помощью, но получил от них решительный отказ в поддержке. Тогда он передал власть образовавшемуся Временному совету самоуправления и профессиональных рабочих организаций, а сам вместе с жалкими остатками разгромленной банды бежал на китайскую территорию.

6 февраля по требованию народа Временный совет прекратил свое существование, и в городе была установлена советская власть.

ВЛАДИВОСТОК — ХАБАРОВСК

Дорого обошлась дальневосточным большевикам борьба с белогвардейцами и интервентами. Много коммунистов погибло в этой борьбе. Но все же владивостокская партийная организация оставалась, как и прежде, крупнейшей на Дальнем Востоке и играла ведущую роль во всей жизни края. Восемьдесят ячеек, объединившие около шестисот коммунистов, были по тем временам большой силой.

Никогда не изгладится из памяти торжественный день в начале февраля 1920 года, когда после победы восстания в Народном доме Владивостока было созвано легальное общегородское партийное собрание. Вышедшие из глубокого подполья товарищи по борьбе пришли сюда для того, чтобы решить, как дальше жить и работать в Приморье. Сколько трогательных встреч было в тот незабываемый, волнующий день! Впервые за полтора года можно было без оглядки, громко назвать друг друга по имени, пожать руку, вспомнить о пройденном пути, полном тяжелых испытаний, лишений и тревог.

— Жив?

— Как видишь!

И, словно желая проверить, правда ли это, обнимаются, сжимая друг друга в объятиях, и, звонко, озорно хлопая друг друга по плечу, смеются:

— Хорошо! А Павел как?

— Павел, понимаешь, у меня на глазах в схватке убит… наповал.

И смех умолкает…

На собрании коммунисты обсудили доклад о текущем моменте, определили время созыва краевой партийной конференции, посоветовались, как лучше развернуть агитационную и пропагандистскую работу среди населения и в профессиональных союзах. Было принято также решение реорганизовать объединенный Военно-революционный штаб в военный совет. И когда речь зашла об его руководителе, все единодушно назвали Сергея Лазо. Кому, как не ему, признанному и талантливому вожаку революционных вооруженных Сил Забайкалья и Приморья, доверить этот высокий и ответственный пост? Членами военного совета собрание утвердило Всеволода Сибирцева, стойкого большевика, бежавшего из концентрационного лагеря и работавшего в подполье, и Алексея Луцкого, одного из образованнейших офицеров царской армии, который, будучи в Харбине, разоблачал контрреволюционную деятельность генерала Хорвата. Приехав в Приморье, Алексей Луцкий стал коммунистом.

Дазо прежде всего выехал из Владивостока навестить своих боевых товарищей, с которыми было связано много воспоминаний о партизанской борьбе на Сучане, и возвратился полный новых впечатлений.

— С такими людьми мы можем совершать чудеса, — восторженно отзывался Лазо о партизанах. — Человек только что от сохи, не подготовлен, а всем своим нутром понял, что наше дело правое, и настолько в это дело верит, что никакие силы не могут его сломить.

В беседах с друзьями он называл много славных имен командиров отрядов и бойцов, которые до конца будут бороться за дело революции.

Вскоре по заданию Дальневосточного обкома партии Лазо вместе с военным комиссаром временного Военно-революционного комитета партизанских отрядов Приморской области выехал на проверку и инструктаж партийных организаций и воинских частей, расположенных по линии железной дороги от Владивостока до Хабаровска.

Ехали в отдельном вагоне с надежной охраной из партизан. Впервые за много времени можно было чувствовать себя сравнительно спокойно, смотреть в окно, не прячась от шпиков.

Лазо долго не мог освоиться с тем, что он едет совершенно открыто под собственным именем. Нет надобности прибегать к маскировке, изменять свою внешность, можно оставаться самим собой в гимнастерке и шинели. На станционных платформах не видено было ни усатых жандармов, ни золотопогонных белогвардейских контрразведчиков, прощупывавших каждого встречного. Казалось, всю эту нечисть смыло хорошим весенним дождем. Но все же острые, воровские глаза агентов и шпионов шныряли по лицам, обшаривали фигуры пассажиров, высматривали, выслеживали.

На станциях, где стояли японские гарнизоны, офицеры-японцы проявляли к Лазо повышенный интерес и неоднократно пытались проникнуть в его вагон. Партизанская охрана вежливо, но решительно преграждала им путь винтовками, заявляя:

— В этот вагон посторонним лицам вход воспрещен.

Лица интервентов вытягивались, но, соблюдая вынужденный нейтралитет, они вежливо улыбались и, козыряя после постигшей их неудачи, отходили, только глаза их выдавали затаенную злобу.

Лазо, наблюдавший эти сцены из окна вагона, весело смеялся.