Моисей Губельман - Лазо

• Название: Лазо
• Автор: Моисей Губельман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1956

Книга «Лазо» — научно-популярная биография героя гражданской войны.

Автор книги — старый большевик. В период гражданской войны был комиссаром дальневосточного отряда в Забайкалье, затем военным комиссаром временного Военно-революционного комитета Приморской области. Вместе с С. Г. Лазо он руководил партизанским движением в Приморье.

В этой книге автор глубоко раскрывает образ легендарного героя, чистая жизнь которого отдана за дело трудящихся, за освобождение Родины.

М. Губельманом написано несколько биографических очерков о Лазо. Последний из них опубликован в 1947 году.

Настоящее издание наиболее полное, переработанное. В основу его положены новые, еще не опубликованные архивные материалы.

---

Он начал ее тихо, как будто перед ним были дети:

— «Жил да был на свете кадет.
В красную шапочку кадет был одет.
Кроме этой шапочки, доставшейся кадету,
Ни черта в нем красного не было и нету.
Услышит кадет — революция где-то,
Шапочка сейчас же на голове кадета.
Жили припеваючи за кадетом кадет,
И отец кадета и кадетов дед».

Он сделал сердитое и страшное лицо и продолжал:

— «Поднялся однажды пребольшущий ветер,
В клочья шапчонку изорвал на кадете.
И остался он черный. А видевшие это
Волки революции сцапали кадета.
Известно, какая у волков диета.
Вместе с манжетами сожрали кадета».

Заканчивая сказку, Лазо назидательно произнес, растягивая слова:

— «Когда будете делать политику, дети,
Не забудьте сказочку об этом кадете».

Но случалось и так, что после долгой работы и бесед с товарищами Лазо глубоко вздохнет и задумается. Однажды его спросили товарищи:

— О чем вздыхаешь, что задумался?

Сергей с грустью ответил:

— Вспомнил одну женщину. Ее звали, как и дочку мою, Ада. Ада Лебедева. Это было в Красноярске… Таких женщин, огневых революционерок, я больше не встречал. И, вероятно, не встречу.

— А где она теперь?

— Ее нет… И никогда больше не будет. Ее растерзали белобандиты.

— Не надо, Сергей… Не надо грустить.

— О, нет. Человек должен иногда и погрустить. Разве можно не грустить, вспомнив тех, кто отдал свою жизнь за то, чтобы мы с вами могли собираться вместе, читать стихи и мечтать о будущем. И не только мечтать. Строить, создавать это будущее. Можно и должно грустить о том, что их нет с нами.

Лазо часто вспоминал своих товарищей и друзей, участников героических боевых схваток, погибших на поле битвы и замученных белогвардейцами и интервентами.

— За нас погибли, за детей наших, за будущее России.

Вспоминал Лазо и о бывших военнопленных австровенгерской и германской армий: немцах, венграх, чехах, словаках, которые стали интернационалистами, революционерами и отстаивали в рядах Красной гвардии советскую власть от белогвардейцев и интервентов. Лазо говорил о том, что революция в России интернациональна, что к ней будут присоединяться народы других стран; с благодарностью и благоговением они будут чтить память своих земляков, участвовавших в борьбе за советскую власть и отдавших за ее торжество самое дорогое — свою жизнь.

В минуты отдыха Сергей часто рассказывал о своей родной Молдавии — этом благодатном уголке советской земли, полном цветов и солнца, фруктов и песен. И он говорил всегда так образно и ярко, что перед слушателями, как живые, возникали и сбегающие к Днестру террасы, покрытые виноградными лозами, и ореховые рощи, раскинувшиеся на косогорах, и тонущие в садах села, приютившиеся на склонах отлогих холмов.

— Хорошо жить, друзья мои! Жить и бороться за то, чтобы цветы и солнце, холмы и песни — все данное природой и все богатства и вся красота, созданные трудом человека, принадлежали тем, кто творит это богатство и красоту.

СНОВА СГУЩАЮТСЯ ТУЧИ

Партизанская война расстроила тыл Колчака и интервентов. Контрреволюция терпела жестокое поражение по всему Дальнему Востоку.

Секции иностранных рабочих-коммунистов, созданные во всех партийных организациях, усилили агитационно-пропагандистскую работу среди иностранных солдат и офицеров. Революционные идеи сквозь тысячи преград все более проникали в войска интервентов.

Вскоре после разгрома и свержения колчаковщины во Владивостоке рота японских солдат, демонстративно выражая свое сочувствие коммунистам, сорвала погоны, надела красные банты и отказалась выполнять приказы своего начальства.

В Спасске японские солдаты установили дружественные отношения с партизанами.

В Никольске распространялись листовки на японском языке.

Жестокая военная дисциплина экспедиционной японской армии пошатнулась. Она теряла свою силу над пробуждающимся сознанием солдат, которые стали понимать, кто их истинные друзья и кто враги.

В марте 1920 года в иркутских газетах появилось воззвание «К японскому солдату», написанное группой японцев во главе с летчиком Киочи Симбо. Это воззвание призывало солдат прекратить войну с русскими рабочими и крестьянами и использовать оружие против своих классовых врагов.

На сторону Красной Армии в Приморье перешел японский солдат Асада Сато [41], рабочий-печатник. Сато вскоре стал активным коммунистом, печатал воззвания для японских солдат, призывая их с оружием в руках бороться против своих угнетателей.

О революционизировании японской экспедиционной армии писали японские газеты. Это явление не мог обойти молчанием и генерал-майор Нисикава в своей «Истории Сибирской экспедиции». Он писал: «Стоящие в Забайкалье и Восточной Сибири японские войска, благодаря постоянной большевизации, стали направляться на родину». Генерал «забыл» только указать о том, что эти войска не просто направлялись на родину. Солдат и офицеров разоружали, арестовывали, заключали в концентрационные лагери и судили.

После декларации США, Англии о выводе их войск с Дальнего Востока в Японии росло недовольство трудящихся тем, что правительство не отзывает экспедиционной армии.

Чтобы оправдать как-то свое упорное нежелание вывести войска с чужой территории, японские газеты начали бешеную кампанию лжи о терроре против японских резидентов. В Благовещенске будто после ухода японских войск убили оставшихся в городе фотографов-японцев. Несколько японцев якобы убиты коммунистами в Никольск-Уссурийском. Все это делалось для того, чтобы разжечь ненависть к русским. Японское командование готовилось к новой провокации. Оно стремилось еще раз попытаться захватить Дальневосточный край и настраивало к этому общественное мнение Японии и других капиталистических стран.

В марте 1920 года временное правительство Приморской области послало ноту протеста против японской интервенции. Правительство указывало, что официально объявленная цель японской экспедиции на Дальний Восток — оказать помощь чехословакам в отъезде на родину — отпала, так как просьба чехословаков уже удовлетворена Советским правительством и все они уезжают к себе на родину. Все интервенты объявили уже о выводе своих войск с Дальнего Востока. Приморское правительство настаивало на немедленной и полной эвакуации и японских войск.

В ответ на эту ноту японское правительство нашло новую лазейку, чтобы не выводить своих войск. Его «обеспокоило» положение японских резидентов, и поэтому «Япония вынуждена, — как говорилось в декларации, опубликованной японским правительством, — в настоящее время продолжить срок пребывания своих войск в Сибири, без всяких политических замыслов в отношении России». Японцы сообщали, что, как только в прилегающих районах наступит спокойствие и порядок и не будет препятствий к свободному передвижению резидентов, они сразу же после эвакуации чешских войск эвакуируют и свои войска.

Это на словах.

А на деле японские интервенты секретно разрабатывали планы оккупации Дальнего Востока, рассчитывая на техническое превосходство и подавляющую численность своих войск.

В ночь с 11 на 12 марта японские интервенты, несмотря на заключенный с партизанской армией Николаевского района мирный договор, попытались захватить Николаевск-на-Амуре. Командующий японскими экспедиционными войсками Нисикава бросил все свои вооруженные части на гарнизон. Одновременно японские войска во многих местах подожгли город и начали арестовывать гражданское население.

Нападение было таким неожиданным, что застигло отряды партизан врасплох. Японцы захватили штаб революционных войск и расстреляли некоторых его руководителей. Но партизаны быстро сорганизовались, выделили из своей среды новых командиров и дали врагу решительный отпор. Геройской контратакой они смяли отряды японских интервентов, налетевших на мирный город.

Почти четыре дня длился смертельный бой. Японцы дрались за каждый участок, за каждый дом. 15 марта они были разгромлены, подняли белый флаг и сдались революционным войскам.

Однако после этого японские империалисты начали распространять по всему миру через телеграфное «осведомительное бюро» и реакционную, купленную ими печать лживые сведения о том, что коммунисты напали в Николаевске-на-Амуре на их армию и резидентов и вырезали все японское население в городе.

Приморское правительство предложило японскому командованию выделить своих представителей в комиссию для расследования этих событий. Но японские интервенты, боясь, что расследование приведет к разоблачению их самих, отказались принять участие в работе этой комиссии.