Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»

• Название: «В Датском королевстве…»
• Автор: Кнуд Ромер
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков.

В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoавтора, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства.

Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года.

Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

---

Ребус семейного бюджета не только не поддавался разгадке, он был попросту не доступен пониманию. Доходы Кристиана были несущественны, однако, по-видимому, это было частью какого-то негласного соглашения. На это-то можно было закрыть глаза. Но едва ли на то, откуда вообще берутся деньги. Хотя он прекрасно это знал. Бодиль присылали деньги родители, чтобы она могла учиться в педагогическом училище. О том, что ежемесячная сумма покрывала также расходы на жилье, они не говорили. Таким образом, незначительные средства Кристиана, заработанные то там то сям, шли на карманные расходы, на дополнительные траты, скажем, на сигареты или бутылку вина к ужину. Но что-то в этом было не так. Что-то не давало покоя. Не потому что для Кристиана Бьернова было неприемлемо сидеть на шее у жены. Дело не в том. Среди главных целей революции значилось и экономическое равенство. Однако расходы все увеличивались, и это накладывало на него определенные обязательства. Или, вернее, оставляло ему лишь второстепенную роль.

Ситуация достигла апогея в тот день, когда Бодиль заявила, что им нужны новые столовые приборы. Сначала Кристиан решил, что ослышался, но потом понял, что нет. Родители Бодиль — из Коринфа — сообщили о своем приезде, и Бодиль рассудила, что они не могут сервировать стол теми приборами, которые у них были до сих пор. Эти приборы они купили в лавке скобяных товаров, и до настоящего времени прекрасно ими пользовались, но для данного случая они, оказывается, решительно не годились.

Сначала Кристиан никак не отреагировал, но как-то раз он проходил мимо магазина, где продавался тот набор, о котором говорила Бодиль, увидел цену — и тут ноги у него подкосились. У него дома, в Хорсенсе, никому в голову не приходило покупать такие приборы, и ничего — жили и без них. Рассмотрев набор — самого современного дизайна — он задался вопросом, в чем собственно состоит преимущество поглощения супа рожком для обуви? Что-то в этом было не так.

Не потому что новый мир в его представлениях должен был обходиться без ножей и вилок. Да и жить в небольшом домике с собственным садом он был совсем не против. Малышу там будет хорошо. Но его потрясла до глубины души, во-первых, стоимость приборов, а во-вторых, мысль, что их нужно купить лишь потому, что приезжают тесть с тещей. Впервые он осознал, что так их называет. Раньше он об этом не задумывался и никогда не воспринимал себя в качестве «зятя». С этими людьми он был едва знаком: всякий раз, встречаясь с родителями Бодиль, он приходил к выводу, что они, конечно, очень милые люди, но еще лучше, когда их нет поблизости. Впрочем, про собственных родителей он думал точно так же.

Была и третья причина. Он совсем не собирался всю жизнь сидеть на шее у жены. Ведь во время революции он боролся за равенство, а в его случае никакого равенства не наблюдалось — с новыми приборами уж точно.

В силу своего темперамента — а он был человеком мягким, возможно, даже мягкотелым, что соответствовало передовым веяниям, — он не стал шуметь и возмущаться. Он, конечно, умел орать во весь голос, стоя в толпе демонстрантов перед американским посольством. Но в обычной жизни он голоса не повышал, и окружающие, страдавшие от вечного шума, очень это ценили. Кстати, возможно, именно по этой причине, он оставался в тени и так и не выбился в авангард. Правда, кое-что он все-таки сказал. Как-то вечером во время ужина они сидели друг напротив друга и ели новыми приборами — Бодиль их, конечно же, купила. Улыбаясь и держа двумя пальцами вилку самого современного дизайна, он спросил:

— Тебе кажется, это красиво?

Если представить, что на ее вопрос «Скажи, я красивая?», он ответил бы «Нет», за этим вряд ли последовал бы больший шквал эмоций. Она просто вышла из себя. Взревев, пулей выскочила из-за стола. Хлопнула дверью. Закрылась в туалете.

Какое-то время Кристиан Бьернов просто сидел, по-прежнему держа вилку двумя пальцами. Затем положил ее рядом с тарелкой и достал сигару. Немного посидел, глядя на нее, и тоже отложил в сторону. Честно говоря, он не знал, что делать. Их отношения, как собственно и сама революция, в наименьшей степени зависели от ножей, вилок и ложек. Тесть с тещей тоже не были виноваты в том, что он чувствовал себя в стороне от больших событий. Да и рождения ребенка он ждал с нетерпением. И все же он сознавал, что необходимо что-то сделать. Что конкретно, он не знал, но смутно догадывался, что это как-то связано с деньгами. В конце концов, он пришел к выводу, что нужно найти какую-то настоящую работу, за которую платят зарплату, — это поставит его на один уровень с Бодиль в социальном плане.

Вскоре она вернулась, с покрасневшими глазами и растекшимся макияжем. Рухнула на стул и впилась в него взглядом. На горизонте сгущались грозовые тучи. В тот момент никто из них не мог честно ответить на вопрос: «Любим ли мы друг друга или мы просто знакомые?»

Во всяком случае, Кристиан впервые почувствовал, что между ними пропасть. Словно кто-то — интересно, кто? — проложил рельсы, по которым они мчались в неизведанные дали, с бешеной скоростью, каждый в своем направлении. Он попытался вспомнить, кто она, и к своему ужасу обнаружил, что имеет об этом слабое представление. Единственное, что он знал точно: такой уродливой как сейчас, он ее никогда не видел. Ему придется взять себя в руки, ничего не остается, ведь он не подлец. Несмотря на свою молодость, он знал, насколько беременные ранимы и склонны к перепадам настроения, поэтому сложил оружие и пришел к выводу, что это с ним что-то не так. Он присмирел, можно сказать, выкурил трубку мира. И зажег сигару.

Революция шла своим чередом, один студент захватил кафедру ректора университета, в Германии стали расправляться с банкирами и политиками, а к Бодиль приехали родители. Все прошло как нельзя лучше, Кристиана очень хвалили за то, как он ухаживает за садом. Оба жителя Коринфа сошлись во мнении, что Бодиль прекрасно выглядит и что свободный покрой современной одежды изумительно подходит беременной женщине. Никакого чека выдано не было, но им явственно дали понять, что малыш ни в чем не будет нуждаться, раз уж все зашло так далеко.

После их отъезда Кристиан понял, что ход событий слишком ускорился — и он стал жертвой этого ускорения. Сегодня он в Хорсенсе, завтра уже на Аллее Дага Хаммаршёльда[49], сегодня он наедине со своим половым влечением, завтра у него дом, семья, вилки с ножами и аист на подлете. Наверное, с революциями всегда так: сегодня их нет, а завтра никто ни о чем другом и не говорит. Его попросту «развели как мальчишку» — это модное выражение просочилось даже в газеты. И хотя все, по-видимому, шло к лучшему, его не оставляло ощущение, что его надули, и он начал смотреть на мир другими глазами.

Среди прочего он вдруг заметил, что Бодиль — не единственная девушка на свете. Оказывается, тут возможны самые разнообразные варианты. И поскольку он по-прежнему был ярым сторонником правил, привнесенных (или отмененных!) новым временем, то не чувствовал особой вины, когда увивался за одной или кружил голову другой. Он просто применял на практике те идеи, которые, как уверяли все вокруг, ведут к свободе и счастью. А поскольку Бодиль в своем положении большого интереса к нему не проявляла, он чувствовал, что имеет полное право завязывать отношения на стороне.

В это время он начал зарабатывать деньги. Внезапно к нему пришло понимание, что высший балл за сочинение по датскому языку не был простой случайностью. Он обнаружил, что может писать, а люди с удовольствием за это платят. Это открытие явилось для него полной неожиданностью, но окутанный клубами сигарного дыма он не подал виду. Все, о чем он писал, было перепевом написанного и сказанного в последнее время, однако, поскольку слог его был остроумным и не таким выспренным, как у революционных деятелей, а широкая публика легко узнавала себя в его текстах, газеты оказались тут как тут. Ведь новизна для них не главное — лишь бы позиции были передовыми.

В этой связи изменение революционного курса не имело большого значения, он как-никак менялся повсюду, хотя убежденность an sich[50] в том, что уже наступило тысячелетнее царство, по-прежнему существовала, во всяком случае, среди лидеров революции. Кристиан подобной уверенности не разделял, а когда заговаривал об этом с Бодиль, у него складывалось впечатление, что изменение миропорядка ее давно уже не волнует. Ее, домашний, мир складывался из подгузников, колыбелек, вязаных штанишек и пеленального столика, который можно выдвинуть вперед и задвинуть обратно, поднять вверх и опустить вниз и который проще простого погрузить в небольшой автомобиль, если когда-нибудь они его купят, что вполне реально, ведь Кристиан повсюду мотается, ему машина очень даже нужна. Для работы, конечно. Раз уж у него такая работа.